Lord of Time

— Мистер Певерелл! — прогремел голос профессора Слизнорта, как только Гарри переступил порог Большого Зала, собираясь пообедать. Слизеринцы с трудом удержались от того, чтобы сжаться: Слизнорт редко называл своих любимчиков по фамилии, а Адриан определенно был в их числе наряду с Томом. К тому времени, как Гарри поднял взгляд, Слизнорт уже мчался к нему с невероятно суровым выражением на его обычно радостном лице. Большой Зал затих, наблюдая, как декан Слизерина приближается к Адриану, не желая ничего пропустить. Итак, они услышали его следующие слова: — Что я уже успел натворить? — возмущённо вскрикнул Гарри. Он ожидал, что его выделит или сделает что-то подобное Дамблдор. Возможно, не в Большом Зале, но небольшая вероятность этого всё же была. Так что Гарри очень удивился, когда увидел взбешённого Слизнорта. Он озадаченно наблюдал, как волшебник приближался к нему. — За мной, — потребовал Слизнорт, как только оказался в пределах слышимости[1] Адриана. — Ты можешь идти на обед, Том, — он отпустил своего любимчика. Честно, большую часть времени Том и Адриан были как сиамские близнецы: друг без друга никуда. Он пошёл за Адрианом, когда тот повернулся на выход из Большого Зала, выглядя весьма озадаченно. — Ты хоть представляешь, чем я занимался последние несколько часов? — рявкнул Слизнорт, глядя на Адриана с разочарованием, раздражением и едва скрываемым беспокойством. Гарри отступил назад и нахмурился, глядя на своего декана, совершенно ошеломлённый происходящим. — Эм… Нет? — ответил он. Его зелёные глаза были ярче обычного и благодаря своей выразительности показывали все его эмоции. — Я осмотрел каждый дюйм этой школы, пытаясь найти тебя! Где ты был? — требовательно спросил Слизнорт. Он увидел непонимающее выражение лица Адриана, и его гнев улетучился. Насколько же ужасна была жизнь подростка, что ему совсем непонятна чужая забота? — Я просто… эм… читал в заброшенном классе, — ответил Гарри. Не мог же он прямо сказать, что варил зелье и помогал Тому убрать его магический след? Даже профессору Слизнорту. Он всё ещё не понимал, к чему весь этот переполох. — Ты не понимаешь, насколько серьёзно был ранен? Тебе не следовало вообще покидать больничное крыло! Все о тебе беспокоились! — ругал его Слизнорт. — На самом деле мне стоит даже снять с тебя баллы за непослушание целительнице Чанг, — сказав это, он поджал губы: он не мог так поступить, потому что Адриан не понимал, почему навели такую суету — это было написано на его лице. — Если ты когда-нибудь снова окажешься в больничном крыле, не покидай его без разрешения. Это понятно? Ты мог как-то неудачно повернуться или ещё что-то, и тебе нужно было принять зелья, — что ещё хуже, возникла мысль, что его похитили прямо у них из-под носа. — Э-э-э… Я обещаю, что не буду уходить без разрешения, сэр, — сказал Гарри. Почему из этого раздули такую проблему? В своём времени он сбегал из больничного крыла десятки раз, и никто ему ни разу ничего не сказал. Чёрт, Поппи даже ни разу не приходила за ним или не просила учителей сказать ему, чтобы он вернулся, а она всё же заботилась о своих пациентах… Если только… Если только она не пошла жаловаться Дамблдору, а старый волшебник отправил её восвояси. Или, возможно, это сделала МакГонагалл? — Я очень сожалею, что причинил столько беспокойства… Я не думал, что это так важно. — Конечно, это важно. Ты под нашим присмотром, а мы заботимся обо всех учениках. И после обеда мы отправим тебя к целительнице Чанг, чтобы убедиться, что твоя выходка не причинила тебе никакого вреда, — многозначительно сказал Слизнорт. Он не примет ответ «нет». — А что касается твоих заявлений в Большом Зале… — добавил он, снова посуровев. Гарри сжался, ожидая окончания фразы. Он был так смущен, что потерял тогда всякий контроль. — Ты был прав. Это серьёзный случай, и его нельзя было пытаться замять… — заявил Слизнорт. Учителя сами не понимали о чём думали, когда пытались так быстро забыть о случившемся, ведь произошедшее действительно было очень серьёзным. Они должны были понять это и без помощи жертвы нападения. Не стоит и говорить, что они чувствовали себя просто отвратительно. — Хагрида не исключат, не так ли? Я просто подумал, что, может быть, будет достаточно клятвы или обета, — поспешно сказал Гарри, словно защищая Хагрида, но на деле он надеялся укоренить идею о клятве или обете в мыслях Мастера Зелий. Он бы предпочёл, чтобы в Хогвартсе вообще не было гнезда акромантулов. В Запретном Лесу и без них хватало всяких тварей. Вполне было достаточно и одного Арагога, но этому идиоту надо было принести ему «друга», чтобы он не чувствовал себя «одиноко». Честно говоря, Хагрид иногда был… тормозом[2]. Он хотел дракона, но не думал, сколько это принесёт проблем — а ещё его чёртовы махинации с детёнышами оборотней и акромантулами. О чём, чёрт возьми, думал Дамблдор, когда позволил ему оказаться рядом с детьми? Ах да, ему же было наплевать. — Нет-нет, его не исключат, — сказал Слизнорт, проницательно глядя на Гарри. О, он знал, что в каждом из его слизеринцев есть что-то гораздо большее, чем они показывают. Они слишком быстро забывали, что он и сам слизеринец. Гораций прекрасно понимал их мысли и поведение, потому что сам когда-то действовал подобным образом. Впрочем, ничего не изменилось и сейчас. Тем не менее идея была хорошей. Это меньшее, что мог сделать гриффиндорец, учитывая, что он чуть не убил другого ученика по чистейшей неосторожности. Хагриду повезло, что это случилось не когда ему было семнадцать: тогда бы просто вызвали авроров, и его бы уже ничто не спасло. А так у него просто была отработка со Слизнортом. — Профессор Дамблдор назначил тебе отработку за то, как ты с ним разговаривал, но всего лишь на неделю из-за обстоятельств, которые к этому привели: ты, по понятным причинам, был расстроен, — и потому что Адриан был прав, но Гораций не собирался это озвучивать. Он спорил на этот счёт и, к счастью, добился своего. Говоря откровенно, реакция Альбуса удивляла и вызывала подозрения. Очевидно, Адриан попал в слабое место. Как он узнал об этом, оставалось только гадать, так как даже Слизнорт не знал, кто такая эта Ариана. Она не ученица и не могла быть ученицей до его прихода в школу, потому что они с Альбусом начали работать в один год. Но реакция Альбуса была для него не характерна. Гораций чувствовал, что что-то назревает, и это его беспокоило. — О, хорошо, — сказал Гарри, демонстративно беспомощно пожимая плечами. — Во сколько? — Ровно в семь часов, — сказал Слизнорт. — А теперь давай возвращаться. Не знаю, как у тебя, но у меня с утра появился просто зверский аппетит! — Да, сэр, — сказал Гарри. Это правда: он был довольно голоден, но только потому, что ничего не ел со вчерашнего ужина. — О, и Адриан? — Слизнорт опустил руку ему на плечо, остановив у самой двери. — Если тебе нужно будет поговорить, не важно о чём и почему… Ты же знаешь, что можешь прийти ко мне, верно? О чём угодно и о ком угодно. — Спасибо, профессор, — искренне ответил Гарри, слегка улыбнувшись ему, прежде чем снова войти в Большой Зал. — Хэй, Адриан, ты в порядке? — спросил один из младших когтевранцев. После этого посыпались вопросы и от других, но в большинстве своём все спрашивали, как он и выздоровел он или нет. — Здравствуйте, профессор, — сказал он, когда мимо проходил Слизнорт. На что Слизнорт добродушно ответил: — Приятного аппетита, юный Смит. — Я в порядке, но спасибо, — улыбнулся им Гарри. — Ты получил от меня открытку и подарок? — спросила Миртл, обеспокоенно глядя на Адриана. Укус выглядел очень воспалëнным. — Эм, на самом деле они всё ещё лежат в больничном крыле. У меня ещё даже не было возможности открыть хоть что-то, — смущённо признался Гарри. — Но я уверен, что мне всё понравится. Спасибо! — Не за что. После ужина мы будем в библиотеке, присоединишься? — спросила Миртл. — Вообще, у меня недельная отработка с Дамблдором, так что я не смогу посидеть с вами на протяжении всей недели, — признался Гарри, впуская в свой тон немного горечи. — ЧТО? Почему? Они не могут наказать тебя за то, что ты говоришь правду! — воскликнула возмущенная такой несправедливостью Миртл, и все остальные за столом Когтеврана яростно зашумели, вместе с ней выражая свой протест. — Возможно, я и сказал правду, но думаю, что это из-за того, как я это сказал, — Гарри пожал плечами. — Я голоден, так что пойду к своему столу. Поговорим позже, ребята, ладно? — Ладно, увидимся позже, — сказала Миртл, даже не пытаясь скрыть своё беспокойство. — Пока, Адриан! — попрощался Голдштейн. — Увидимся! — сказал Гарри, махнув рукой, когда быстро направился к слизеринскому столу, прежде чем с ним снова заговорят. — Он только что вышел из больничного крыла, а ему уже назначили отработку? — недовольно прошипела Миртл, глядя на преподавательский стол. — Это отвратительно! — Стивен Селвин практически выкрикнул своё согласие. Оливия Хорнби нахмурилась, посмотрев на еду перед собой, и начала есть. С тех пор, как появился этот мальчишка, её жизнь пошла на спад. Раньше она была самой популярной девочкой на своём курсе, ставила всяких уродин на место, пользовалась уважением своих однокурсников, которые по первому зову[3] выполняли всё, что она просила. А потом появился Адриан Певерелл и всё испортил, заставив всех над ней смеяться! Над ней! Она чистокровная, все должны были следовать за ней, а не за полукровкой Уоррен. Оливия ещё пока не собиралась бросать ей вызов, но она в буквальном смысле надерëт задницу этой полукровке. Ей помогал старший брат, и она выучила уже много заклинаний, но нужно было знать больше, чтобы подобное не повторилось снова. Когда уже подадут десерт? Она хотела пойти в свою спальню, потому что это уже было нелепо: «Адриан это, Адриан то». Эта небольшая новость, пущенная Адрианом, разнеслась по Большому Залу со скоростью лесного пожара, и учителя не могли с этим ничего сделать, — и ничего сказать — потому что ученики не вели себя шумно, а, напротив, были тише обычного в невероятной демонстрации единства всех четырёх факультетов — они были объединены одной верой: то, что делали сейчас учителя, не было справедливым. — Миртл, ты знаешь, кто такая Ариана? — спросил у неё Голдштейн, так как она дружила с Адрианом и могла что-то знать. — Нет, и я не могу найти никаких упоминаний о ней в Хогвартсе, — ответила Миртл. — Я просмотрела все школьные архивы за последние пятьдесят лет. — Почему ты не спросила у него? — поинтересовался Селвин. Он тоже очень хотел знать. — Я и не думала об этом, — Миртл нахмурилась. — И, честно говоря, ты уверен, что действительно хочешь знать? Дамблдор выглядел так, словно вот-вот упал бы как подкошенный, а Адриан получил отработку за одно её упоминание. Кем бы ни была Ариана, тебя, вероятно, будут ждать плохие новости, если ты хочешь попасть на тёмную сторону Дамблдора… Продолжай копать, и он лишит нас миллиона очков, точно так же, как и слизеринцев. — Но ты же копаешь! — одновременно запротестовали сидящие рядом с ней ребята. — Ага, — ухмыльнулась Миртл и злобно захихикала. От такого её смеха у Гарри каждый раз волоски на шее вставали дыбом. Она хотела знать, потому что была истинной когтевранкой и в ней горела настоящая жажда знаний. Кандида Когтевран бы гордилась ею. — Что случилось? Что хотел Слизнорт? — с любопытством спросила Дорея Блэк со своего места на скамье и уставилась на Адриана, который буквально только что сел. Все ждали его ответа, хотя стоило признать, что, по крайней мере, половина пыталась делать вид, что не слушает. — О, произошло то, что я и подозревал, — пожал плечами Гарри, когда стал накладывать себе еду. Как только он почувствовал аромат ещё горячей еды, в животе сразу же заурчало. Гарри положил себе на тарелку много овощей — особенно картошки. Он раздраженно вздохнул, когда увидел, что все сидящие за его столом нагло ждали ответа, и сказал: — Мне назначили недельную отработку за то, как я разговаривал с Дамблдором, и сделали выговор за то, что я сидел в заброшенном классе и без разрешения покинул больничное крыло. Том рукой спрятал ухмылку. Он гордился способностью Адриана так непринужденно всем лгать. Заброшенный класс, ну конечно. Комната была лучшей вещью в школе, и он гордился ею и тем, что поколения его предков сохраняли Комнату тем, чем она и должна была быть — тайной. — Мне нужно будет вернуться после обеда, — недовольно добавил Гарри. Он ненавидел больничное крыло и надеялся, что целительница Чанг не собиралась заставлять его остаться там ещё на одну ночь. — Нам задавали домашнее задание в те два дня, пока меня не было? — Я оставил его у тебя на кровати, — прохладно ответил ему Том. Сказать, что ему было скучно, — не сказать ничего. Он скучал по их спорам на уроках. Это заставляло его ещё больше думать об Адриане. Он испытывал так много всего, когда видел его лежащим в больничном крыле. Том не привык к этим эмоциям, но гордился тем, что сумел сохранить свой разум ясным, а значит он мог сделать всё что угодно. Если бы это оказался кто-то другой, абсолютно любой, ему было бы всё равно: он бы просто с любопытством наблюдал за суматохой. — Спасибо. Так сколько там заданий? — спросил Гарри. Домашнее задание. Вот по нему он точно не скучал, когда закончил Хогвартс. Но всё-таки он его делал. В конце концов это его новое начало — и будь он проклят, если облажается. Если уже не облажался. Но нет, и речи не могло быть, что Дамблдор рискнет тем, что кто-то может узнать об Ариане, сделав из этого такую большую проблему. Все, возможно, видели его реакцию, и, вероятно, им уже стало любопытно. — Два. Древние Руны и Трансфигурация, — ответил Том. В последнее слово просочилась ирония. Гарри сухо усмехнулся. — Ну конечно, — это всё, что он сказал. — Полагаю, ты уже сообщил мистеру Певереллу о его отработке? — выжидательно осведомился Альбус у Горация. — Да, — напряжённо ответил Слизнорт. Он был глубоко недоволен решением Альбуса назначить Адриану отработку сразу после выхода из больничного крыла. Ему не стоило принимать всё близко к сердцу. Это просто было не похоже на Альбуса, и Гораций тоже беспокоился. Однозначно что-то происходило. Адриан знал что-то такое, что превращало обычно довольно счастливого и добродушного Альбуса в мстительного мага. Гораций не единственный, кто заметил это. Септимус тоже бросал на него странные взгляды. Гораций, поговорив с преподавателем Нумерологии, понял, что у того были те же мысли[4], и это было не очень хорошо, потому что он не хотел подтверждений своих предположений. В Альбусе ничего не изменилось: ни его голос, ни его общее поведение — просто его действия проявляли его мстительную сторону, которой Гораций раньше не замечал. — Хорошо, — сказал Альбус. Он перевëл взгляд на мальчика, и внутри всё задрожало. Дамблдор положил столовые приборы, не в силах съесть больше ни кусочка. Он даже не был уверен, что хочет видеть мальчика у себя на отработках. С тех пор как Певерелл произнёс это слово, весь его внутренний мир обрушился, и он стал с подозрением относиться ко всему своему окружению. Знали ли слизеринцы? Знал ли Гораций? Знали ли другие факультеты? Знали ли его гриффиндорцы? Знали ли учителя? Его величайший позор… Его величайший грех, и о нём знал этот мальчик… А кто ещё? Он очень боялся, что это станет известно всем. Геллерт же не мог оказаться бессердечным настолько, чтобы поступить с ним так? В мире живых об этом знали только двое. Потом Альбус вспомнил слова брата, которые тот выплюнул ему в лицо: «Ты можешь скрывать это сколько хочешь, Альбус, но рано или поздно правда всё равно выйдет на свет!» Он исполнил своë обещание? Рассказал об этом людям? — А вообще, Гораций, ты не возражаешь, если мальчик проведёт сегодня отработку с тобой? — ему нужно было убедиться. Если бы его брат так поступил, то он бы никогда не простил его. Но если это не он… Тогда ему нужно будет разоблачить этого мальчика как шпиона, потому что, конечно же, это было единственным вариантом, почему тот знал такие сокровенные подробности его жизни. — Что ж, хорошо, — Гораций вздохнул, соглашаясь. У него уже проходил отработку Хагрид, так что изменится, если он возьмёт и Адриана? Возможно, если Хагрид увидит, что произошло по его вине, то это поможет ему осознать всю серьезность последствий от его действий? Он чуть не убил одного из его слизеринцев, и это было недопустимо. Причём одного из самых ярких слизеринцев. Все ученики были в ярости, и учителя уже заметили и предотвратили четыре нападения на полувеликана.