Гнилые сердца последних героев

Сбежать по пригорку и в темноте отыскать люк, потянуть его на себя, вслушиваясь в треск разрываемых лоз, которые едва появились в этом иссохшем, провонявшем бензином мире. Пролезть в небольшое отверстие почти по пояс, повиснуть в невообразимой позе, ощущая странное беспокойство, достать ящик и открыть его. Под ночным небом насладиться блеском оружия. Тинки буквально отпихнул Рафаилу от тайника и сел на колени, беря в руки такой старый и такой знакомый трофейный ТОЗ. Он пролежал в ящике, под слоем пыли, наверное, целую вечность и вряд ли будет работать так же исправно, как тогда, но мужчина и не собирался использовать его по назначению. ТОЗ для него был не более чем напоминанием о минувших временах, когда охота на роу еще была своеобразным развлечением. — Не время ностальгировать, Тинки, — сказала Раф. Ее силуэт на фоне угасшего, но еще совсем слепого, беззвездного неба был четким, будто его вырисовали углем, — Забирай ружья и патроны. Нам нужно ехать. — Я не собираюсь бросать ее там. Я думал, у тебя есть какой-то план. — У меня и был план. — Оставить ее там, как лишний груз? Ты решила, что проще будет выиграть время, если мы сыграем «на живца»? Доктор тихо вздохнула. — Считай так, если тебе хочется, — произнесла она устало, — Я всего лишь спасаю ваши задницы. Сейчас нам нужно просто собраться с силами, найти подкрепление и зачистить город так, как мы это уже делали множество раз. Она здесь никто. Умрет она или будет жить — нет никакой разницы для нас, разве что во втором случае гораздо более высок риск, что у нас начнутся проблемы похуже уже имеющихся. — Циничная сволочь, — пробормотал Тинки, — Ты даже сказала ей, куда мы едем. Как будто ждала, что она сама туда доберется, безоружная и на своих двоих. — Мне нельзя было потерять доверие. Ее бдительность усыпил этот драматический конкурс с вытягиванием жребия, — девушка усмехнулась, вынимая из тайника второй ящик. Она отбросила крышку и взвесила в руках «Винчестер», — Надо же, какое совпадение: она тянула первой и определила свою участь. Никто и не догадался, что все спички были короткими. — Циничная сволочь, — повторил мужчина, поднимаясь, — Ну, теперь у нас есть оружие, и мы в полном праве вернуться за ней. — Да, конечно. В город, полный монстров. Фактически, сдаться, прыгнуть в сети, расставленные к вашему появлению. О, я представляю, что, попав в руки к рыжеволосой, ваша милая Ханна тоже была уверена, что вы вернетесь. Сработает эта связь, о которой все время говорит Ларс. Поверьте мне, никакой связи нет, — Раф растянула губы в сочувствующую улыбку, — Все мы сами по себе. Тинки сплюнул в траву и направился вверх, на пригорок, где в тени столбов, обозначающих въезд на мост, стоял «мустанг». Тинки бесила вся эта ситуация. Его бесила Раф, которая вдруг изменилась до неузнаваемости, бесило то, что они должны скрываться, как воры, что нет больше уверенности в непоколебимом существовании завтра. Потому что «завтра» теперь могло и не случиться, хоть до него и осталось недолго. Ветер гудел над шаткой конструкцией разорванного посередине, над самой рекой, моста, и гудение это получалось далеким и басовитым. Мост только издалека казался большим и суровым, вблизи он был неважной развалиной, на которой и при жизни пара автомобилей разъехалась бы с трудом. А теперь, когда большую его часть, связывающую южный и северный берега реки, унесла вода, он стал сомнительной достопримечательностью окраин Далласа. На южном берегу мост был разрушен почти подчистую, а с северного мрачно свисал, касаясь останками оголенного скелета темных волн реки. Несколько машин остановились в лесочке, совсем близко от берега. Ворчание двигателей смолкло, и тишь ночи вступила в полную силу. Марция держала в одной руке нож, в другой — пистолет, и смотрела на эти вещи так, будто видела их впервые. — Как думаешь, как мне лучше убить его? — спросила она у Ханны, сидящей рядом, — Перерезать ему горло или застрелить? — Думаю, застрелить будет проще, — ответила вдова, положив доверенный ей «Глок» на колени, — Меньше времени потратишь. — Но я хочу, чтобы он страдал. — Тогда стреляй по коленям. — Отличная идея, — сказала Марция, улыбаясь, — Но нож я все-таки тоже возьму. На удачу. Санчез сухо рассмеялась. — Ну да. На удачу. Она видела, что и водитель, и штурман, ехавшие вместе с девушками, были глубоко нездоровы. Нельзя было ручаться за то, что все их сопровождающие — роу, но и полностью отрицать этого тоже было нельзя. Сложившееся положение заставляло немного напрячься, но не более: Ханна хоть и боялась монстров животным страхом, но могла контролировать это, успокаивая себя наличием вполне четкого плана. — Когда будем действовать? — спросила она у Марции, любующейся лезвием ножа. — Сейчас парни встанут под ружье, и я начну, — ответила та, пробуя пальцем холодную сталь. — Окей, — Ханна глубоко вдохнула в надежде окончательно сбросить напряжение и невольно пощупала карман куртки, проверяя наличие ключевого звена в ее безупречном плане. Ключевое звено было на месте и немного больно впилось в палец прямо через ткань. Небольшой кусочек стекла, лежавший когда-то на подоконнике в той самой квартире. Тинки поднялся к машине и огляделся. Настроение было ни к черту. Он еще раз сплюнул в траву, огляделся, зацепился взглядом за алую точку зажженной сигареты во тьме. Шумахер курил, выпуская почти невидимые дымные кольца, и запах табака в каком-то смысле успокаивал. — Дашь закурить, шериф? — спросил старый охотник, и спустя несколько мгновений сигарета безмолвно легла в его протянутую ладонь. Щелкнула зажигалка. Еще один крошечный огонек зажженной сигареты вспыхнул в ночи. За ним вспыхнули фары, резко вычертив худые стволы деревьев, и в их неприятно-ярком свете появилась девушка, чьи волосы отливали кровавой бронзой. За ней из клубящейся тьмы появилась Ханна и, подняв пистолет, сделала несколько выстрелов. Это было последним наиболее четким событием ночи. Едва прозвучали первые хлопки, все перемешалось, и началась настоящая заварушка, где никто из стреляющих не знал ни того, где он, ни того, где-то, во что он стреляет. Санчез выпустила все патроны в воздух и старалась не отходить от Марции далее, чем на пару шагов. Рыжеволосая упрямо продвигалась к «мустангу», из-за которого отстреливались Тинки и Шумахер, не замечая ни беспорядочной пальбы ее обезумевшей команды, ни того, что справа от нее медленно продвигается чья-то тонкая фигура. Ханна же следила за всем и сразу в попытках держать под контролем и преследователя, и роу, и машину, и Марцию. Это оказалось сложнее, чем она думала, поэтому через несколько мгновений силуэт на пригорке исчез из ее поля зрения, а еще через полминуты огни и тьма заметались у нее перед глазами. Ханна прокатилась по траве, сбитая с ног. Рафаила подскочила к ней и, схватив за ворот куртки, рванула к себе. — Что ты здесь делаешь? — прошипела доктор. Во мраке можно было различить ее бледное лицо и немного сумасшедшие серые глаза. Дуло «винчестера» упиралось вдове в живот, — Говори, какого хрена?.. — Я ваши задницы паскудные спасаю, — Ханна вырвалась из рук Раф и рванула за ускользающей Марцией. План был действительно идеален. В сложившихся условиях, конечно, он не мог выйти таким зрелищным, как ожидалось, но его исполнение по-прежнему оставалось простым, а результат — беспроигрышным. Роу стеной надвигались к «мустангу», образуя вокруг него неплотное полукольцо. Стоит признаться, что действовали они более или менее слаженно для монстров, мозги которых медленно превращаются в кисель, однако беспорядочный шквал выстрелов, которые они производили, только мешал продвижению операции. Марция нырнула за упавший бетонный столб в нескольких метрах от машины, и Ханна скользнула за ней, чуть медленнее, чем это должно было быть. Пуля лизнула ее плечо, разорвав куртку и кожу, но серьезно ничего не задев. Капли крови исчезли в траве, а вместе с болью накатила внезапная волна паники. Санчез вжалась в бетон и стиснула рукой рану. — Что произошло? — спросила Марция, пусто глядя во тьму чуть левее лица Ханны. — Меня зацепило. Черт… — Сильно? — Нет, но это хуже, чем просто рана. Ханна зажмурилась, все сильнее сжимая плечо в попытках остановить кровь, но теплая жидкость все струилась у нее под пальцами. Грохот начал потихоньку стихать, а потом и вовсе от оглушительной пальбы остались только одиночные выстрелы, производимые из-за изуродованного пулями «мустанга». — Нет, нет, нет, пожалуйста, нет… Вскоре и последние хлопки прекратились. Видимо, Тинки или Шумахер, озадаченные тишиной, прекратили отстреливаться не глядя. — Черт возьми, нет… СОРВАЛСЯ, — зарычала Санчез, вдруг подскакивая и бесстрашно выходя из укрытия, — ПЛАН СОРВАЛСЯ. Она повернулась к замершим и обмякшим роу и подняла вверх окровавленную ладонь. — Черт с вами, бесы. Все-таки придется кому-то еще из нас быть сегодня убитым. Она вытянула свой жребий. А теперь ждала, когда монстры, одурманенные запахом свежей здоровой крови, очнутся от голодного анабиоза и разорвут ее на части. Ханна хотела, чтобы они проделали это с Марцией. Подкрасться, когда кольцо уже будет достаточно тесным, чтобы она не смогла сбежать, перерезать ей горло осколком и оставить на съедение роу. А самой сбежать, спрятаться под мостом, или, может быть, охотники забрали бы ее, поместили пятым пассажиром в салон. Ей было в привычку бежать налегке, ускользая ото всех опасностей и от смерти. Но в ту ночь, видимо, смерть устала ее догонять. — Что?.. Ханна? — Тинки выполз из-за машины и сощурил глаза в надежде разглядеть хоть что-то, — Что здесь, мать твою, происходит? В эту же минуту дверь «мустанга» распахнулась, и показался пастор. — Назад! — рявкнула появившаяся из тьмы Рафаила, — Все в машину, быстро! Марция выбросила вперед руку с пистолетом и несколько раз остервенело нажала на спусковой крючок. Посыпались стекла. Пуля пролетели насквозь по салону. Девушка вскочила на ноги и побежала к «мустангу», но ее сшибла с ног Ханна. — Не сейчас, напарница, — сказала она и, увидев направленное на себя дуло, только усмехнулась, — Если я сегодня и умру, то только вместе с тобой. Раздался щелчок, по которому стало ясно, что магазин в пистолете Марции пуст. Рыжеволосая безумно завизжала и собиралась уже швырнуть оружие в лицо Санчез, но та выбила пистолет у нее из рук, схватила ее за копну огненных волос и поволокла по траве в сторону моста. Воздух наполнился омерзительными воплями и руганью, ни с чем не сравнимой. Роу задвигались и подняли свои пушки, но стрелять не торопились. — Чувствуете? Кровью пахнет… — сказал один из них, наблюдая в прицел винтовки искаженное гневом лицо Марции. Рафаила тем временем метнулась к машине, но в салоне, кроме стеклянной крошки, не обнаружила ничего. Шумахер бессмысленно сидел в траве, скрестив ноги и держа свой сорок пятый опущенным так, будто просто играл с ним. Тинки поднялся и побежал вниз по пригорку. — Куда ты? — завопила Раф, — Где Ларс?! Она оглянулась, ничего не различая впотьмах, и бессильно ударила прикладом «Винчестера» по крыше автомобиля. Среди облаков то и дело показывались болезненные пятна лунного света. Свет луны рассеивался в сыром воздухе, лучи фар били в спину. Ветер приносил запах трагедии. Ларс продрался сквозь кустарник, росший на пригорке, и остановился перед Ханной. Марция зашипела, извиваясь и царапая руки вдовы, но та даже бровью не повела: просто взяла чуть левее и ускорилась, не обращая внимания ни на что. Пугающие фигуры роу за ее спиной собирались плотнее и неспеша двигались за своей добычей, без страха упустить ее. — Эй! — рявкнул пастор, пытаясь ухватить Ханну за плечо, но та вывертывалась с завидной ловкостью и упрямством, — Что ты… В этот момент Марция запустила одну руку в карман и с диким победоносным воплем вонзила нож в бедро проповедника. Мужчина взвыл, схватил девушку за запястье и тут же чуть не упал: все перед глазами у него потемнело от боли. — Да! Получай, гнида, получай! — завизжала Марция, силясь выдрать нож, — Больно тебе, да? Больно?! Так тебе и надо! Боже, как я счастлива! Гнить тебе в Аду, пастор, ГНИТЬ ТЕБЕ В АДУ! Она безумно расхохоталась, не отрывая взгляда от искаженного болью и ужасом лица Ларса, и хохотала бы, переливчато и пронзительно, еще долго, если бы не пуля, перебившая ее локтевой сустав и заставившая ее не смеяться, а вопить так, словно черти уже бросили ее в котел. Рафаила хладнокровно проследила за тем, как дрожащие пальцы Марции разжались, освобождая рукоятку ножа, и навела прицел на Санчез. Вдова мрачно приподняла брови и поволокла скулящую, страшно проклинающую весь мир экс-монашку на мост. Капли крови на бетоне выглядели, как крошечные черные бусины. Рафаила положила палец на спусковой крючок, но Расмуссен не позволил ей большего, грубо оттолкнув и выхватив из рук ружье. Стальная рукоятка, торчащая из ткани сутаны, в мерцании луны выглядела жутко. Хромая, пастор направился вслед за Ханной. — Что ты делаешь? — безразлично спросила Раф, словно интересовалась о погоде. — Не хочу быть идиотом, как ты, и трусом, как твои друзья, — процедил он. Доктор собиралась было остановить его, схватив за плечо, но за плечо схватили ее саму. Она обернулась и увидела лицо шерифа с пугающе впалыми глазами. — Мы уезжаем, док, — сказал он тихо. Рафаила сжала зубы и в последний раз посмотрела в спину Ларсу. А потом мягко убрала руку Шумахера и побежала на мост. Роу рассредотачивались на пригорке. Без первой порции крови они были еще не так решительны и опасны, поэтому кто-то остался у кустов, кто-то встал за упавший столб, а самые голодные двинулись вперед уже бегом, бросая силы на атаку. Ханна на мгновение оглянулась, заметила быстро приближающиеся силуэты и остановилась. Остановилась почти у самого края обрушившегося моста. В трех шагах за ее спиной дорога обрывалась в спокойный, бесшумный поток реки далеко внизу. В трех шагах перед ней что-то бессмысленно говорил пастор, и голос его срывался. Санчез не узнавала Расмуссена, и ей было больно смотреть на него и слушать его, поэтому она сконцентрировалась на роу. Вот сейчас они приблизятся еще, и Ханна отпустит Марцию, а вместо медных волос в руке появится ткань сутаны, и вдова вместе с проповедником сбросятся в реку. И, может быть, выживут. Вспомнился далекий день из забытого, брошенного на верхние полки подсознания прошлого. Это был июнь, может быть, вторник или среда, или суббота, наполненная тем редким чувством праздника, которое делает всех взволнованными и радостными. Тогда еще Ханна жила в России, и бабушка ее была жива, и вся ее семья еще не была похожа на свору бешеных собак, готовых перегрызть друг другу глотки из-за любого разногласия. Тогда еще запах цветущей сирени не был чем-то удивительным. Все готовились к какому-то застолью. Дидье как обычно суетился и шутил, неуклюже толкался на кухне, а Ханна что-то без конца резала, смешивала, доставала из духовки, помогая тетке и кузине. Бабушка иногда выходила из гостиной, чтобы посмотреть на своих внуков, создающих такой шум. На своих странных, но таких любимых внуков. Всюду витали потрясающие ароматы и дух веселья, во дворе гудел подъехавший только что автомобиль. А потом вошла Натали. В тот день все впервые увидели, что Винс ее бьет. А после похорон бабушки он окончательно превратил ее в запуганное, усталое существо, вздрагивающее от щелчка ключа в замочной скважине, вечно покрытое синяками и кровоподтеками. В тот день Натали перестала существовать, и это было первой предпосылкой к полному расколу семьи и последующему разъезду всех ее членов по миру. Никто не хотел оставаться в России. Было просто стыдно перед бабушкой. Даже после ее смерти — стыдно. Санчез глубоко вдохнула и пообещала себе уничтожить Винсента, это гнилое яблоко раздора. Нельзя было полностью винить его во всем, потому что без бабушки ее семья все равно умерла бы, как дерево, лишенное корней, но на Винсе представлялось возможным отыграться за все. К тому же, он был мудаком, заслуживающим хорошей взбучки. Ханна пообещала себе уничтожить его. Если выживет. В качестве поощрительного приза. Санчез приготовилась действовать, но кое-что ее опередило. Раф отделилась от бегущих роу и прыгнула между Ларсом и Ханной, одновременно взводя ружье. Она вскинула «винчестер» и первым же выстрелом скосила монстра, находящегося впереди, попав ему в ногу. Второй выстрел пришелся в живот другому роу, третий вскользь задел его голову. Это было так же бессмысленно, как швырять камни навстречу надвигающемуся цунами. Ханна увидела, как «мустанг» сдвигается с места и едет в сторону рощи, как его настигают выстрелы оставшихся на поляне роу, как он врезается в дерево. Все встало на свои места. Вот их участь — умереть. Пастор и Раф будут убиты монстрами, Ханна и Марция утонут, Тинки и Шумахер застрелены, а Барри… Барри даже не узнает, что его сожрали, просто сожрали, как горячий хот-дог. На миг Санчез почувствовала невыносимую боль за то, что охотник, ее охотник, должен умирать так бесславно. Столько сил потрачено на то, чтобы он жил, а теперь стало ясно, как божий день, что этому не было смысла. Просто всем положено было сгинуть. В эту весеннюю ночь. Вдова отпустила волосы Марции и присела на корточки, обнимая ее за плечи. Вдохнула глубоко-глубоко сладковатый прохладный воздух. И оттолкнулась, спиной ныряя в бездну. Она не хотела закрывать глаза, чтобы не забыть цвет ночного неба, цвет прячущейся за облаками луны. Через какую-то долгую секунду падения Ханну и Марцию с оглушительным плеском поглотила холодная темная вода. Это произошло как раз в тот момент, когда Ларс, подхватив на руки Рафаилу и прижав ее к сердцу так, как не прижимал даже библию, разбежался и прыгнул с моста. Боли уже не было. И это могло значить только одно. Вот она — смерть. Ледяная, мокрая, жуткая, похожая на кошмарный сон. Так ему и надо. Да. Так им всем и надо.