***
Утро понедельника началось с понимающей и жизнерадостной доктора Канаты, которая всегда утверждала что «в прошлом Рей искать нечего, искать нужно в будущем, и тогда все будет хорошо». Доктор Каната думала, что знала про Рей всё, потому что заботливый Люк рассказал ей, какого сорта видео смотрит его приёмная дочь в интернете по ночам. Поэтому доктор Каната рассказала своей пациентке о таком понятии, как «отыгрывание», и утверждала, что это нормально для всех жертв, подвергшихся нападению и насилию. Но дело в том, что доктор Каната, видимо, была нихрена не в курсе того, что у Рей есть интернет и Гугл, который выдает такое количество информации, что ни один психотерапевт столько в башке не вместит. И Гугл уже давно рассказал ей, что такое «отыгрывание», а Рей рассказала По и попросила его с этим помочь, ну, а после он разнервничался и начал орать на нее благим матом о том, что они все потратили чертову кучу времени, чтобы помочь ей пережить, поддержать, а она… а она вот какая, оказывается, и «хочет, блять, еще!». Рей тогда оделась и ушла, потому что… ну, о чем с ним было еще говорить? Спустя два дня По нажрался и рассказал о ее просьбе всем друзьям. Об этом доктор Каната, конечно же, ни черта не знала. Еще она не знала, что Рей общается с Беном, который высокий и широкоплечий, с черными волосами и бледными длинными пальцами, и именно поэтому он так… подходит. Доктор Каната пришла бы в ужас, если бы узнала, что за последние пару лет монстр из ее кошмаров приобрел наконец четкие черты лица, и почему-то принадлежат они Бену. Как так получилось, Рей и сама не поняла, просто он… подошел. И вот тогда, когда это случилось, страх почти ушел, сменился тем самым постыдным, которое никогда не произнесешь вслух, ни одному психотерапевту не расскажешь. Не расскажешь, как строка поиска мелькает, рябит в глазах, и если вписать всего несколько слов, то поисковик выдаст море ссылок, из которых в итоге не подойдет ни одна. Ни одно фото, ни одно видео. В них нет правды, ничего, хоть отдаленно похожего на то, что ей нужно. И все же пальцы сами привычно печатают черные буквы, словно гвозди вбиваются в крышку гроба… Доктору не расскажешь, как от старого ноутбука нагревается одеяло, когда она затаскивает его на кровать. Звук на минимум и штекер наушников в гнездо, чтоб наверняка ни звука не просочилось — деревянные стены старого дома тонкие, а Люк не спит допоздна. Одно видео сменяет другое, все хуже и хуже, и все не то, все не так. Чужая визуализация не дает насыщения, успокоения, но если закрыть глаза и нарисовать себе сценарий, не такой же, но подобный… Сценарий, в котором будет так же очень темно и жарко, будет тот же монстр, только с лицом Бена — она увидит, потому что в этот раз на ее глазах не будет повязки — и бледные пальцы не будут связывать ее руки, не станут сдавливать ей виски до тошноты, сжиматься вокруг горла, перекрывая доступ к кислороду, и грубая ткань черного свитера не будет больше царапать кожу. Только если нарисовать себе темноту, наполненную его тяжелым дыханием сквозь поднятый ворот свитера, когда он тащил ее через лес к машине — это было еще до повязки, но в темноте она видела только его силуэт — и его горячечно-жаркое дыхание на ее лице после, в темноте салона, пахнущего дорогой кожей, сигаретным дымом, и еще чем-то терпким, особенным, запоминающимся… Только тогда, вытаскивая пальцы из белья и вытирая о мокрое от пота одеяло, придет насыщение. Но вместе с ним придет стыд, плотный и болезненный, из которого можно было бы сплести веревку и на ней же и повеситься. Рей улыбнулась и кивнула своему психотерапевту, соглашаясь с тем, что «судя по всему, ей уже намного лучше», подытоживая сеанс. Доктор Каната осталась очень довольна и попрощалась с ней до следующего понедельника. Как же ей осточертело все это гребаное лицемерие. Ведь в конечном итоге — всем плевать, как оно там, на самом деле. Улыбается, значит все в порядке.***
После ужина Люк упал на диван в гостиной, придвинув поближе ящик с пивом — чемпионат мира по футболу в самом разгаре, от которого его не отвлек бы даже апокалипсис. Ему плевать на все. Рей давно знала, что просить его о помощи с уборкой со стола даже пытаться не стоит, у него всегда один ответ: «я на пенсии, всего хорошего». Сообщение от Бена пришло после девяти, и потолок привычно обрушился на голову, только на этот раз было такое чувство, будто вместе с ним обрушилась вся ее жизнь. Рей вылезла через окно и пошла в парк так медленно, будто и не опаздывала вовсе, пару раз даже останавливалась, но продолжала идти в итоге. Не понятно, какого черта нервы натянулись и звенели громко, на самой высокой ноте, ведь это же просто Бен, тот самый Бен, с которым она общалась последнее время, который понимает и поддерживает, который ее последняя надежда. Она знает его. Но он ведь… подходит. Идеально подходит. Последний раз она его видела еще до всего, когда ей было сколько? Шестнадцать? Четыре года назад. Сколько ему сейчас? Он лет на восемь-девять старше, стало быть — около тридцатника уже. Определенно, он очень, очень подходит. Нет, нет, к черту, она не думает об этом… не думает, не думает… ду… ма… ет… Он просигналил фарами один раз, и Рей залезла на пассажирское сиденье, захлопнув за собой дверцу слишком громко, или это у нее от нервов обострился до максимума слух? Бен улыбнулся самым краешком рта, поворачивая ключ в замке зажигания, нажал на панели кнопку — блокировка дверей разрезала тишину коротким щелчком. Она больше и вправду была не одна, как Бен и обещал, и все бы хорошо, но только… в машине пахло… так знакомо.