Lord of Time

— Я спрашиваю тебя, — машинально прошипел Том в ответ. Его взгляд не отрывался от Адриана, хотя сам Адриан продолжал сверлить глазами дыры в Эйвери. Если бы взглядом можно было убить, то Эйвери уже был бы мёртв — эти слова никогда не были настолько правдивыми, как сейчас. Глаза Певерелла были похожи на кусочки зелёного льда, но в то же время в них полыхал такой огонь, что Том понял: ему никогда не придётся беспокоиться за Адриана, потому что он сможет позаботиться о себе сам. В любой ситуации. О, он и понятия не имел, насколько хорошо Адриан мог позаботиться о себе. — Ещё один говорящий со змеями? — прошипела змея и высунула кончик языка, пробуя воздух, чтобы запомнить запах Тома. — Да. Это Том, — прошипел в ответ Адриан, возвращаясь к поглаживанию прекрасной чешуи. Его зелёные глаза почти вызывающе смотрели на Тома. Таддеус затаил дыхание, не уверенный, что делать и что думать. Казалось, что Том и Адриан разговаривают без слов. Они просто продолжали смотреть друг на друга. Глядя на это, невозможно было подумать, что они знакомы только год. Таддеус бы завидовал, если бы не испытывал облегчение, хотя то, почему он чувствовал именно облегчение, было для него загадкой. Возможно, это было понимание, что Том на самом деле может что-то чувствовать, что он не был полностью непробиваем, что он тоже мог показать, что ему не всё равно. До появления здесь Адриана Том всегда был холодным, скучающим и отстранённым. А теперь? Что ж, он чаще ухмылялся, с огромным удовольствием принимал вызов, но определённо заботился об Адриане больше, чем — как заметил Таддеус — о ком-либо ещё. Нотт никогда не говорил ничего вслух, даже остальным, но подозревал, что они думают так же. Том прикусил язык, пытаясь сдержать свою реакцию на Адриана, который так небрежно сидел со смертельно опасной змеёй на коленях, гладя её и шипя на парселтанге. Это заводило его как ничто другое. Огонь в этих глазах, непростой характер. Том хотел приручить его, но в то же время позволить его сущности полностью раскрыться. Они были похожи: — Том и Адриан — сильные, умные, скрывающие от большинства, кто они на самом деле. О, Том хотел показать Адриану, кто здесь главный, но в хорошем смысле. Как жаль, что здесь сейчас есть зрители. — Где все? — спросил Том, резко оглядываясь, словно подозревал, что не заметил остальных сразу. — В спальнях, — ответил Адриан, и без него понимая, что им не нужно здесь факультетское собрание. Он не хотел, чтобы кто-то говорил о его маленькой способности. Особенно учитывая их взаимоотношения с Дамблдором, который и так его уже подозревал. Том резко кивнул. — Я не буду спрашивать ещё раз, — заявил он. Он, чёрт возьми, хотел знать, что здесь, блять, происходит. Том видел нервничающего Эйвери, стоящего в центре группы. Его поза кричала о том, что он хочет сбежать. Умоляющий взгляд Эйвери, направленный на Адриана, стал последней каплей. — ЖИВО! Остальные вздрогнули от его резкого тона. Том всегда был спокоен. Всегда. И никогда не терял своего хладнокровия, даже когда Адриан был ранен. Да, он был взволнован, но даже тогда он говорил спокойно и держал себя в руках. Их взгляд переместился на Адриана, который был спокоен как удав[1]. Как ему это удавалось, оставалось загадкой, поскольку они все испытывали беспокойство. Адриан повернулся, чтобы прямо посмотреть на Эйвери, и его губы начали очень медленно складываться в кровожадной усмешке. Он проигнорировал умоляющий взгляд мальчишки. Адриан не собирался просто так оставлять это. Не только потому, что остальные начнут что-то подозревать и станут смотреть на него свысока. Это также значительно ослабит его положение в Слизерине. Гарри всегда говорил себе, что ему плевать на иерархию, но по каким-то причинам не мог оставить всё как есть. — Я только что мило побеседовал с этой маленькой змейкой. Очевидно, кто-то очень похожий на Эйвери решил выпустить рядом со мной одну из самых ядовитых змей в мире. Хотел бы я сказать, что удивился, увидев, как вы все влетели сюда, но это не так. И я был бы определённо разочарован, если бы произошло иначе, — последнее предложение было произнесено с сарказмом. Том не стал тратить время и развернулся к Эйвери, врываясь в его разум. Он был слишком зол, чтобы хоть как-то озаботиться тем, что Эйвери упал на колени. Остальные быстро отшатнулись, отходя от него подальше, не желая вставать на пути мести и наказания Реддла. Все они подозревали, что в этом есть нечто большее, и понимали, не нуждаясь в подтверждении, что это, с большой долей вероятности, так. Эйвери никогда не ценил то, что Адриан сделал для их круга, какие принёс с собой изменения. У Тома не заняло много времени, чтобы обнаружить искомое — он был экспертом, так как проделывал это годами. Он покинул разум Эйвери. Его ярость отражалась в каждой черте лица. Теперь Том знал каждый заговор и каждый план по свержению Адриана, который тот вынашивал. Только потому, что завидовал Певереллу, его месту в кругу Реддла, его силе, его возможностям без усилий получить уважение, только появившись. Сорвавшись, Том бросил невербальное «Торменто» в Эйвери, который был слишком напуган, чтобы хотя бы пошевелиться, не говоря уже о попытках защититься. Он безмолвно открывал и закрывал рот. Кэрроу по одному взгляду Тома вышел из общей гостиной и закрыл портрет, чтобы убедиться, что внутрь никто не попадёт. «Безопасность прежде всего» — это всегда было в мыслях Тома. Также он всегда был чрезвычайно осторожен с заклинаниями, которые применял. Красная пелена спала ровно настолько, чтобы Том мог мыслить чётко и ясно, и он выпрямился, запоздало осознав, что действительно наложил на Эйвери пыточное. Желание обернуться и увидеть реакцию Адриана было очень сильным, но он почувствовал, как по спине поползла лёгкая тревога: а что, если Адриан плохо отреагирует на это? Том ненавидел тот факт, что хотел… Нет, сильнее… Жаждал одобрения Адриана, хотел, чтобы этот сильный, великолепный, удивительный волшебник принял его всего. Он понятия не имел, насколько хорошо Адриан знал его в будущем, знал, каким он может быть… Это было ему неизвестно, и Тому не нравилось неведение, заставляло срываться. Эйвери был единственным, на ком он мог выместить свой гнев, поэтому он наложил на него ещё одно невербальное «Торменто». Адриан склонил голову набок. Ему было интересно, почему Том не применил Круциатус. Он сам видел, что тот использовал его, когда был и менее разъярён. Адриан знал, что Том уже применял конкретно это заклинание. Он накладывал его на магглов, которые сказали ему что-то в пещере, в маггловском мире. Это был один из немногих кусочков информации, который он узнал от Дамблдора. Тогда это определённо был Круциатус — у этого заклинания были свои характерные признаки, его невозможно перепутать ни с каким другим. Том действительно был мягок с Эйвери? После того, что тот сделал? Это заставило Адриана внутренне ощетиниться, потому что он почувствовал себя немного оскорблённым. Эйвери пытался убить его. Он заслуживает больших страданий. Лестрейндж, Нотт и Селвин наблюдали за обоими могущественными магами с того места, где стояли тихо и осторожно, даже если инстинктивно понимали, что не станут мишенями, что гнев направлен исключительно на Эйдена Эйвери. Адриан никогда не присутствовал на их собраниях, но они никогда не спрашивали Тома почему, поскольку было весьма очевидно, что он являлся частью их круга. Кто-то считал, что Том не хочет, чтобы Адриану было известно всё, кто-то — что Адриан бы подобное не одобрил и Том это понимал, а кто-то подозревал, что всё было куда глубже, но сознательно отказывался в это верить. В конце концов, почему Том должен бояться показать Адриану, кто он на самом деле? Это предполагало, что он боялся, нет, по сути, опасался. Это не соответствовало всему, что они знали, так что они просто отказались от этой точки зрения, даже не подозревая, насколько, на самом деле, были близки к правде. Рабастан Лестрейндж настолько незаметно, насколько это было возможно, перевёл взгляд на Адриана и резко вдохнул. Чёрт, они уже видели, каким беспощадным он может быть, но это? В его смертоносных зелёных глазах было ничем не замутнённое намерение убить. Если бы у Рабастана были какие-то сомнения (которых не было) насчёт способности Адриана понять Тома, то сейчас бы их не стало. Прямо сейчас Певерелл был куда разъярённее и опаснее, чем Том. Впрочем, это логично, поскольку, в конце концов, Эйден только что попытался убить Адриана. Взглянув на остальных, Лестрейндж увидел опаску и удивление, пробившиеся сквозь их обычно непроницаемые «чистокровные» маски. Таддеус склонил голову набок, услышав, как староста строго приказал остальным вернуться в спальни, иначе им назначат отработку. Крики Эйвери, должно быть, заставили всех забеспокоиться или вызвали любопытство — этого никогда нельзя было сказать наверняка, особенно когда речь шла о первокурсниках. Затем шум прекратился — очевидно, они наложили заглушающие чары, которые, возможно, было бы неплохо применить и в гостиной. Достав палочку, Таддеус пробормотал себе под нос заглушающее. По комнате разлилось легкое свечение, а потом исчезло — заклинание подействовало. Теперь никто ничего не услышит. И речи не могло идти о том, что Том близок к завершению. Не после такого проступка. Эйвери нарушил самое главное правило, единственное правило, имеющее огромное значение — заботиться о своих. Конечно, они пытались быть впереди друг друга[2], но, чëрт, никто никогда даже не думал об убийстве. Адриан был одним из немногих чистокровных мужчин рода Певерелл, которого видели за очень долгое время, и если о произошедшем станет известно… Скажем так, Эйвери пожалеет о том, что не умер. За такие вещи полагалось проклятие, особенно в чистокровном обществе. И неважно, жив он или мёртв — назад хода не было. Только не теперь. Сегодня они потеряли друга. Уже завтра он будет их врагом. Несмотря на то что Том взглядом просверливал дыры в окаменевшем Эйвери, он всё ещё мог видеть, как остальные поглядывают на Адриана. Пока неизвестно, хорошо это или плохо. Том понимал, что уже невозможно откладывать это дальше. Ему придётся показать себя уязвимым, а это то, чего он не вынесет, не сможет вынести. Том слегка изогнул бровь, когда увидел скучающий вид Адриана. Реддл ожидал чего угодно, но только не скуки — скука не была в его списке, ни в одном из списков. И она исходила от волшебника, который предостерегал его от использования страха в качестве мотиватора, потому что это может иметь неприятные последствия. Том уже забыл об этих словах, но сейчас вспомнил. Кажется, его беспокойство было напрасным. — Это всё, что ты можешь? — спросил Адриан. На его лице появилась коварная усмешка, заставившая остальных тихо пискнуть, возможно, от такой дерзости, но более вероятно от шока, что у Певерелла хватило смелости перечить Тому, когда тот был в таком настроении. В глазах Тома вспыхнуло несколько неопознаваемых эмоций. — Поверь мне, это только начало, — ответил он. Колкая интонация его голоса стала вызывающей. Адриан в ответ лишь хмыкнул. С задумчивым взглядом он быстро встал. Змея находилась у него в руках, когда он приближался к измятой фигуре Эйвери. Все задержали дыхание, особенно когда Адриан опустил змею, чтобы она оказалась в поле зрения Эйвери. — Нет, нет, нет, нет… Нет, — заскулил Эйвери, пытаясь через боль отползти от опасной змеи. — Ты хоть представляешь, как мучительно оказаться укушенным тайпаном? Какую это причиняет боль, когда яд медленно распространяется по организму? Один за другим парализует внутренние органы, до тех пор, пока не начинаешь видеть галлюцинации и дрожать от нервного истощения? — холодно спросил Адриан, заставляя дрожь пробежать по позвоночнику каждого, и у некоторых по разным причинам. — В девяти случаях из десяти яд настолько силен, что даже с введённым противоядием тело не может вынести нагрузки и медленно отключается, — Адриан прошипел змее, чтобы она не кусала Эйвери, и медленно опустил её ещё ниже, — прямо перед глазами Эйвери — наблюдая, за его тяжёлым дыханием и расширившимися от ужаса глазами. В воздухе появился запах мочи. — Пожалуйста, прекрати, помогите, пожалуйста! — умолял он своих друзей. У Эйвери от страха зуб на зуб не попадал. — Жалкий! — сплюнул Адриан, направляя змею, чтобы она могла устроиться у него на шее. — На меня накладывали заклинания гораздо хуже, но я продолжал идти, продолжал бежать! Всё, что ты из себя представляешь, — жалкий, слабый кусок дорогого мусора! Я терпел тебя слишком долго, надеясь, что ты придёшь хоть к какому-то блядскому выводу. — Мне жаль, — проскулил Эйвери и издал сдавленный крик, когда Адриан схватил его за мантию и немного приподнял, чтобы они могли смотреть друг другу в глаза. — Недостаточно жаль. Мне хватило людей, от которых я получил удар со спины. Но позволь мне сказать тебе кое-что ещё: если бы я знал, что мне сойдёт это с рук, я бы убил тебя за твою ложь. По крайней мере, мне хватило мужества сказать это тебе в лицо, — сорвался Адриан. — Может быть я не могу сделать это прямо сейчас, но как-нибудь, когда-нибудь я доберусь до тебя и покончу с тобой, — предупредил его Адриан, зелёные глаза которого горели решимостью. Те многие годы, когда он находился в бегах и мог полагаться только на себя, изменили его… А его, как он когда-то думал, друзья… нет, семья, которая охотилась за ним, а потом убила, изменила его полностью. Он не зло, нет, были черты, которые он никогда не переступит, но он устал быть всеобщим ковриком для ног. Это была его новая жизнь, и будь он проклят, если позволит кому-то топтаться по себе. Чтобы предотвратить это, ему нужно показать, что он не позволит одурачить себя[3]. Если он убьёт Эйвери, то это ни для кого не станет большой потерей. Его сын был таким же подлым и жалким. Хотя стоит признать, что от «дела», так сказать, отвернулся не Эйвери. По иронии судьбы это был Малфой. Внутри Адриана всё ещё бушевал гнев, которому нужно было дать выход, в противном случае у него случится магический выброс, который может навредить тем, кто этого не заслуживает. Адриан посмотрел на лежащего Эйвери и ещё больше сузил глаза. Он больше не тот волшебник, которым он был на пятом курсе, и то, что он сделал следующим, служило доказательством этого. Адриан вытянул правую руку над грудью Эйвери, изливая в невербальное заклинание всю свою ненависть, злость, разочарование и, что более важно, ярость. Красный свет окутал его ладонь, а потом выстрелил в волшебника, который всё ещё просил и молил себе под нос. Все, за исключением Тома, вздрогнули ещё раз, узнавая заклинание. Каждый знал цвета Непростительных, которые не были похожи ни на одно другое заклинание. Им не нужны были другие подтверждения, но они всё равно их получили, когда Эйвери в агонии издал нечеловеческий крик. Его тело извивалось и изгибалось под невозможными углами, пальцы впивались в кожу в попытках перекрыть боль, но это было невозможно. В душе и сердце Тома заскреблись гордость и самодовольство. Ещё один знак, что Адриан создан для него, такой же, как он. Если верить книгам, Непростительные невозможно было применять невербально или без палочки, но он мог, и Адриан мог тоже. Ровно через шестьдесят секунд Адриан снял заклинание. — Знал ли ты, что человек способен выдержать это заклинание на протяжении четырёх минут, прежде чем оно начнёт влиять на разум? Сможешь ли ты кому-нибудь что-нибудь сделать, если твой разум станет похож на разваренный овощ, и ты окажешься в Святого Мунго в отделении для душевнобольных? — сказал Адриан, словно поддерживая беседу. — Ты не сможешь никому рассказать о произошедшем. Такие, как ты, не заслуживают смерти. Попробуй выкинуть ещё что-то, — я имею в виду хоть что-нибудь — и именно это я с тобой и сделаю, — сейчас его гнев начал улетучиваться. Встав, он коротко пнул Эйвери, зная, что с убитыми к чертям нервными окончаниями это будет мучительно больно. Так и было, судя по сдавленному крику Эйвери. — Уберите его с глаз моих, пока я его не убил, — сказал Адриан остальным, повернувшись к ним лицом. Сквозь его нейтральную маску не было видно никаких эмоций. — Но… Но заклинание… — пробормотал Таддеус, всё ещё стоя на месте как вкопанный. Гарри безрадостно усмехнулся. — Дайте угадаю, вы верите, что на Хогвартс наложены чары, которые предупреждают учителей об использовании внутри тëмных заклинаний? — он насмешливо фыркнул, отходя от Эйвери. — Это неправда. Это лишь средство устрашения, чтобы предотвратить их использование вами. Ну, это тоже не совсем так. Остаётся след, и Министерство может проследить, что он оставлен в Хогвартсе, но никто никогда не узнает, кто конкретно применил заклинание, если только не найдётся какой-нибудь идиот, который оставит его на своей палочке на всеобщее обозрение. В самом Хогвартсе слишком много магии и слишком много людей, чтобы точно сказать, где было применено заклинание, — когда Адриан проходил мимо Тома, он удивился, когда волшебник привлёк его к себе и крепко сжал. Его действия были очевидны для всех присутствующих. Утверждающие. — Мой, — собственнически прорычал Том, впервые перед всеми заявляя свои права на Адриана. Он укусил Певерелла за шею, заставив его тихо вскрикнуть и посмотреть на себя. На месте укуса однозначно останется метка. Адриан подозревал, что в этом и заключался план Тома, если судить по самодовольному выражению его лица. Краем глаза он наблюдал за реакцией остальных. Никто особенно не удивился — ну, за исключением Эйвери, как он заметил. Если это было хотя бы отдалëнно возможно, то Эйвери побледнел ещё больше. Он не верил остальным. На самом деле, прямо отказывался им верить… Теперь отрицать было невозможно. Это было последнее, что он увидел, перед тем как потерял сознание, не в силах справиться со стрессом. — Выполняйте, — заявил Том, убедившись, что они приняли приказ Адриана, как если бы он был его собственным. Лестрейндж открыл дверь и выглянул наружу. — Теперь ты можешь вернуться, — сказал он Кэрроу и пошёл к Таддеусу, сморщившемуся от запаха мочи, чтобы помочь ему поднять Эйвери. — Душевые? — предложил он, и Лестрейндж энергично кивнул. Они не потащат его в спальню с таким запахом. Они все поставили себе мысленную галочку никогда, никогда не заëбывать Адриана. Они все подумывали об этом, но теперь точно знали, что их в таком случае ждёт. Втроём они подняли бессознательного волшебника и с трудом начали подниматься по лестнице. — Вы же помните о существовании левитирующих чар, правда? — крикнул им вслед Адриан, несколько минут понаблюдав за их страданиями. Он подавил смех (по нему сползала змея, чтобы устроиться перед камином), когда услышал поток проклятий, произнесëнное заклинание, а затем шаги по лестнице. Адриан вернул своё внимание Тому и с удивлением посмотрел на него. Ему было интересно, почему он выглядел так облегчëнно, менее беспокойным, почему открыто заявил о своих намерениях? Он никогда не ожидал такого, ничто из того, что он знал о Томе Реддле, не подготовило его к подобному. Вдруг Том крепко схватил Адриана за шею и волосы, сокращая расстояние между ними, и прижался к его губам, изливая в поцелуй все чувства, которым он не смел дать названия или озвучить их, в то же время следя за тем, чтобы Адриан не смог уйти от его заявления, не желая, чтобы между ними встали какие-то оправдания. Хватка усилилась, а другая рука обвилась вокруг спины Адриана, прижимая его невозможно близко, когда с его губ сорвался случайный стон. Удерживая его, Том повернулся и повёл их вверх по лестнице, в спальню, двигаясь медленно, чтобы никто из них не споткнулся. Особенно Адриан, который шёл спиной вперёд.