Гнилые сердца последних героев

Ларс ощутил это так четко, что не выдержал: сделал один беспомощный шаг назад. Чувство нависшей опасности было громадным, и звук со свистом пролетающего сквозь бойницы ветра становился его звуковым проявлением, пронизывая слух и заставляя каждую клеточку тела дребезжать от напряжения. Время осталось где-то снаружи. На его место встало мучительное ожидание падения на самое дно пропасти. Ларс обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть ее и пропустить взметнувшиеся за его спиной пыльные столбы. Чудовищный грохот взрывов стер все существующие звуки, и это было так ожидаемо, что даже вздрогнуть никто не смог. Стена покосилась сразу в нескольких местах, небо стало желтоватым от бетонной крошки, градом осыпающейся на город. Гигантские фрагменты доныне непоколебимого массива отделились друг от друга и с оглушительным стоном стали разъезжаться, падая. Расмуссен вспомнил о взрывчатке, которую сам использовал при зачистке деревень еще до нашествия, вспомнил о том, что монашки знали, где она хранится, только когда упал на колени, задыхаясь в пыли. Всех рассыпало по улицам, но он успел запомнить, в каком из окон мелькнула копна медных волос. Он успел, еще до того, как все погрузилось в шершавое серое облако. Сколько раз за всю жизнь ему представлялось бежать? Вот так, бесславно и просто бежать, спасая себя от смерти. А сколько раз он делал это за последние пару дней? Он — чистокровный датчанин с корнями аристократа, так профессионально и с душой обманывающий людей, но приносящий им своей ложью не боль и потери, а надежду. Да, отец Расмуссен, который содержал целую свиту монашек и пользовался их любовью и уважением, не такой уж хороший человек, но проповедник Ларс, выслушивавший десятки исповедей и дававший людям шанс верить хоть во что-то, кто он? Преступник, достойный смерти, или. Спаситель? Ханна наблюдала за тем, как Барри мечется, ища выход из пыльной тучи. Она вовремя догадалась натянуть на лицо одежду, чтобы не задохнуться в этом Аду из бетонного порошка, и теперь могла спокойно следить за тем, как техасец медленно впадает в панику. — Что произошло? — время от времени рявкал он в ткань и нервозно щурился, пытаясь разобраться в ставших вдруг совершенно одинаковыми зданиях и проулках меж ними, — Какого хрена? Почему? Где ДжейКью? — Вообще-то он идет позади нас, — отвечала Ханна каждый раз, озираясь на случай, если шизик действительно куда-то запропастился. — Да, я иду позади вас, гребаные вы ублюдки, — так же отвечал ДжейКью, казавшийся седым из-за того, что пыль покрыла его волосы, — Из-за вас, идиотов, я в такой заднице! «Наверное, я выгляжу так же. Интересно, мы и правда поседели или это все-таки пыль?» — подумалось Ханне. — Я мог бы сказать то же самое, вонючий ты осел, — на этот раз разозлился Барри и обернулся, внушительно подавшись вперед, — Хочешь, чтоб я тебя отмудохал за все твои выходки? Санчез обернулась, чтобы посмотреть на выражение лица ДжейКью, и поняла, что тот не совсем верит в кулаки техасца. — Он отделает тебя по первое число, Джей, — многозначительно подняв брови, подтвердила она, — Выдаст так, что на всю жизнь запомнишь. Просто в гроб тебя заколотит. Как гвоздик. ДжейКью оскорбленно скрестил руки на груди. — Это, мать вашу, нечестно. Он больше меня раза в два и вид, как у быка, только кольцо в нос продеть, а я что? — А ты что? Просто признай, что готов добровольно распрощаться с челюстью, — Барри отвернулся и продолжил метаться, и Ханна с ДжейКью смиренно потащились за ним, но сзади вдруг послышался хриплый оклик. — Стойте! — появившись из пыли, просипел священник. Совсем недавно ему также пришло в голову закрыть лицо тканью, и он вынужден был оторвать от сутаны небольшую часть, — Где доктор? Где Рафаила? — Я не видела ее с тех пор, как началось все это дерьмо, — бросила Ханна, — Я слышу, вы здорово хрипите, Ларс, так что нам лучше побыстрее убираться отсюда. — Никогда не называйте меня по имени, — нахмурился Расмуссен, — Где Рафаила? Все же они решили немного поискать доктора и в конце концов выбрались в какой-то проулок, где пыль уже улеглась и была похожа на снег, покрывающий плиты тротуара. Тот самый дом, в котором Ларс видел Марцию за секунду до взрыва, темнел среди абсолютно таких же потертых, разбитых домов. Священник вздохнул и сел на его ступени, одновременно смахивая с сутаны и с волос «седину». — Я вижу, вы привязались к нашей Раф, — невесело усмехнулась Санчез, — Мне тоже она сначала понравилась, но потом случилась херня, о которой вы знаете. Впрочем, после этого она не перестала мне нравиться. Презабавная. — Полностью согласен, — добавил Барри, — Она считает меня членоголовым. Это очень забавно. — А меня — психопаткой, — засмеялась Ханна и ткнула пальцем в плечо ДжейКью, — Представьте себе, она думает, что я — такая же, как этот отмороженный придурок, ха-ха! — Нам нужно вернуться и поискать ее. Пыль уже осела, — предложил пастор. — Ну нет, сэр, вы как хотите, а я никуда больше не пойду, — отрезала Ханна, — В смысле, пойду, но только туда, где можно спокойно поесть или хотя бы счистить остатки вашей городской стены с одежды. А о Раф не беспокойтесь: я уверена, с ней все в порядке, и она уже обдумывает, как попытаться унизить нас в следующий раз. — Ты не можешь быть уверена в этом, — мрачно произнес Ларс, глядя на то, как Ханна, Барри и Джей всерьез собираются уходить. — По секрету скажу вам, отец: я ни в чем никогда не уверена до конца, — произнесла Санчез, — Почему бы вам не пойти искать ее одному, раз уж вы наплевали на все законы каменных джунглей? Она посмотрела на Расмуссена сверху вниз, с легким разочарованием и мутным подозрением во взгляде прямом, как штык, и сразу же развернулась, чтобы подтолкнуть в спину Барри. «Законы каменных джунглей… — подумал Ларс, — Зачем пытаться упростить то, что и так просто, как кукурузная лепешка? Предавай, убивай, насилуй, но делай это аккуратно и останешься законопослушным гражданином до тех пор, пока где-нибудь не облажаешься — это она имела в виду? Я совсем не понимаю ее».