Гнилые сердца последних героев

Весенние сумерки залили влажные от недавнего дождя улицы. Странная шершавая тишина проникала в самую глубину слухового восприятия, делая неподвижность мучением. Все как-то метались по пустой комнате, которая вдруг оказалась еще и неописуемо тесной, а при взгляде на Барри быстро отворачивались. Техасец так и лежал на полу, даже не бледный, а бесцветный, выцветший, как старый акварельный рисунок, с жутко проступившими на шее венами. Стена над ним была слегка испачкана кровью. Буровато-красный, смазанный отпечаток мужской пятерни, именно он и заставлял всех отворачиваться, на самом деле. — Ну что там? — нетерпеливо закричала Рафаила в небольшую трещину, сквозь которую была видна квартира сверху. — Подожди ты, — приглушенно рявкнул оттуда Тинки. — Тише, прошу вас, — неуютно пробормотал Ларс, — Видит Бог, если вы будете так орать, то нас и слепоглухонемой найдет. — Это еще как посмотреть, — веско заявил Шумахер. Он закуривал уже третью сигарету подряд, выглядя при этом абсолютно спокойным и даже одухотворенным. Все посмотрели на него почти с ненавистью. — Хватит курить. У меня здесь пациент, — сказала Раф, — Выйдите в коридор и дымите там, господин шериф. Ханна все это время расхаживала по комнате, обхватив голову руками, а теперь подняла взгляд на Шумахера. Недавно она вспомнила его, просто так, ни от чего. А теперь он казался ей тем, кто подарит ей часть своего пусть визуального, но спокойствия. — Я, пожалуй, тоже выйду, — и они вышли и остановились на лестнице, прижимаясь к перилам. Простояли так минуты четыре, а может и целую жизнь, не глядя друг на друга и, кажется, даже забыв о том, что там их двое. — Тяжело, — произнес шериф, зажав тлеющую сигарету в уголке губ. Завиток дыма был едва различим в синеватой тьме помещения. — Вы красивый, я бы вас нарисовала, если бы умела рисовать, — сказала Ханна, заполняя беспокойную пустоту словами, — Но из-за этого вам никто здесь не хочет верить. Это царство некрасивых и жестоких людей. Почти средневековье, только декорации другие. — Да, тяжело, — стряхивая пепел в пролет, согласился Шумахер. — Уезжайте отсюда. — Уеду. Потом. — В Винслоу довольно приятно. — Может быть и туда, — мужчина вздохнул, — Лучше не строить планов. Вдруг я сегодня умру? — Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — сказала Санчез. Через час стало совсем темно. Ждали того времени, когда тьма уже наливается цветом ночи, а фонари еще медлят зажигаться, и бежали, как крысы, из города, в котором недавно были почти хозяевами. По крайней мере, подобные мысли мелькали в головах Рафаилы и Тинки. Шумахер вообще ни о чем не думал, маневрируя по улицам с выключенными фарами. За рулем он всегда думал только о машине. Или даже не думал — чувствовал. Рев «мустанга» успокаивал его лучше звяканья наручников. Рафаила держала на коленях голову Бакстера, ноги которого высовывались в противоположное окно, делая поездку пастора не слишком комфортной. — Почему не мог остаться я? — в который раз спрашивал Ларс без какой-либо интонации в словах, даже почти не шевеля губами, — Почему я не мог остаться? — Потому что осталась Ханна, — точно так же бесцветно ответила Раф. — Это не ответ. Ханна действительно осталась там, потому что «мустанг» оказался слишком тесным и потому что кому-то нужно было остаться и предупредить, если начнется погоня. У нее был телефон и возможность двигаться на все четыре стороны — Я не могла остаться. Я должна следить, чтобы не скончался этот кусок мяса, — доктор положила ладонь на лоб Барри, — Тинки не мог остаться, потому что нас нужно кому-то защищать. А шериф ведет машину. — Почему не мог остаться я? Раф повернулась и встретила острый, почти злой взгляд Расмуссена. — Потому что я так решила, черт возьми. Мы все еще живы только из-за везения и — я не знаю — божьей помощи, чистой случайности. Кто знает, в какую секунду разорвется бомба, взрыва которой мы ждали несколько лет. Техас насквозь заражен, и я имею полное право подозревать, что, кроме нас, в этом штате не осталось здоровых людей. Я буду в этом убеждена, пока не найду доказательство обратному. Так что помолчите, святой отец, и доверьтесь людям, которые имеют опыт в борьбе с роу. Ларс поднял брови и фыркнул. — Кроме того, вы здесь недавно, и никто достоверно не знает, подвержены вы заражению или нет, — добавила доктор. — Куда мы едем? — спросил через некоторое время Ларс. — На старый мост. Там есть убежище, в нем мы переждем нашествие. У роу есть один недостаток: они не могут быть полностью активны как в холод, так и в жару. Поэтому нам нужно всего лишь дождаться потепления. *** Санчез тянула жребий, не придавая этому всему особого значения. Просто кто-то должен был ненадолго остаться и следить за всей обстановкой «из тыла». В руке девушки оказалась короткая спичка, и в этот момент ей все еще было плевать. А потом, когда «мустанг» исчез за поворотом, но рев его все еще был слышен, она вдруг поняла, что никто не будет за ней возвращаться. Они просто сбросили лишний груз. Как ящерица, сбрасывающая хвост в момент опасности. Оставили ее без оружия, без ничего, в гуще событий. От ее одежды все еще пахло кровью, и это значило только одно. Ханна стала приманкой. Конечно. Не одна она смогла заметить это, кроме нее есть еще Тинки, который даже с закрытыми глазами отличил бы роу от здорового человека. Но они не ожидали, что врагами станут те, кого всегда нужно было защищать. Не ожидали, поэтому наскоро сочинили план, в котором они оказывались в безопасности, а Ханна становилась приманкой для роу. Она отвлечет внимание, пока охотники уберутся зализывать раны и готовиться защищать уже собственные шкуры. Она же не здешняя. Не из этих суровых краев. Поэтому это будет не такая большая цена за очередную победу над взрывающим человеческие рассудки древним злом. Что есть роу, спросила себя Ханна, мрачно разглядывая улицы с балкона на третьем этаже. Что есть роу? Не болезнь и не проклятие. Это есть мы сами тысячи лет назад, когда зачатки трезвого сознания едва ли зародились в наших чересчур лобастых головах. Это есть мы тогда, когда Человека еще не было, но был человек. Кровожадный зверь, гораздо опаснее других зверей, потому что гораздо слабее. Примитивный и жестокий мир заставлял древних людей использовать хитрость и коварство для того, чтобы выжить. Примитивный мир сделал людей самыми беспощадными животными на планете, которые в последствие уничтожали целые виды, выжигали леса, отравляли моря. Пожирали друг друга, когда не было другой пищи. И с тех пор где-то на задворках нашего разума этот монстр всего лишь ждал, когда гуманизм и моральные ценности отойдут на второй план. Когда снова истиной в последней инстанции станет жизнь. Жизнь, за которую нужно бороться любыми доступными способами, даже если потребуется убивать друг друга. Ханна спустилась на первый этаж и встретила там Марцию. Та с искренним интересом рассматривала отвратительные пятна крови на полу и стене в том месте, где едва не умер Бакстер. — Оу, а я уж думала, вы все сбежали, — сказала рыжеволосая, приподняв брови в знак удивления, — Тебе не хватило места в поезде «Спасение бегством» или ты забыла купить билет? — Я осталась, чтобы предупредить их в случае, если ты захочешь отправиться в погоню, — сказала вдова, засунув грязные руки в карманы. — Я хотела это сделать, но, представь себе, эти олухи не послушали меня. Охотники оказались упертыми баранами, а остальные слышат мои приказы через раз, — с сожалением и непониманием в голосе рассказала Марция, — Этот город — просто бездарность и люди — идиоты. Раз за разом пропускать под носом гнусных обманщиков и воздвигать им памятники. Меня тошнит. — Мне кажется, тебе не хватает лидерской хватки. — Не обязательно иметь лидерскую хватку, чтобы управлять армией. Тем более, когда тебе нужно уничтожить всего лишь одного человека. Санчез нащупала в кармане телефон, с разочарованием понимая, что в случае опасности он будет бесполезен. — Боюсь представить, кто этот счастливчик, — произнесла она, видя, насколько Марция нестабильна и нервозна. Людей, одержимых ненавистью, видно сразу — по взгляду, напоминающему взгляд разъяренного пса. — О-о-о, тебе даже не придется представлять: ты его отлично знаешь, — рыжеволосая коротко рассмеялась, — Это же пастор. Всеми любимый пастор. Даллас пригрел на груди змею: он — настоящий гад, правда же? — Этого я не могу отрицать, — не скрывая легкой улыбки, согласилась Ханна, — Очень профессиональный изворотливый гад. — И похотливый, как свинья, — Марция в отвращении скривила губы, — Мы считали его своей путеводной звездой среди грязи и хаоса, а он оказался не просто частью этого хаоса, он оказался Дьяволом во плоти. Сатаной под ликом праведника. Мефистовелем в сутане. — Ну-ну, достаточно сравнений. Думаю, Ларсу было бы лестно слышать такие отзывы о себе, — что-то в голове у Ханны щелкнуло, и она совершенно ясно осознала, что станет делать дальше, — Сдается мне, мы с тобой очень похожи своим отношением к проповеднику. Только я обуздала свой праведный гнев, а ты все еще находишься в его отравляющей власти. Эмоции только вредят делу. Если отмести их, то проблема становится просто ситуацией. Задумайся над тем, что мы с тобой чувствуем одно и то же, разве что я не стремлюсь любыми средствами отомстить пастору за обман, а спокойно взвешиваю свои возможности и вынашиваю план. — Что ты хочешь этим сказать? — Я хочу сказать, что из нас бы вышла отличная команда. Ларс уверен, что я на его стороне, поэтому мне будет гораздо легче ослабить его, нанеся удар с тыла. А ты будешь готова принять его, так сказать, тепленьким и завершить то, что давно хотела. В глазах Марции сверкнуло недоверие и в то же время заинтересованность. Ханна смотрела на своего будущего партнера сухо, и едва уловимая насмешка теплилась на дне ее глаз. Ночь окончательно захватила город.