Гнилые сердца последних героев

Кто бы мог подумать, что так все обернется? Кто бы мог подумать? Где-то далеко по-прежнему цвели рассветы, по-прежнему ручьи скатывались со склонов холмов, а охотники чистили ружья, натачивали ножи. Где-то далеко по-прежнему кипела эта смешная и беспощадная жизнь. Дули ветры, шли дожди. В тысячах домов готовились обеды, ужины, завтраки. Люди ходили по улицам, подстригали кусты, покупали газеты, работали или просто ничего не делали. И это было так же обыденно и незаметно, как процесс дыхания. Мы дышим, но разве нам приходится задумываться перед тем, как сделать очередной вдох? Рафаиле пришлось не просто задуматься, а вынудить себя вдохнуть. Огромным усилием воли она заставила свои легкие расправиться, наполнив их воздухом. Этому сопутствовал ужасный, всхлипывающий звук. Веки были тяжелы, как и все тело. Под кожу будто набился песок. Ощущение жизни, растекающейся по венам, было столь же непривычно, как и дыхание. Девушка раскрыла слипшиеся веки и увидела перед собой дощатый потолок темно-орехового цвета. Ни больше, ни меньше. Запахи становились знакомыми, с трудом поднимаясь из вороха воспоминаний: сырое белье, пыль и рыба. Рыба. Что-то странное шевельнулось в памяти, неохотно и тихо. Рафаила сдвинула брови, борясь с усталостью и глухой болью, оплетающими все ее существо. Девушка не желала вспоминать, кто она такая. Ей не хотелось разбираться в том, что происходит. У нее было одно желание — заснуть и не просыпаться никогда, чтобы больше не чувствовать свое обессилевшее, жалкое тело. Рыба, обычно, обитает в воде. Доктор резко подтянула руки к лицу и интенсивно растерла глаза и щеки. Вода. Нескончаемый поток спокойной темной воды. Нескончаемый поток холода и страх, почти звериный, нестерпимый, позорный. Все это было элементами какой-то неприятной истории, может быть, услышанной в детстве. Она казалась настолько далекой, что Раф посчитала ее никогда не существовавшей на самом деле. Возможно, маленькая фантазия. Дурной сон. Небольшая комната, в которой находилась девушка, напоминала деревенские сени. В углу стояла небольшая печка, рядом — пара каких-то мешков и ящик. Слева и справа — две двери из того же материала, что пол и потолок. Раф обнаружила, что лежит прямо на матрасе, который в свою очередь постелен прямо на голый пол. Рядом был еще один такой же матрас, а на нем лежал кто-то, с головой укрывшись старым одеялом. Доктору вдруг стало невероятно любопытно, кто ее сосед, и она потянулась, чтобы стянуть одеяло, не думая о том, что человек, скорее всего, спит и ему будет неприятно узнать, что кто-то разбудил его просто из интереса. Она чувствовала себя девочкой, которая все в этом мире видит впервые. Где-то в глубине души она знала, кто она и что произошло, но не хотела это вспоминать. Упорно не хотела. Рафаила аккуратно взялась пальцами за одеяло и, потянув вниз, сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Рядом лежала рыжеволосая девушка, и оттенок ее волос так же, как и напоминание о воде, всколыхнуло что-то страшное в душе Раф. Послышалась тяжелые шаги. Дверь, отрывисто скрипнув, отворилась, и в комнату вошел мужчина с седой бородой и такими же седыми волосами, собранными в хвост. С зеленого плаща, в который он был одет, капала вода. — Опять сегодня дождь, — ласково оповестил мужчина и, подойдя к печке, стал раздеваться. Рафаила прислушалась и поняла, что действительно шел дождь. Его капли глухо ударялись в крышу, — Как твоя рука? Доктор не стала отвечать. Мужчина обернулся, и глаза его, серо-зеленые, расширились от удивления. — Наконец-то, мисс, а то я уж думал: вы не жилец, — он улыбнулся в бороду и повесил плащ на крючок у двери, — Не холодно вам? — Нет, — ответила Рафаила и подняла брови. Ее почему-то смутило звучание ее собственного голоса, такого глубокого и ровного. — Потише, ваша подруга же еще спит, — приглушенно проговорил мужчина, — Я — Барт Дью, но для вас просто старик Дью. Как вы себя чувствуете? — Нормально, — шепотом ответила Раф, искоса поглядев на рыжеволосую, — С чего вы взяли, что она — моя подруга? Старик Дью еле слышно рассмеялся, усаживаясь на ящик и протягивая руки к печи. — Я же вас троих и выловил-то из реки. Вместе со священником. Только не священник он, — казалось, говоря эти слова, он еще более повеселел, — Знаешь, почему? — Почему? Рафаила нахмурилась. Все это очень сильно напоминало ей кое-что. Тот дурной сон. — Потому что под сутаной у него обычная футболка, а священники такое не носят, — веско заявил Дью, — А тебя-то как звать? Твоя подружка не слишком разговорчивая: у нее рука перебита, видимо, о камни ударилась, когда ее течением-то несло. Раф вздрогнула и закрыла лицо руками. Все случившееся мелькнуло у нее перед глазами одним большим кровавым пятном. Но сожаления не было. Как и боли: боль ушла. Не осталось ничего, кроме желания отдать свою изорванную душу уюту этой милой комнаты и заботе старого рыбака. — Рафаила, — простонала доктор. — Как? — не расслышал старик. — Рафаила Хантинг. Я — врач. А это… — она посмотрела на спящую Марцию, на ее обескровленное, осунувшееся лицо, на потемневшие веки, — Это действительно моя подруга. Вы можете сказать, сколько дней мы здесь? — Почти неделю, мисс. Я в то утро как раз на лодке вышел, не рыбачить, просто посмотреть реку. А тут вижу — вы. Сначала подумал — мертвецы, а потом как выловил, сразу понял — спешить надо. Вы-то с тех пор только спали да спали, пару раз просыпались и бредили какими-то монстрами, черте чем, в общем… Мне приходилось за лекарем бегать в деревню. Боялся, что вы — того. Старик рассыпчато засмеялся. Рафаила глубоко вздохнула и привалилась спиной к стене. — В деревню? — спросила она. — Да-да, а куда ж еще? У нас тут тихое место. Кругом — ни души, одно зверье да птица. Поговаривают, что в штате какая-то беда творится, но нам-то что? У нас тут всегда хорошо, всегда спокойно. Грин Хиллс — так и называется наша деревня. — Вот так, значит… А мужчина? Тот, что как-бы священник? — В соседней комнате. Библию читает, — Дью сдержал смешок. *** Неделями спустя Рафаила прогуливалась по широким улицам Грин Хиллс, направляясь в лекарственный магазинчик, и разглядывала встречающиеся на пути цветущие клумбы. Зелень уже во всю бушевала, обвивая деревеньку зелеными лозами. День был пасмурным, но приятным, как мимолетный поцелуй. Доктор вошла в магазин, толкнув дверь, которая задела закрепленную над ней «музыку ветра» с висюльками в виде крошечных птиц. Раздался мелодичный звон, и в тесном помещении, заставленном стеклянными шкафами и холодильниками, на мгновение стало чуть светлее. — О, мисс Хантинг, доброе день! — вскричал человек в халате, — Извините, я немного занят… — Я вижу, — улыбнулась Раф, практически ткнувшись в спину стоявшей возле кассы девушки. Волосы ее были собраны в короткий хвост, а на оголенном плече, с которого сползла куртка, багровел отвратительный шрам. Девушка расплатилась за лекарства и, на мгновение встретившись с Рафаилой взглядом, ушла. Это были неприятно-зеленые глаза импульсивного, непредсказуемого человека, заставившие доктора содрогнуться от нахлынувших воспоминаний. Буркнув что-то, она выбежала вслед за этой девушкой и, нагнав ее у угла аптеки, развернула к себе. — Ты что-нибудь знаешь о Барри? — спросила Раф, чувствуя, как кровь отливает от лица. — Да, — ответила Ханна, и уголок ее губ дьявольски приподнялся. Она аккуратно высвободила свой рукав из пальцев доктора и попыталась загадочно исчезнуть, но спустя столько времени Рафаила не могла больше играть в игры. — Что с ним? — Он жив и сейчас в Далласе. Представь себе, в этой глуши есть телефон, и я даже смогла дозвониться в полицию. Наш шериф живее всех живых, а вот Тинки… Его-то как раз в ту ночь и… — Ладно, не продолжай, — Раф отпустила руку Санчез и облизала губы, вдруг ставшие сухими, — Что будешь делать теперь? — Поеду в Винслоу и огорчу своих родственников тем, что я все еще не на том свете, — хохотнула вдова и виновато посмотрела на сверток с лекарствами, — Думаю, мне пора. — Увидимся, — сказала Раф. — А может и нет. Ханна снова хохотнула и направилась прочь. Рафаила некоторое время смотрела куда-то в глубь себя, наслаждаясь чудесным чувством облегчения, а потом вернулась в аптеку. Старик Дью не любил ждать.