Гнилые сердца последних героев

Начался дождь и прибил всю пыль к дорогам. Признаться честно, вид сквозь брешь в городской стене открывался потрясающий: спускающиеся вниз выцветшими лентами дороги вились по позеленевшим холмам, наискосок исчерченным бледными полосами дождя. И ни намека на полчища брызгающих желчью и гноем ходячих трупов. Царство покоя, свободы и тишины, чуть присыпанной осколками бетона. — Зря вы ее отпустили, — вздохнула Рафаила, глядя на холмы. От стены будто откусили кусок, как от здоровенного тако, — Она же сейчас скажет охотникам, что это мы подорвали стену. — Марция хотела сделать так? — поднял брови Ларс. — Ага. Сейчас она донесет всем, что мы фактически лишили город последней надежды, чтобы сбежать. Променяли, так сказать, родину на собственные дешевые душонки. Обрекли Даллас на смерть. Она так проникновенно пообещала убить вас, а потом — себя, что я даже поверила в это. А ведь сейчас это даже более вероятно, чем-то, что мы видим. — Определенно, хотя в Марцию я не верю. Для меня на данный момент существует только один вариант смерти: разгневанная толпа. Охотники уже на ружье, но не думаю, что они станут тратить время на наши поиски, даже учитывая то, что никакого нашествия вовсе нет. Тяжелые капли разбивались о плечи пастора. Его чуть седоватые у висков, кофейные волосы намокли и потемнели. Вода стекала по бледной коже, мутными струйками исчезая за воротом сутаны, крошечными капельками задерживаясь на бровях, кончике носа и в уголках большого, всегда чуть улыбающегося рта. — Может быть, роу сконцентрировались у восточной части? — неуверенно предположила Раф. — Вы своими глазами видели, как они надвигались со всех сторон, подобно цунами. Не глупите, док. Это был какой-нибудь мираж, не более. — Получается, я поставила на уши весь город не из-за чего, — произнесла доктор огорченно и убрала с глаз прядь слипшихся волос. — Это не так уж страшно в наших условиях, — сказал Ларс после некоторой паузы и сцепил руки за спиной. Только что он заметил, что взгляд его намертво пригвожден к фарфоровому профилю Рафаилы, и с силой отвел его, внутренне ругая себя, — Потому что город и так поднят на уши из-за охоты на меня и сбежавших преступников. — Может быть, но… дьявол… — Раф закрыла лицо руками, утомленно смеясь, — Я всегда боялась подвести кого-то, а теперь подвела целый мир. Эти люди доверяли мне, потому что я — врач, а репутация врача всегда безупречна. Доктор — последний положительный персонаж в истории этой страны. — Вы слишком много на себя взвалили. Поверьте мне, все, что делают люди — будь то поступки нравственные или безнравственные — совершается для того, чтобы изощренно погладить ненасытное человеческое эго. Это святая правда всех времен. Не существует ничего до конца искреннего, кроме желания ласкать свое самолюбие. — Любовь тоже? Сопереживание? Желание помочь? — Возможно, вам это будет больно признать, но да. Так уж сложено человеческое существо, что даже самые чистые, как это принято считать, чувства — всего лишь изощренный способ угодить самому себе. Сначала вам будет неприятно это осознавать, но потом вы поймете, что так устроен каждый, и смиритесь, — Ларс поднял голову, разрешая каплям увязнуть в ресницах, — Я давно уже смирился. Любовь — это в одном случае потребность иметь того, на кого можно опереться в случае каких-то сложностей и морально не ударить в грязь лицом, а в другом — просто сексуальные инстинкты, повязанные со стремлением наслаждаться восторгами партнера. — Или банальное желание доказать самому себе, что ты что-то значишь в этой жизни, — сказала Раф, глядя на безмятежное лицо пастора. *** Тинки поставил на стол чашки с кофе и уселся в кресло, закинув ногу на ногу. Снаружи грохотал дождь, обрушивая потоки воды на крытую железом крышу, а сквозь неплотно закрытые двери гаража виднелся асфальт, превратившийся в темное кривое зеркало. Под столом лежала зеленая неоновая палочка. Запах кофе смешивался с въевшимся в стены запахом бензина. — Завтра уедем отсюда, — сказала Ханна, — Не может быть, чтобы не было обходных путей. Найдем. И уедем из этой дыры. — Мне тоже кажется, что все это — паника из ничего, — кивнул Тинки, — Невозможно, чтобы роу окружили весь город. Такого никогда не было и не будет: роу — это вам не мыши, чтобы так быстро плодиться. — Полностью согласна, — девушка приподняла чашку в знак солидарности. — Но все-таки, — сказал Барри, зябко приподняв плечо, — Рафаила сама заявила о нашествии. Не думаю, что она могла ошибиться с этим. Он по-турецки сидел на полу, и изумрудный свет неоновой палочки странно ложился на его лицо, делая техасца осунувшимся. — Плевать. Сейчас нужно думать о том, как по-тихому выбраться из города, — проговорила Санчез, — И когда лучше это сделать. Барри, я надеюсь, ты поумнел и больше не собираешься оставаться здесь? — Не думаю, что я поумнел, — едко бросил техасец и припал губами к чашке. — Тинки? — девушка перевела взгляд на старого охотника, но тот только усмехнулся. — Здесь мой дом, малышка, и я никуда отсюда не уеду, даже если мне будет угрожать смерть, — произнес он мягко и зловеще одновременно. — Какие же вы отвратительные, — вздохнула Ханна, — Настоящие мужчины, с принципами, с ценностями. Знаете, почему вас так мало? Потому что вы в пекло бросаетесь при первом же случае защитить свою честь. Да и что такое дом? Не более чем еще одна вещь, к которой ты бессмысленно привязываешься. — Может быть и так, но мне все равно, — сказал Тинки, покачиваясь, — Я увяз в этой грязи и теперь никуда не хочу уходить. У человека должно быть что-то, к чему он захочет возвращаться снова и снова. Что-то, что будет держать его на этом свете до конца. Как дом. Или как любовь. Или как долг. — Окей. Это достойно, — сдалась Ханна. Голос ее слегка подрагивал, — Но учтите: мне будет больно думать о том, что вы здесь умерли, имея возможность жить. — Звучит, как комплимент, — Барри растянул губы в улыбку, — Ты слышал, Тинки? Кажется, эта независимая особа привязалась к нам. — Еще как, потому что вы — милые ублюдки, с которыми у меня больше общего, чем с родной матерью, — жалобно произнесла Санчез, — И ДжейКью — тоже, хоть он и окончательный псих. Но с безумца ведь и спроса нет! Джей коротко рассмеялся. Он сидел спиной к двери, на перевернутой бочке, и время от времени ежился от сквозняка, погруженный в какие-то свои размышления, только в пол-уха слушая остальных. — А мне кажется, ребята, что вся ваша болтовня — фуфло, — сказал он, отпив глоток обжигающего кофе, — Дом — это там, где тебе не задают лишних вопросов, а не вот это вот все, о чем вы только что говорили. Дом — это там, где ты можешь доверять самому себе. На несколько секунд повисла задумчивая тишина. В шуме дождя плавали какие-то отдаленные посторонние звуки. — Здорово сказал, — оценил Тинки, переварив услышанное, — Так сказать, подвел черту… Створки дверей распахнулись, и появившийся в просвете мужчина навел дуло ружья на первую голову, которую увидел, войдя. В ту же секунду раздался выстрел; кровью обрызгало все: стол, стену, кресло-качалку. Ханну обдало гранатовыми брызгами с такой силой, что в первые мгновения она даже не смогла раскрыть глаза, а когда раскрыла — почти ничего не увидела, потому что помещение погрузилось во тьму. Силуэты людей закрыли собой выход.