Альбус ничего не ел, пока ждал окончания ужина. Он не хотел привлекать к себе ещё больше внимания своим ранним уходом и игнорировал все взгляды, направленные на него с ученических столов. К его раздражению, — под которым скрывалась боль — его гриффиндорцы тоже странно на него смотрели. Он их декан, и до недавних пор был ими просто обожаем, так как они смели смотреть на него, как на дерьмо под носом? Это наводило его на мысль… Знали ли они? Дамблдор не мог слышать их со своего места, но у них, безусловно, не было другой причины так с ним себя вести, верно? Альбус немного напрягся, пытаясь расслышать разговор за гриффиндорским столом, но потерпел неудачу.
— Ты не знаешь, что сегодня с учениками? Они не такие жизнерадостные, как обычно! — спросил Альбус, пытаясь хоть как-то показать, что беспокоится за них. На преподавательский стол смотрели не все ученики, но смотрящих было достаточно, чтобы он заволновался: на него были направлены взгляды учеников всех четырёх факультетов. На висках выступил пот — Альбус постарался ненавязчиво смахнуть его, пока вытирал рот. Ему было так холодно, что он почти ощутимо дрожал, однако был готов поспорить, что температура в Зале была такая же, как и всегда.
— Да-да, определенно не такие, — холодно ответил Септимус, глядя на учеников. Было весьма очевидно, что они на что-то злились, но он никогда раньше не видел их настолько объединёнными злобой. Печальными — да, напуганными — тоже. Но это обычно наблюдалось во время прочтения газет, в которых говорилось, что Грин-де-Вальд делает с волшебным миром и сколько человек погибло во время его нападений — что бы он ни делал. Септимус заметил, что большинство взглядов направлено на Дамблдора, нежели на кого-то ещё. Любопытно. Что же он такого сделал, что дети так разозлились? Шансы, что им удастся это узнать, были почти ничтожны.
Альбус практически беззвучно вздохнул, когда исчезло основное блюдо и появился десерт. Ещё двадцать минут, и он может идти. К счастью, ему не нужно было патрулировать школу до комендантского часа, что давало ему возможность выяснить, что же всё-таки происходит. Альбусу было необходимо понять, как, чёрт возьми, Адриан Певерелл узнал о его сестре, ведь он сделал всё, чтобы наткнуться на эту информацию было практически невозможно. Это не было случайностью, мальчику кто-то рассказал, и он очень подозревал в этом Грин-де-Вальда, но ему нужно было знать наверняка. Он не мог просто безосновательно кого-либо обвинять, иначе всё в кратчайшие сроки станет невероятно сложным.
— Альбус, ты не будешь есть? Это же твои любимые лимонные пирожные, — заметил Гораций, вытирая рот салфеткой, поэтому некоторые слова звучали приглушённо. Остатки подливы исчезли, и он с удовольствием взял себе сладкое. Гораций выбрал клубничные пирожные. Они не были такими кислыми, как лимонные, вкус которых ему, в отличие от Альбуса, совершенно не нравился.
— Конечно, буду! — несколько радостнее нужного сказал Альбус. — Надо будет не забыть поблагодарить домовиков, — он всегда испытывал слабость ко всему лимонному, особенно к лимонным пирожным и своим любимым лимонным леденцам. К сожалению, в эти дни он не мог их свободно достать: маггловские компании больше ему их не продавали, потому что из-за войны они были на нормировании или на чём-то таком. Так что он определённо не упустит возможности себя побаловать. Альбус положил себе на тарелку несколько лимонных пирожных, и от одних мыслей о них у него потекли слюнки. Магический мир не сотворил ничего столь же удивительного, что придумали магглы.
Но, конечно же, насладиться он не смог: только откусив первый кусочек, он почувствовал, как от волнения онемел желудок. Живот сводило, а нервы брали верх — такое же чувство он испытывал, когда незнакомцы умоляли его покончить наконец с Геллертом. Дамблдор не мог заставить себя сделать это. И не потому, что он беспокоился за мага, несмотря на то, что он делал. Нет. Альбус боялся того, что может услышать от него. Не хотел знать, что это он сам случайно убил свою же сестру. Это знание уничтожит его. Так же, как уничтожало и происходящее сейчас. Ему нужно будет выпить Умиротворяющего бальзама, прежде чем идти к брату.
Казалось, что с появившимся десертом ученики попрятали свои мечи в ножны и приободрились, отбросив прочь все свои переживания. Или, возможно, на их настроение повлиял приток сахара в кровь. Неудивительно, что первыми стали уходить когтевранцы. Ученики с третьего по седьмой курсы ушли практически одновременно, словно они были на каком-то задании.
— Прошу меня простить, — с сожалением сказал Альбус, — но есть кое-что требующее моего немедленного внимания, — наконец он увидел возможность уйти, не вызвав вопросов, на которые ему не хотелось отвечать. На самом деле, он бы в любом случае на них не ответил. Альбус не испытывал такой тревоги с подростковых лет, и он ненавидел это чувство.
Все пробормотали своё согласие, нисколько не заинтересовавшись, несмотря на беспокойство Дамблдора — или всё дело было в его чрезмерной уверенности в том, что он в любом случае интересен. Но это было абсолютно не так. Он был предсказуем, по крайней мере, до тех пор, пока не потерпел полнейшее фиаско с Адрианом Певереллом. Вот с этого времени Дамблдор был натянут, как струна. Но и сама ситуация не вызвала у преподавателей никакого интереса — лишь беспокойство. И точно не за учителя Трансфигурации.
Как и всегда, Том наблюдал за происходящим своим цепким тёмным взглядом, и он один заметил, насколько обеспокоен был Дамблдор тем, что против него начали восставать ученики, недовольные отработкой, которую старый волшебник назначил Адриану, стоило тому только выйти из больничного крыла. Казалось, что у Адриана довольно высокий болевой порог. Несмотря на то что рана была залечена, она должна была болеть, словно её жгли Адским Пламенем, но Певерелл игнорировал эту боль и варил зелья. Том уже знал о его устойчивости к боли: Адриан выстоял перед пыточным заклинанием, которое заставило бы любого из его сокурсников упасть на колени и закричать от боли, но он просто стоял, а потом применил беспалочковую магию. Краем глаза заметив, как идёт Пьюси, Том перевел взгляд, наблюдая за Дамблдором, который встал, — опять в одной из своих отвратительных мантий! — готовый уходить.
— Адриан, ты закончил? — спросил Слизнорт, вышедший из-за преподавательского стола сразу за Дамблдором.
Гарри застонал.
— Мне действительно нужно идти? — не дожидаясь ответа, он тяжело вздохнул и собрал свои вещи. — Увидимся позже, ребята, — с этими словами он пошёл за Слизнортом, который шёл довольно быстро. Гарри нужно было напомнить себе, что тот был на пятьдесят лет моложе, чем в его времени.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Гораций Адриана, внимательно за ним наблюдая.
— Я в порядке, профессор, — сказал Гарри, искоса на него взглянув и ободряюще улыбнувшись.
— Прекрасно. Сегодня твоя отработка будет со мной, так что приходи в мой класс, — добавил Гораций, когда они продолжили подниматься по лестнице, держа путь в больничное крыло.
— Хорошо, — согласился Гарри. Что ж, это было замечательно. Его отработки не были похожи на отработки как таковые и напоминали те, которые назначал Локонс, хотя Гарри в любом случае предпочёл бы отработку у Слизнорта. Не то чтобы его беспокоил Локонс его времени, потому что сам Гарри ещё не был каким-то особенным[1]. Сейчас он не знал в школе никого, кто носил бы такую фамилию, но всё же учиться с людьми, которых он знал в будущем, было просто чертовски странно. Здесь были бабушка и дедушка Невилла! И МакГонагалл, которая была ещё ученицей, и многие другие, перечислять которых он мог бы на протяжении целой ночи. — Я все отработки буду проходить с вами? — он не видел, чтобы Слизнорт назначал отработки на выходные, потому что проводил свои «вечеринки» — название «Клуб Слизней» ещё не было в ходу, так что, возможно, его пока не придумали[2].
— Нет, только сегодня, — сказал ему Слизнорт. — Ах, наш блудный странник вернулся к вам, целительница Чанг, — добавил он, открывая дверь в больничное крыло. Гарри шёл за ним и лишь сглотнул, когда увидел выражение её лица. Она не выглядела довольной: стояла, уперев руки в бока, прищурившись и раздувая ноздри.
— Эм… Здравствуйте? — сказал Гарри, придавая своему лицу смущённое и извиняющееся выражение.
— На кровать. Сию же минуту, молодой человек, — мрачно велела ему Чанг.
Гарри подавил вздох. Он уже слишком стар для этого дерьма, но выглядит как обыкновенный подросток, так что он подошёл и сел, ожидая пока целительница осмотрит его в последний раз. Гарри не собирался оставаться здесь на ночь, даже если она этого потребует. В больничном крыле было холоднее, чем где бы то ни было ещё в замке, а ведь, Мерлина ради, он жил в слизеринских подземельях. Простыни были слишком тонкими — это тоже не изменилось. Гарри не любил холод. Не после того, как ему приходилось ночевать в заброшенных зданиях, на протяжении нескольких лет находясь в бегах. Постоянный холод раздражал, однако, к сожалению, он был с ним знаком. В конце концов, он рос в холодном чулане под лестницей.
— Замечательно, а теперь позволь мне посмотреть. Вы можете идти, если хотите, Гораций, — сказала Чанг, стремительно приблизившись к Адриану. Её прикосновение теплом разлилось по его коже. Женщина наклонила его голову набок, чтобы рану было лучше видно.
— Я уверен, что Адриан может и сам дойти до общей гостиной, когда вы закончите, — честно сказал Гораций и повернулся к нему, чтобы получить утвердительный кивок. — Никаких обходных путей, — предупредил он, прежде чем довольно отправиться назад. — Спокойной ночи, — бросил он через плечо.
— Больно? — мягко спросила Чанг, легко надавливая на нежную кожу.
— Ощущается так, словно вы тыкаете ножом, если это можно считать ответом, — ответил Гарри, подавляя своё веселье, когда она быстро отстранилась и виновато посмотрела на него.
— Прошу прощения. По шкале от одного до десяти, насколько бы ты оценил боль? — задала она следующий вопрос. Её палочка замысловато заплясала, когда целительница начала проводить расширенную диагностику. С конца палочки сорвался луч света и пронзил Гарри. На краткий миг возникло свечение, которое показало каждый дюйм его организма изнутри. Свечение прекратилось, но заклинание продолжало своё действие ещё несколько секунд, пока из палочки целительницы не вылетел отчёт.
— Болит, но терпеть можно, — ответил Гарри. Он не собирался переоценивать ощущения, и ему было плевать, что такое поведение не характерно для детей — или подростков. Он подумал о Драко Малфое, который ныл несколько недель из-за одной маленькой царапины. Гарри, сказать честно, не понимал, как Драко Малфой и Абраксас Малфой могли быть родственниками. Абраксас в прошлом году упал с метлы во время квиддичного матча, сломав руку в двух местах, но продолжил игру, а потом самостоятельно пошёл в больничное крыло, мужественно перенося боль. — Однако я бы не отказался от болеутоляющего, — честно признался Гарри, немного подумав. Боль пробегала по горлу и вызывала тянущие ощущения и скованность в плече, и то, как прощупывала целительница, никак это не облегчило.
— Тебе очень повезло. Кажется, рана заживает хорошо. Но ты понимаешь, насколько опасно было уходить, пока я тебя не осмотрела? — отчитывала беспечного подростка Чанг.
— Я честно не думал, что кому-то будет до этого дело, — тихо признался Гарри. Мерлина ради, Помфри никогда не искала его. Здесь и сейчас правила были гораздо безопаснее, чем в будущем. Проводились медосмотры первокурсников, ежегодные осмотры студентов, которые показывали, достаточно ли ученики подготовлены, чтобы играть в квиддич, и при этом нашлось время, чтобы беспокоиться об одном-единственном Гарри. Это сбивало с толку: он не привык к такому. Сначала выражение чрезвычайного беспокойства на лице Слизнорта, когда тот увидел его, а сейчас это?
Чанг вздохнула, положила на свой стол результаты последнего осмотра Адриана и села на табурет.
— Ты не привык, когда о тебе беспокоятся, верно, Адриан? Это очень очевидно, но сейчас всё по-другому. Да, у нас по коридорам бродят сотни студентов, однако это не значит, что мы позволим хоть кому-нибудь из них ускользнуть[3] от нас — особенно с такими серьёзными повреждениями. И запомни, что если — не дай Мерлин — ты снова окажешься в больничном крыле, то будешь ждать, пока тебе чётко не дадут знать, что ты можешь идти.
— Скажите это профессору Дамблдору, — вздохнул Гарри, потирая глаза. — Не думаю, что очень ему нравлюсь. Он всё время смотрит на меня, иногда даже слишком пристально, словно я что-то сделал не так, — Гарри с трудом сдержался, чтобы не фыркнуть. «Не очень нравлюсь», — хорошо сказано. Он надеялся, что если доведёт это до сведения учителей, то ещё больше усложнит Дамблдору жизнь. В конце концов, он собирался сделать всё возможное, чтобы избавиться от него. И речи не могло быть о том, что Дамблдор станет директором. Гарри не позволит этому случиться — не после того вреда, который он причинил. Прямо сейчас лучше было начать с малого, а потом только замахиваться на большее, чтобы ему доверяли — несмотря на то что Дамблдор пока не прославился своей победой над Грин-де-Вальдом, его всё ещё любили и работники Хогвартса, и студенты. Если Гарри ворвётся во всеоружии, то могут возникнуть большие проблемы.
Чанг обеспокоенно взглянула на подростка, переживая, что всë это для него слишком.
— Сиди, я схожу тебе за зельем, — сказала она ему, прежде чем уйти.
«Смерть, я всё правильно делаю?» — задался вопросом Гарри. Глаза закрылись, а губы дрогнули, когда он почувствовал обычное агрессивное вторжение в разум, словно у него и не было сильнейших ментальных щитов, которые только могут быть. Казалось, что с тех пор, как Гарри говорил со Смертью, прошла целая вечность, но, конечно же, это было не так.
«Хочешь знать, будет ли на твоей стороне общественность?» — резюмировала Смерть.
«Да», — подтвердил Гарри. Ему было интересно, видела и читала ли Смерть все его мысли, или просто знала, что и кого он из себя представляет.
«В чём суть твоего плана?» — спросила Смерть, вызвав у Гарри прилив любопытства.
«А ты ещё не знаешь?» — он ничего не мог с собой сделать и поддразнил её, мысленно ухмыляясь.
«Твои планы в некоторой степени пересекаются, — суховато ответила Смерть. — На данный момент я не могу ничего ответить, не зная твоих намерений полностью», — Гарри был на пороге решения: действительно ли стоит свергнуть Грин-де-Вальда или не дать подняться Дамблдору на волне славы. Как она уже говорила Гарри, эти планы пересекаются, не давая возможности понять, к чему это в итоге приведёт — действительно ли он решил встать на сторону Грин-де-Вальда. Но обсудив всё, Смерть сможет дать ему конкретный ответ.
«Интересно, так, получается, всё зависит от того, сделаю я что-то или нет, верно? — задумчиво пробормотал Гарри. — Что-то из того, что я обдумываю».
«Безусловно», — ответила Смерть, не удивлённая тем, как Гарри понял вопрос. Он всегда был умнее, чем показывал. Даже в детстве. Гарри так сильно хотел соответствовать, что даже стал притворяться посредственным магом во всех областях, — за исключением его любимых предметов — оставляя всю умственную деятельность Гермионе Грейнджер. И именно поэтому он смог так долго убегать и прятаться от них: эти идиоты, которых Гарри называл друзьями, были уверены, что знают его, и несколько лет ходили кругами, пока не загнали его в угол и чуть не убили — и убили бы, если бы не Дары, которые Смерть вручила мальчику. В этом случае это была чистейшая удача. Также им повезло с тем, что Гарри был ослаблен и морально, и физически всем пережитым. Сейчас ему было лучше. По крайней мере, лучше настолько, насколько может быть, учитывая всё произошедшее. Но это не значит, что в этой жизни будет всё радужно[4], однако ему никто не вонзит нож в спину — по крайней мере, не в случае, если он сможет с этим справиться.
Гарри мысленно вернулся к тому, что обдумывал буквально недавно. В большинстве своём это были мысли о Дамблдоре, и в это же мгновение понял, на что ему намекала Смерть:
«Дай угадаю: решу ли я самостоятельно победить Грин-де-Вальда?»
«В яблочко[5], — ответила Смерть. — Тебе лучше подождать до того момента, как закончишь Хогвартс. Где-то в это же время Дамблдор победил его в твоей временной ветке. Полагаю, к нынешнему моменту ты уже понял, что не можешь спасти каждого», — для начала стоило подумать, хотел ли он этого. Гарри уже не был Спасителем, которым являлся на протяжении всех тех лет, теперь он был просто обычным и просто выжившим. Он спасёт кого-то, если сможет и если что-то будет происходить прямо перед ним. Гарри больше не волновали безымянные и безликие люди, которых он не спас.
«И это сработает?» — осторожно настаивал Гарри.
«Ты должен понять это, Гарри: некоторые всегда будут на стороне Дамблдора, потому что он очень хорош в демонстрации своих положительных качеств. Большинству будет на него всё равно, или они не будут ему верить, если ты победишь Грин-де-Вальда. Ты будешь героем, но ты прекрасно знаешь, каково это — быть героем и находиться под прицелом общественности, — Смерть посчитала, что он сам должен это решить. — Чанг вернулась», — добавила она, покидая разум Гарри, потому что знала, что он не сможет одновременно сосредоточиться и на ней, и на целительнице. И в конечном итоге Чанг может забеспокоиться, что Гарри ударился головой, когда упал после укуса, если он хоть какое-то время будет не сосредоточен.
— Выпей это, и станет лучше, — сказала Чанг, передавая Гарри обезболивающее средней силы. Она никогда не назначала сильных обезболивающих, если на то не было необходимости, потому что они вызывали привыкание точно так же, как и зелье Сна Без Сновидений. А Адриан уже принимал большую дозу, когда первый раз попал в Хогвартс.
— Спасибо, — с благодарностью пробормотал Гарри и тихо вздохнул, когда зелье начало действовать. Ноющая и режущая боль, на которую он даже не обращал особого внимания, и тянущее чувство в плече и шее стали отступать.
— Если завтра утром ещё будет болеть, приходи сюда, и я выдам ещё что-нибудь, — осведомила его Чанг. Она никогда не давала никакие зелья с собой, особенно обезболивающие, а, напротив, внимательно следила за ними и не выдавала просто так — ученики должны были прийти в больничное крыло самостоятельно, чтобы что-либо получить. И получали они всегда ровно столько, сколько Чанг выписывала.
— Хорошо, — кивнул Гарри, соглашаясь, когда целительница забрала пустой флакон из-под отмеренной для него дозы и положила в карман фартука. Она очистит его, как и все остальные, чтобы флаконы можно было использовать повторно, и вернёт Горацию.
— Замечательно, а теперь не напрягайся лишний раз, отдохни и дай телу восстановиться: для него это был просто адский шок. В противном случае я верну тебя сюда, — предупредила его Чанг.
— У меня отработка, — сказал ей Гарри, — но я обязательно отдохну, — и ещё сделает домашнее задание, которое есть. Он спрыгнул с кровати и собрался вернуться в общую гостиную хотя бы на те десять — двадцать минут, которые оставались до отработки. Маловероятно, но вдруг он успеет закончить одно из эссе. — До свидания! — добавил он, выскальзывая из больничного крыла, прежде чем целительница смогла что-то ответить или заставить его остаться.
***
Альбус переступил порог трактира «Кабанья Голова». Как и обычно, пол был настолько грязный, что казалось, что его и вовсе нет, а здание построено просто на голой земле. Но и в других помещениях дела обстояли не лучше. Маленький грязный зал выглядел отвратительно. Сквозь окно было невозможно что-либо увидеть, потому что оно было заляпано всеми видами грязи. Альбус ненавидел приходить сюда. Как и всегда, в заведении Аберфорта клиентов было немного, а те, которые были, скрывали свои лица и держались особняком. Альбус не мог понять, откуда у кого-то могло появиться желание остаться в таком месте. Однако время от времени трактир был полезен и для него, например, когда нужно было скрыть какую-нибудь встречу.
Альбус с трудом удержался, чтобы не вздрогнуть под взглядом брата, даже спустя столько лет он нисколько не смягчился. Брат настолько его ненавидел, что они буквально не могли находиться в одном помещении дольше секунды. Альбусу не нужно было читать мысли, чтобы понять, что брат ненавидит его за то, что произошло с их сестрой. Аберфорту не нужно было беспокоиться. Никто не мог ненавидеть себя за случившееся больше, чем Альбус. Несмотря на тяжелый взгляд брата, он подошёл к стойке, которую Аберфорт тщетно пытался очистить — дело действительно было совершенно безнадёжным.
— Чего тебе? — спросил Аберфорт, нахмурившись. Он был не в настроении иметь дело со своим братом-интриганом.
— Нам нужно поговорить, — сказал Альбус, почти настороженно оглядываясь. Он не хотел, чтобы хоть кто-то услышал то, что он собирался сейчас сказать. Если бы о его вопросе стало известно, то это стало бы сигналом к началу распространения всяких слухов, а это последнее, что ему было нужно.
— Либо здесь, либо у меня в кабинете, — резко припечатал Аберфорт, чувствуя разливающееся внутри удовлетворение от того, как побледнел брат. О, он прекрасно знал, что Альбус никогда не приблизится к его кабинету: никогда не приближался и, возможно, так и никогда не войдёт в него. Там висел портрет их сестры, и чувство вины не позволяло идиоту подойти к ней.
— Это важно, — настаивал Альбус. Он тяжело сглотнул, стараясь не смотреть на дверь, ведущую в так называемый «кабинет» Аберфорта.
Аберфорт просто посмотрел на брата ничего не выражающим взглядом. Шансы на то, что это было действительно важно, стремились к нулю. Важными они считали очень разные вещи, и так было всегда.
— Аберфорт, — закипал Альбус, начиная раздражаться.
Аберфорт же просто ушёл прочь, заново наполнил стакан клиента и отнёс в кассу полученные деньги. Альбус бы сдался, если бы то, о чём он хотел поговорить, не было для него важным, и, очевидно, так и было, раз он до сих пор здесь. Аберфорт только начал протирать дальний конец барной стойки, где не было ни одного посетителя, как в его поле зрения снова оказался очень раздосадованный брат.
— Ты рассказывал кому-нибудь об Ариане? — больше не медля, прошептал Дамблдор. Его голос немного дрогнул на имени сестры, казалось, что он не произносил его целую вечность.
У Аберфорта вспыхнул интерес. Кто-то узнал об их младшей сестре. И этого достаточно, чтобы запугать его брата? Потрясающе.
— Как думаешь, кому я рассказал? — легкомысленно ответил он. Альбус был действительно напуган, и на него это влияло так сильно, что он даже не подумал наложить заглушающие чары.
— О ней знает ученик Хогвартса, и я должен знать, что ты рассказал! — прошипел себе под нос Альбус. Взгляд его голубых глаз нервно метался по залу.
— Ученик Хогвартса? — спросил Аберфорт. — Кто? — летом к нему приходило несколько, что было весьма необычно, потому что его трактира старались избегать — хотя стоит признать, что к нему заглядывали некоторые старшие слизеринцы во время посещения Хогсмида.
— Адриан Певерелл, — сообщил Альбус. Его слова сочились гневом. — Так ты рассказывал ему что-нибудь?
Аберфорт был невероятно впечатлён: его брат боялся ученика. Нет, он, конечно, понимал, почему тот был напуган: не хотел, чтобы эта новость расползлась. Единственная причина, почему Аберфорт хранил молчание, — дань уважения отцу, который умер, чтобы уберечь Ариану от Святого Мунго, от жизни в стенах госпиталя. Если говорить начистоту, то там Ариане было бы ничуть не лучше, чем в тюремной камере. Не то чтобы прогулки на улице слишком помогли: всё происходящее навредило сестре, заточило в тюрьму и убило отца и в конечном счёте стало причиной смерти их матери.
— Зеленоглазый? С длинными каштановыми волосами?
— Да. Что ты ему сказал? — прошипел Альбус, веря, что об Ариане тому стало известно от Аберфорта.
— Ничего. Но я видел его летом. Он регулярно приходил, — ответил Аберфорт. — Ты же помнишь, где похоронена наша сестра? — осторожно добавил он. — И если мальчик действительно, как ты говоришь, Певерелл, то ему стало любопытно и он навёл справки[6]?
Альбус немного напряг челюсть. Честно говоря, об этом он даже не подумал.
— Дай угадаю: в твоём гениальном мозгу появилась мысль, что ему рассказал об этом я или Грин-де-Вальд? — Аберфорт усмехнулся. Он ненавидел мага, и ничто не помешает ему отомстить этому ублюдку, который разрушил их семью, если они ещё когда-нибудь встретятся. Аберфорт сказал «не помешает», потому что Альбус тоже виноват. Он увидел, как брат немного покраснел, и это подтвердило его подозрения. — Убирайся из моего паба! — сплюнул он, но старался понизить голос, чтобы не привлекать лишнего внимания. Обвинить ребёнка в союзе с Грин-де-Вальдом! Адриан Певерелл выглядел лет на четырнадцать — пятнадцать. И если бы мальчик не был слизеринцем, то ему было бы лучше, потому что тогда подобная мысль даже не закралась бы в сознание Альбуса. Его отношение было настолько предубеждённым, что заставляло Аберфорта стискивать зубы от ярости. Он всегда таким был. Даже учась в Хогвартсе отказывался общаться со слизеринцами, что было просто в высшей степени лицемерно, учитывая то, что он планировал в свои восемнадцать лет.
Альбус осторожно огляделся и расслабился, когда понял, что брат не привлёк к ним внимание. Зная характер Аберфорта, он понял, что ему следует уйти, и со вздохом сожаления он удалился прочь.
Но никто из братьев не заметил тень, притаившуюся в углу, тщательно скрывающуюся и особенно прячущую свои светлые волосы, которые светились над головой, словно нимб. Его серые глаза победно сверкнули. Он знал, кто будет рад получить в свои руки такую информацию. Пришло время писать в Хогвартс. Писать Тому.
***
Гарри открыл дверь кабинета зелий и обнаружил, что профессор Слизнорт и Хагрид уже там. Он чувствовал остатки магии в воздухе и надеялся, что Слизнорт принял его предложение и заставил Хагрида дать клятву или обет. Если бы Гарри достаточно сконцентрировался, то, возможно, смог бы это понять, но он слишком устал. Он, возможно, и привык к боли, но его тело всё ещё уставало, и это сказывалось на организме в целом — Гарри чувствовал просто сильнейшую усталость.
— Здравствуйте, профессор, — сказал Гарри, когда вошел. Он сел на место, и его сумка стукнулась об пол, когда он сбросил её, ожидая, когда Слизнорт скажет, что делать. Он немного напрягся, когда услышал сопение, казалось, что Хагрид даже спустя шестьдесят лет останется таким же эмоциональным подростком.
— У целительницы Чанг всё прошло хорошо? — спросил Гораций.
— Да, она разрешила мне идти. Клянусь, — ответил Гарри, понимая, о чём его на самом деле спрашивали — или, по крайней мере, предполагая. Он, честно говоря, не мог сказать наверняка в этом времени. Он не привык, что учителя волнуются или, чёрт возьми, слушают.
— Замечательно, — твёрдо сказал Гораций, сделав мысленную пометку поговорить с целительницей позже и выяснить, как всё на самом деле идёт у Адриана. Он выглядел очень измученным.
— Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил, наконец, Гарри спустя несколько минут молчания.
— У тебя есть не выполненное домашнее задание? — спросил Гораций, встав перед подростком. Его отработка будет короткой, и затем он отправит мальчика в гостиную.
— Кхм, только Древние Руны, — удивлённо ответил Гарри. У него было время закончить задание по Трансфигурации, которое для него было очень простым. Нотт попытался одолжить у него задание по Чарам (три фута длиной), так как он и Том были лучшими по этому предмету, но к Тому с такими вопросами никто не лез, так что спрашивали у него. Конечно, Гарри согласился, однако за ответную услугу, о которой он может попросить в любое время. Несмотря на то что задание нужно было сделать до завтра, Нотт согласился с некоторой неохотой — чопорные чистокровные никогда не относились к услугам легкомысленно. Когда дело доходило до ответной оплаты, доверие играло у них главную роль.
— Тогда почему бы тебе не сделать его? А потом вернёшься в общую гостиную, — ответил Гораций, прежде чем вернуться к Хагриду, положить перед ним огромный свиток чистого пергамента и наградить того многозначительным взглядом.
Итак, это были строчки. Гарри не мог видеть, что конкретно Хагрид пишет, но наблюдать за ним, сгорбленным, сидящим в школьной форме, было очень странно. Конечно, в свои двенадцать он мельком видел его, но в воспоминаниях, которые Том показывал через дневник, было темно. Он не смог хорошенько его рассмотреть, а в школе он видел его только время от времени, потому что они не были на одном курсе и не занимались совместно. Отбросив эти мысли прочь, Гарри поднял свою сумку и достал из неё учебник по Древним Рунам, пергамент, чернила и перо, прежде чем рассеянно приступить к последнему заданию.
В течение следующего часа в помещении стояла абсолютная тишина, нарушаемая лишь скрипом пера по пергаменту. Слизнорт сидел за своим столом, читал книгу и ел конфеты из стоящей под рукой коробки, выглядя абсолютно довольным жизнью. Иногда он отпивал из стоящего там же кубка, и Гарри очень подозревал, что в нём был далеко не тыквенный сок. У Гарри зудело желание сказать Горацию, что если он не будет осторожнее, то, в конце концов, спустя годы заметно раздобреет, но он сдержался. Слизнорт, очевидно, делал достаточно упражнений, чтобы поддерживать вес. Ну, или его «сеть» была ещё не настолько большой, чтобы посылки приходили каждый день.
Пролистав учебник, Гарри нашёл часть ответа и стал записывать его своими словами, но его отвлекла речь Хагрида. Подняв взгляд, Гарри обнаружил, что Слизнорт исчез. Отлично. Просто отлично. Затем он уже по-настоящему посмотрел на Хагрида, ошеломлённый увиденным: полувеликан выглядел так, словно играл со своим единоутробным братом. Говоря прямо, на его лице красовался огромный синяк, и Гарри вздрогнул, увидев его. Это же не слизеринцы сделали? К полувеликанам было затруднительно применять магию, потому что они были невосприимчивы к большинству заклинаний… Логично же, что это дело рук не учеников?
— Что? — наконец сказал Гарри. Он не услышал ничего из того, что говорил полувеликан.
— Мне жаль, я не думал, что это произойдёт, — сказал Хагрид. Его чёрные, как жуки, глаза были полны печали, и этот взгляд затронул оставшиеся тонкие струны сердца Гарри.
— А что ты думал произойдёт, когда принёс в школу чёртового волчонка? Когда забирал его из семьи?! — рявкнул Гарри и сразу же пожалел об этом. Чёртов Хагрид.
— Я… Я… — Хагрид не мог подобрать слов и виновато смотрел в сторону.
— Чем ты хочешь заниматься после окончания Хогвартса? — спросил Гарри, кардинально сменив тему.
Хагрид улыбнулся, несмотря на то что синяк наверняка жутко болел. Словно Гарри только что простил его.
— Я хочу работать с животными. В основном с драконами.
— Тогда оставь пока затею с животными, о которых хочешь заботиться. Если ты будешь продолжать в том же духе, то тебя исключат, что и произошло бы, если бы волчонок укусил какого-нибудь другого слизеринца, — резко заявил Гарри. — Просто сконцентрируйся на учёбе, и тогда твоя мечта работать с драконами исполнится. А это значит, что никаких больше чёртовых детёнышей оборотней, или о ком ты ещё хочешь заботиться… Если это не сова, кошка или жаба, не привози их в Хогвартс или куда-нибудь поблизости от школы, — предупредил его Гарри, ощущая себя несколько лицемером, потому что сам фактически позволил оставить в подземельях василиска.
Хагрид молча кивнул.
— Что с тобой случилось? — спросил Гарри, жестом потребовав показать лицо. Он был готов поспорить, что часть синяков была скрыта длинными лохматыми чёрными волосами.
— Я упал, — немедленно ответил Хагрид.
— Кто-то помог тебе упасть? — с подозрением спросил Гарри, узнав отрепетированный ответ.
— Нет, — продолжал отрицать Хагрид, стараясь не встречаться с Гарри глазами.
— Слизеринцы? — требовательно спросил Гарри, сузив глаза.
Хагрид лишь покачал головой, встретившись с Гарри взглядом. Среди всех, кто «преподал ему урок», слизеринцев не было. Он, возможно, не самый смышлёный[7], но заметил это и был как на иголках[8], ожидая, что и они присоединятся, но пока слизеринцы ему так ничего и не сделали.
— Тогда кто? — рявкнул Гарри, раздражённый этой неоднозначностью.
Хагрид ничего не сказал, и их короткая беседа оказалась прервана вернувшимся профессором. Хагрид вернулся к строчкам.
— Закончил? — спросил Гораций, взглянув на Адриана, который перестал писать.
— Да, сэр, — честно ответил Гарри. С домашним заданием он закончил.
— Прекрасно, можешь идти. И никаких обходных путей — прямо в гостиную, — проинструктировал Гораций.
— Хорошо. Спокойной ночи, профессор, — сказал Гарри, делая мысленную пометку, выяснить, что же не так было с Хагридом. Возможно, он не очень его любил, но издевательства? Гарри ненавидел их, потому что сам в течение многих лет был мишенью. Он встал, свернул пергамент и положил вещи в сумку, убедившись, что плотно закрыл чернильницу — последнее, чего он хотел, так это обнаружить, что чернилами измазаны его новые книги и сумка.
— Спокойной ночи, Адриан, — ответил Слизнорт, заняв своё место. Щелчок двери дал ему понять, что Адриан покинул кабинет.
