Lord of Time

Дни перетекли в недели, а Гарри до сих пор так и продолжал проходить отработки у профессора Слизнорта, а не у Дамблдора. Старый волшебник избегал его и на занятиях, и вне их. Гарри должен был признаться, что это было для него странно: он уже привык к повсюду следующему за ним подозрительному взгляду Дамблдора — ну, за ним и Томом, на самом деле. Так было с того самого момента, как он открыл глаза в этом времени. Хотя теперь, очевидно, Дамблдор укрепил свои пошатнувшиеся позиции и решил самостоятельно принять у Гарри отработки. То есть отработку, потому что сегодня была последняя, а потом каникулы. Поход в Хогсмид должен быть уже завтра, и Гарри вдруг обнаружил, что ждёт его больше обычного. Гарри подошёл к кабинету Трансфигурации, постучался и стал ждать. — Входите! — прозвучал голос человека, ради которого Гарри когда-то сделал бы всё, что угодно. — Профессор, — сказал Гарри, коротко кивнув, и прошёл к парте, на которую молчаливым жестом указал Дамблдор. На столешнице уже ждали пергамент и чернила. Скользнув за стол, Гарри снял сумку и повесил её на спинку стула. Похоже, собственные принадлежности ему не понадобятся. Пергамент был пуст, и вообще ничего не говорило о том, что ему предстоит писать. — Что я буду писать? — в конце концов спросил Гарри, когда стало очевидно, что волшебник не собирался ему ничего говорить. Он скрыл свою злость на старого мага, как делал это обычно. — «Я должен уважать учителей», — проинформировал Альбус, его острый пронизывающий взгляд встретился с зелёными глазами подростка, прежде чем скользнул в сторону. Он не смог услышать ни одной случайной мысли. Разум Певерелла был защищён. Это он понял ещё некоторое время назад, но всё же надеялся получить хотя бы малейшее представление, почему мальчик здесь и каковы его планы. Гарри с трудом удержался от фырканья. Уважать его? Когда он с завидной регулярностью читает чужие мысли? Презирает всех, кому не доверяет? Словно они ничего не значат? Это относилось не только к Гарри и Тому: Дамблдор ко всем слизеринцам относился одинаково. Казалось, что он имеет что-то против них, словно так и не перерос соперничество между факультетами, после того как выпустился из Хогвартса. Если бы Гарри раньше задался вопросом, почему большинство (почти все) Пожиратели Смерти были слизеринцами… Что ж, видя такое к ним отношение, он этому больше не удивлялся. Что же стало причиной такого недоверия к каждому из них? Ни одна из его мыслей не отразилась в его разуме: лучше было не раскачивать лодку. К тому же его нельзя винить за то, что он потерял хладнокровие, когда услышал, что сделал Дамблдор, после того как на него напали. В поздние подростковые годы Гарри всегда быстро злился. Кто-то мог бы назвать это «подростковым бунтом», кто-то — «незрелостью», но правда заключалась в том, что это были годы, когда из него выплёскивалось долго сдерживаемое разочарование. Разочарование из-за того, что его обвиняли в том, чего он не совершал, что родственники ненавидели его, что его постоянно держали в неведении. Потом появились манипуляции и бесконечные предрассудки. В конце концов его судил Визенгамот за применение магии несовершеннолетними! Но в этом не было ничего, кроме демонстрации силы между Дамблдором и Фаджем. А теперь добавьте к этому ещё все те бесконечные ожидания, которые накладывали на него в течение долгих лет. Чёрт, конечно, он взорвался, особенно когда его так называемые друзья встали на сторону Дамблдора во время летних каникул перед пятым курсом. Гарри глупо надеялся, что, после того как он объяснил им свои чувства, они больше так с ним не поступят. Мальчишка… Как же он тогда ошибался. Они держались стороны Дамблдора до самого конца, даже после того, как сделали то, что он им велел, — отправили его на верную смерть. Потом они убили его сами, ну почти убили, потому что технически Гарри уже умер, перед тем как снова встретиться со Смертью, которая сделала ему величайший дар. Шанс на нормальную жизнь. Ну, настолько нормальную, насколько она в принципе может у него быть. — Мистер Певерелл, я буду очень признателен, если вы не испортите школьное имущество, — упрекнул Альбус своего ученика, когда увидел, что перо сломалось пополам в его хватке. Слова Дамблдора вырвали Гарри из мыслей. Он запоздало осознал, что так и не написал ни единого слова. Сколько времени прошло с тех пор, как он сел и затерялся в мыслях? Отбросив остатки размышлений о прошлом, Гарри достал палочку из ножен и починил перо, наградив Дамблдора взглядом «Довольны?». Затем он обмакнул в чернила восстановленное перо и начал писать. Чем быстрее он выйдет из этого кабинета, тем лучше. Гарри испытывал напряжение, просто находясь с Дамблдором наедине в одном помещении. Адриан раз за разом писал: «Я должен уважать учителей», полностью сконцентрировавшись на этой задаче. Он отказывался возвращаться к мыслям о прошлом, которые портили его настроение больше, чем знание того, что сегодня он проходил отработку у Дамблдора. Чёртов Дамблдор, который вызывал воспоминания одним своим присутствием. Было иронично, что присутствие Тома на него такого эффекта не оказывало, и Гарри было интересно почему. Так было даже до того, как Реддл начал его привлекать, возможно, так случилось потому, что он быстро перестал видеть в нём Волан-де-Морта или те разрушения, которые он всё ещё потенциально мог принести. Он видел в нём просто умного, преданного своему делу, решительного мальчика, который не хотел возвращаться в утонувший в войне мир. К магглам, которые его совершенно не понимали. Секунды перетекли в минуты, а возможно, даже в час, и Адриан был удивлён тишиной. Он подозревал, что Дамблдор будет задавать вопросы, даже очень тонко угрожать, чтобы у него не было неприятностей, если Певерелл вдруг решит кому-нибудь рассказать. Дамблдор в этом был по-настоящему хорош, так что да, Гарри действительно малость удивился. Это просто показало, что он знал Дамблдора не так хорошо, как думал. Возможно, прямо сейчас он не был похож на свою старшую версию во всём — не полностью, по крайней мере. Перевернув пергамент, Гарри продолжил писать строчки, не остановившись даже тогда, когда пальцы и запястье начало сводить. Он уже просто хотел как можно быстрее уйти оттуда. Хотя чем больше он писал, тем сильнее руку сковывало судорогой. Закончилось всё тем, что продолжать писать Гарри был не в состоянии. Перо выпало из его ослабевших пальцев, когда он начал разминать и массировать ноющую кисть. — Мистер Певерелл, вы не думали наложить заклинание, которое может проявить ваше генеалогическое древо и помочь вам выяснить, кто ваши родители? Я как раз знаю подходящее. Оно проявит шесть поколений ваших предков. Не хотите попробовать? — спросил Дамблдор. Его тон был мягким и успокаивающим, а глаза мерцали. Альбус был уверен, что привлечёт этим внимание мальчика и сможет больше узнать о его семье. Он часто задавался вопросом, принадлежал ли Адриан настоящей (главной) ветви Певереллов, или эта фамилия досталась ему от магглов. Том и остальные мгновенно отвернутся от него, если узнают, что он не чистокровный. Дамблдор был на сто процентов уверен, что мальчик не принадлежал главной ветви. Он не только проводил исследования в подростковом возрасте, но и был крайне внимателен, когда пересёкся с ним впервые. У него не было друзей, не было планов… Возможно, ничего такого и не назревает, но Дамблдор всё ещё подозревал, что мальчика подослал Геллерт. Правда он не имел ни малейшего представления для чего. Чтобы уничтожить его? Потому что Геллерт чувствовал себя преданным из-за того, что он не последовал за ним по тропе безумия? Он никогда не позволит этому случиться, потому что слишком долго прокладывал путь к вершине. — Я уже выяснил, — спокойно ответил Гарри, не поднимая взгляда. Что ж, и всё-таки он был прав, а значит зря удивлялся. Хотя у него возник ленивый интерес, почему вдруг Дамблдор решил сделать такое предложение? Очевидно, он что-то задумал, но Адриану было всё равно. О том, что он из будущего, Дамблдор узнать не сможет, потому что даже гоблины не поняли, что представляла его сила… Сила Владыки Смерти, которая давала ему возможность перемещаться во времени… Гарри приводил в чистый восторг тот факт, что он мог изменить свою кровь, имя и жизнь. Абсолютно всё было скрыто: магия убирала все следы или что-то наподобие этого. Гарри трепетал, когда позволял себе серьёзно об этом задуматься. — Вы уже применяли заклинание? — спросил Альбус, позволяя некоторому удивлению просочиться в голос только для того, чтобы попытаться заставить мальчика рассказать больше. — Нет, — Адриан покачал головой, продолжая писать и не собираясь играть в игры этого старика. Он занимался этим на протяжении долгих лет, но пора было заканчивать. — Тогда как вы узнали? — продолжал докапываться Альбус, начиная быстро раздражаться короткими ответами подростка. — Гринготтс, — ответил Адриан и облегчённо выдохнул, когда показался край пергамента. Он поспешно написал предложение ещё раз, полноценно исписав пергамент с двух сторон. Взглянув на время в первый раз за вечер, он понял, что прошло уже два часа. — Прошу прощения, Гринготтс? — Альбус не смог скрыть своего удивления, но, к счастью, он не думал, что подросток его уловил. Но Адриан уловил. — Я закончил, профессор, — заявил он, сворачивая пергамент, как только убедился, что чернила высохли до конца. Гарри встал со своего места и передал Дамблдору свиток со строчками, зная, что потом он, возможно, отправится в мусорку. — Когда вы ходили в Гринготтс? — настаивал на ответе Альбус, когда взял пергамент и положил его на свой стол. Он был для него бесполезен, но ответы… Ответы он получить хотел — однозначно. — Это имеет какое-то отношение к школе? — спросил Адриан, посмотрев наконец на Дамблдора. Синева столкнулась с зеленью. — Нет, — честно ответил Альбус и моргнул. — Тогда я не вижу причин отвечать, чем я занимаюсь в свободное время, — сказал Адриан и получил огромное удовольствие, не дав Дамблдору получить ответ на интересующий его вопрос. Он жадно наблюдал за тем, как потемнели его глаза. О, выводить Дамблдора на чистую воду[1] было его любимым занятием. Выиграв эту битву, Адриан развернулся и покинул класс в манере, которой гордился бы даже Северус Снейп. Адриан — 3, Дамблдор — 0. Да, он считал. И всё-таки ему повезло, что у него больше не было отработок с самим Дамблдором. Профессор Слизнорт определённо не был приверженцем строгой дисциплины: на его отработках Гарри делал домашнее задание или нарезал ингредиенты для зелий. Лениво потянув шею и плечи, он прошёл по коридору, спустился по лестнице, пересёк Вестибюль и спустился в Подземелья, рассеянно махая рукой тем, кто говорил: «Привет!» или тоже приветственно ему махал. Он начал привыкать к этому. Люди действительно общались с ним, потому что хотели, потому что он им нравился. И нравился именно сам Гарри, а не тот отвратительный образ героя, который выстроился после того, что произошло, когда он был младенцем. Посмеиваясь над своими сентиментальными мыслями, Гарри прошептал пароль, который открывал проход в общую гостиную. Он благодарно вздохнул, когда переступил порог. У него была просто колоссальная нагрузка, потому что он взял слишком много предметов, хотя, к счастью, количество занятий по ним не удваивалось: как-то он сомневался, что в этом времени Министерство выдаст подростку Маховик по такой пустяковой причине, как слишком большое количество дополнительных предметов. Здесь все правила были гораздо строже, и Гарри руку готов дать на отсечение, что Дамблдор, возможно, воспользовался своими связями, чтобы у Грейнджер был этот Маховик, который сделал её ещё более самодовольной и сильнее заставил почитать Дамблдора. Гарри заметил, что в гостиной было всего несколько человек: три группы — он был уверен — первокурсников (по четыре человека в каждой), которые заняли себе по углу и делали домашнее задание. Неуклюже рухнув в кресло у камина, он подавил зевок. Он уже сделал всё домашнее задание, так что мог наконец немного расслабиться. Кто бы мог подумать, что такое количество занятий окажется для него немного слишком? Гарри уже прошёл через такое количество дерьма, что какой-то его части было интересно: если бы это были не уроки и нагрузка, а всё что, как он знал, могло быть? Комната, Грин-де-Вальд — да вообще всё. Конечно, он снова начал тренироваться, но ему ничего не оставалось делать, кроме как найти пустое помещение в Подземельях. Ему просто нужно было уединиться где-то, где он мог спокойно попрактиковаться, и он нашёл такое место. В конце он всегда применял пять каких-нибудь безвредных заклинаний на случай, если кто-то по каким-то причинам решит проверить его палочку с помощью Приори Инкантатем. Конечно, Адриан не смог понять, что его новое тело не было привычно к тем же нагрузкам, что и старое. Хорошо, что он снова начал тренироваться. Адриан откинулся на спинку отведённого ему кресла и закрыл глаза, чтобы немного отдохнуть. У него было огромное искушение просто пойти и лечь в постель. До отработки он немного потренировался, что, вероятно, сдержало его гнев и, честно говоря, помогло не кинуться на старого волшебника — но этого он никогда не признает. Прошли ли минуты или часы, когда Адриан подпрыгнул, услышав, что люди кричат что-то про него и змею. Он сонно открыл глаза, резко повернул голову туда, где была змея, и наконец понял, почему кричали от ужаса. — Остановись! — приказал Адриан на парселтанге, когда клыки змеи были буквально в дюйме от его ноги. Он чувствовал их даже через одежду, и они действительно были очень близко. Он прерывисто выдохнул, когда змея его послушалась. Он коротко взглянул на дверь общей гостиной, увидев, что кто-то выскользнул наружу, но видно было лишь спину, обтянутую школьной формой — он не был уверен, кто именно это был. — Всё в порядке, успокойтесь, — мягко сказал он первокурсникам, которые перестали кричать и смотрели на него, находясь в явном шоке. «Но, справедливости ради, — подумал Адриан, — возможно, потому что в нашей гостиной одна из самых ядовитых змей в мире». Тайпан. Они обитают в Австралии. Вероятно, кто-то привёз её сюда оттуда, а змея просто случайно выбрала его, чтобы нанести свой удар? Нет, это не просто совпадение. Возможно, он сможет обнаружить того, кто пытался его убить. Не то чтобы он был уверен, что это сработает. — Здравствуй, малыш, откуда ты тут? — прошипел Адриан змее, медленно и осторожно опуская руку. Он не был настолько глуп, чтобы двигаться быстро и рисковать тем, что змея может укусить его на инстинктах, потому что к ней слишком близко оказались люди. А тайпаны особенно смертоносны. Смерть наступает в течение часа. С противоядием.

***

Эйвери рванул через дверь гостиной с одной лишь целью: найти Тома и рассказать ему, что он только что узнал. И речи не шло о том, что Реддл обрадуется услышанному — это был его новый путь занять место получше в их кругу. Адриана вышвырнут прочь, если он выживет, Эйвери был уверен в этом. Том не будет доверять Адриану, если узнает, что мальчишка держит что-то в секрете от них. От него. Он взбежал по ступенькам, запыхавшись, но не слишком об этом волновался и рванул в библиотеку, где сейчас была их компания. По крайней мере, должна была быть, но библиотека закрывалась в восемь. Завернув за угол, он чуть не врезался в них, — врезался на самом деле — и из-за этого Эйвери и Таддеус рухнули на пол. Таддеус закричал от боли. — Я убью тебя, чёртов идиот! — прорычал он, сдерживаясь, потому что тело прошила новая вспышка боли. Во время падения Эйвери ударил его коленом по яйцам. Тяжело дыша, он простонал, когда поднялся на ноги, не делая никаких попыток помочь Эйвери, потому что всё ещё злился на него. — Прости, — сказал Эйвери, запыхавшийся от головокружительной пробежки по школе. Должно быть, библиотека недавно закрылась, так как никто не вышел отругать их за устроенный шум. Его грудная клетка высоко поднялась, когда он попытался набрать в горящие лёгкие столько воздуха, сколько было возможно. Эйвери не привык к таким пробежкам. «Не пристало чистокровным торопиться», — так говорили его родители. Он пытался взять себя в руки, не желая, чтобы у остальных сложилось впечатление, что он жаждет им что-то рассказать. Эйвери точно не хотел, чтобы его стыдили за это. — С чего ты вообще носишься по коридорам? — нахмурился Кэрроу. Последнее, чего им хотелось, — чтобы со Слизерина сняли очки. Они уже лидировали, а ведь ещё даже не прошло Рождество. Должно быть, случилось что-то важное, и именно поэтому он спросил. Том пришёл в движение, ни на йоту не интересуясь тем, что хотел сказать Эйвери, подозревая, что это, в любом случае, нечто неописуемо скучное. Но тем не менее, Реддл замер, только услышав, что сказал Эйвери. Эйвери начало раздражать, что Том просто снова продолжил идти, совершенно не заинтересованный тем, что он собирался им рассказать. Что ж, скоро всё изменится. Он быстро, достаточно громко, чтобы Том услышал на расстоянии, выпалил: — Адриан — змееуст. Я собственными ушами слышал, как он говорит на парселтанге! — его тон был настойчив и твёрд, а глаза широко распахнуты. Он схватился за бок, чтобы унять колющее чувство, которое, казалось, будут преследовать его вечно. Том нахмурился, всё ещё стоя спиной к остальным. С чего бы Адриану говорить на языке змей, находясь в общей гостиной? Он даже сам ранее признался, что обычно может говорить на парселтанге, только когда поблизости есть змея, потому что не контролирует эту способность так же хорошо, как он — Том. Не оглядываясь, он стремительным шагом направился в общую гостиную. В животе змеиным клубком скрутились подозрение и беспокойство. — Что ты имеешь в виду, говоря, что он змееуст? — спросил Таддеус, яростно покачав головой и забыв о ноющем пахе. Он абсолютно не понимал, что, чёрт побери, происходит. Таддеус заметил, что Том уже направился в сторону Подземелий, и, не слишком раздумывая[2], пошёл за ним. Ему было очень любопытно, что произошло. Он слышал, как остальные начали их догонять — в тишине коридора громко раздался звук их шагов, когда они перешли на бег. Кэрроу заметил, что Эйвери не произнёс ни слова, после того как сбросил свою гигантскую бомбу. Он взглядом сверлил дыру в его голове, пока они бежали. Как-то слишком удачно получилось, что именно Эйвери подслушал Адриана. Что он задумал? Неужто Кэрроу смотрит на всё происходящее не под тем углом? Эйвери завидовал, но он не стал бы рисковать, заставляя Тома злиться, сделав что-нибудь с Адрианом. Кэрроу продолжало терзать какое-то странное чувство, но он старался игнорировать его. Наконец они догнали Реддла недалеко от общей гостиной. Эйвери охватило ожидание. Ему было трудно держать на лице маску шока и растерянности. Он хотел, чтобы змея укусила Певерелла, а он бы потом её убил и спас бы мальчишку (если бы целительница смогла его спасти). Это бы подняло его статус в их кругу, и он больше не находился бы в самых низах. Эйвери, честно говоря, не волновало, что произошло, он просто хотел быть лучше остальных, хотел, чтобы всё стало так же, как было до того, как здесь появился Певерелл и всё разрушил. Портрет распахнулся, и они увидели Адриана, сидящего в своём кресле у камина. Его пальцы ласково пробегались по телу чрезвычайно ядовитой змеи. Это, безусловно, бросалось в глаза, но ещё более заметным был ядовитый взгляд зелёных глаз Адриана, направленный на Эйвери, стоящего в центре их группы. Кэрроу заметил ещё кое-что: общая гостиная была абсолютно пуста. — Что произошло? — требовательно спросил Том, приближаясь к Адриану. Его тёмные глаза сканировали каждый дюйм Певерелла на наличие каких-либо повреждений. Том успокоился, когда ничего похожего на них не увидел. Он стоял рядом с Адрианом, и его взгляд был устремлён на Певерелла. Собственнический. Пылкий. — Почему бы тебе не спросить у Эйвери? — в ярости прошипел Адриан, не отводя взгляда. Эйвери только что попытался убить его, и он не собирался просто так оставлять это. Во взгляде остальных промелькнуло удивление, несмотря на то что им только что сказали о том, что Певерелл — змееуст. Они не поверили. Мальсибер, немного выбитый из колеи, разинул рот. Том уже знал. Это было очевидно. Он не выказал ни капли удивления, шока или неверия, в то время как они смотрели на Адриана на одну половину удивлённо, а на другую — шокированно.