***
— А на Джакку было много твилеков? — Розовокожая твилечка Нэра, которая прилипла к ней с самого первого дня, не желает позволить ей сконцентрироваться. — Таких, как я. — Из местных — несколько, — Рей отчаянно желает попросить ее заткнуться. Но у нее еще никогда в жизни не было подруги, и она не собирается игнорировать ту единственную, что только недавно появилась. — В основном залетные. — А люди? — Нэра без труда поднимает в воздух камень с помощью Силы. Выпендривается перед Рей, которой еще долго догонять остальных по умениям, в них-то Сила проснулась намного раньше. — Такие, как ты. Были? — Были, — вереница знакомых лиц проносится перед глазами, но не то чтоб она по ним скучала, нет. — Конечно, были, людей везде хватает, даже на Джакку. — А человеческие парни? — Были, конечно, — и все поголовно из тех, что ради наживы не погнушаются выпотрошить родную мать. Ниима не располагала к становлению хорошим человеком. — И местные, и залетные. Кажется, Нэра все-таки решила оставить ее в покое. Концентрация помогает, руки чуть дрожат, и в висках стучит кровь, а камень, лежащий перед Рей, подрагивает и отрывается от влажной почвы… — А ты с ними когда-нибудь целовалась?.. Рей? В груди что-то больно стягивает, и желудок будто леденеет. Мысль о том, что она каким-то образом узнала, заставляет пальцы Рей резко сжаться, невольно дробя камень на мелкие осколки. Жар заливает лицо и шею. Нэра округляет глаза. — Нет, — ее голос хрипит, и Рей прочищает горло, вытирая рукавом пот со лба. — Нет, никогда. И это не ложь. Она никогда не целовалась с парнями с аванпоста. Не с ними. — Это бесполезно, — Бен морщится, когда очередной стук упавшего шеста гремит в ушах, и отталкивается от стены, собираясь вставать и уходить. — Ты зря тратишь мое время. — Нет, подожди, — ноги сильно затекли сидеть на жестком полу в позе медитации, и Рей едва может встать на четвереньки, морщась от судорог в ноющих мышцах. — Подожди, не уходи, я попробую еще раз, я смогу. Бен приподнимает бровь, будто готовый рассмеяться, но… он никогда не смеется, только криво улыбается краешком пухлых ярких губ, от одного взгляда на которые ей становится стыдно. — Прости, — горло сдавливает так сильно, что слова еле проталкиваются наружу. Он же хочет как лучше, а она его только задерживает, действительно, зря его время тратит. — Прости, пожалуйста, прости… О, ну только не дурацкие слезы, которые, казалось, все до последней капли забрала себе пустыня, иссушила до дна. Но нет. Ей никогда не стать настоящим джедаем, она ни черта не сможет… — Если тебе действительно жаль, — он чуть склоняет голову набок, прикрывая глаза, — тогда извинись правильно, а после продолжим. Ком в горле чуть уменьшается, но зато холодеет в животе, тяжелеет, словно гравитация увеличилась втрое. — Как? — Ты знаешь как. Да, она знает. Пытается подняться, но ноги все еще схвачены в тиски колючих судорог и совсем не слушаются, словно не родные. Или это от страха? Рей оборачивается на темный провал дверного проема, в который кто угодно может зайти в любой момент и увидеть их здесь. Это опасно… В итоге она ползет как есть, на четвереньках, те несколько метров, что отделяют ее от согнутых в коленях длинных ног Бена, отчаянно краснея под его пристальным взглядом. — В этот раз попробуем иначе, — когда она подползает совсем близко, окончательно пунцовая и нервная, Бен тянется ей навстречу, приподнимая подбородок двумя длинными, сильными пальцами. — Забудь про губы. Я хочу, чтобы ты приоткрыла рот и прикоснулась своим языком к моему. Ладно? Она видит краем глаза идущих по двору и о чем-то беседующих мастера Люка и Бена. Лицо заливает краской стыда, когда мастер кивает ей дружелюбно, а Бен, лишь коротко скользнув взглядом, сразу же отворачивается. Будто она — пустое место. Будто они незнакомы. Будто ничего не было. Рей пытается повернуть голову к проему двери, но Бен возвращает ее внимание к себе, удерживая подбородок. Его горячие губы касаются ее кожи, и Рей открывает рот, стараясь делать так, как он сказал. Тянется языком навстречу его языку, и влажность прикосновения шокирует настолько, что в животе простреливает вспышкой. Дыша носом, она пытается повторять за ним, слегка поворачивая голову, меняя угол. Его язык у нее во рту движется так глубоко и приятно, что кружится голова, а уголки губ ноют от натяжки в попытках открыть рот еще шире. Он отталкивает ее от себя так внезапно, что перед глазами все смазывается, тянет руку, буквально впихивая ей в ослабевшие пальцы деревянный шест Силой, отползает дальше к стене, быстро садясь в позу медитации и закрывает глаза. Рей успевает сесть прямо и зажмуривается как раз тогда, когда в полутемную комнату заглядывает мастер Люк. — Ну, как у вас тут дела? С ее-то слухом, как она не смогла распознать его приближающиеся шаги? Бен смог, слава Силе. — Она способна к быстрому обучению, становится сильнее с каждым днем, учитель, — голос Бена спокоен и ровен, никакой одышки, а у Рей сейчас, кажется, порвутся к криффу легкие. — Быстро нагонит остальных, если будет продолжать усердно тренироваться. — Замечательно, — Люк, кажется, доволен. Хорошо, что сейчас не яркий полдень, не то ее пылающее пламенем лицо стало бы поводом задуматься. — Но довольно на сегодня, идите отдыхать оба. Она уходит первой, и до самой двери буквально всей кожей спины чувствует на себе тяжелый взгляд. Ей жарко.***
— Что такое джедайский целибат? Нэра, зачитывающая ей вслух свои любимые цитаты из Устава Старого Ордена, захлопывает тетрадь и смотрит в ответ так снисходительно, что Рей чуть не прыскает со смеху. По яркому голубому небу плывут перистые облака, деревья шепчут друг другу секреты в высоких кронах, влажный ветер целует щеки, площадка для тренировочных боев на деревянных мечах полнится мальчишками. Она может видеть отсюда Бена, который наблюдает за спарингами, прислонившись спиной к стволу дерева. Он не смотрит на нее. Днем ее для него просто не существует. Это правильно… но почему тогда так больно? — Бояться не надо, — она едва различает его шепот, потому что в ушах шумит кровь. — Я тоже это чувствую. Губы Бена перемещаются на ее шею и ниже, и ладонь накрывает ее широко распахивающийся рот как раз вовремя, потому что от неожиданности она готова вскрикнуть, когда он вбирает в рот чуть ли не половину ее небольшой груди, вылизывая длинным языком сжавшийся в тугую горошину сосок. Снова и снова, и она слепнет от раскалившего ее почти добела жара, удовольствие острыми электрическими иглами пронзает мышцы, пока не становится почти нечем дышать. Кажется, ее спина уже вобрала в себя все те занозы, что реально было найти на старом деревянном полу тренировочной комнаты, задранная до самых ключиц туника треснула по шву, и тьма ползет по потолку, собираясь в самом центре и проливаясь тягучей вязкой массой прямо на спину Бена, возвышающегося над ней огромной тенью. Пустыня перед глазами теряет краски, превращаясь в черно-белую картинку, а воздух полнится горьким пеплом и черными точками. Свет, тусклый, как никогда прежде, едва пробивается через ползущую по белому песку черную, непроглядную тьму… — Это — залог успеха в познании Светлой стороны Силы, подруга, — Нэра кивает, будто подтверждая свои слова и придавая им больше веса. — В наше спокойное время джедаи расслаблены и нарушают правила повсеместно, но Старый Орден ввел целибат как обязательное условие, и крифф меня раздери, если в их словах не было никакого смысла! — А что это слово вообще означает? — она спрашивает уже чисто автоматически, украдкой подглядывая за тем, как темные локоны Бена шевелит ветер. Он старше их всех, выше их всех, сильнее их всех. Она никогда не видела таких, как он, на старом добром Джакку. Он красивый… — Что за целибат? — Ты знаешь, что такое девственность? Рей так поражена этим вопросом, что все-таки отводит взгляд от Бена и поворачивается обратно к подруге. Кивает медленно, щеки чуть краснеют. Конечно, она знает, что это такое. Она же не дура, да и видела кое-что светлыми ночами, когда задерживалась на аванпосте допоздна. Там пьяный народ особо не стесняется, особенно когда залетный подцепляет местную или наоборот. — Ну так вот, беречь ее надо, — Нэра поглаживает свой блестящий на солнышке розовый лекку, мечтательно смотря куда-то вдаль. — Только так можно достичь таких высот, что мастеру Люку и не снились! Самые мощные джедаи в истории следовали этому пути, и их имена остались в истории яркими звездами, что никогда не потухнут! — Но… почему так? — Рей задумчиво закусывает губу и хмурит брови. — Это же называют любовью. А разве любовь не есть Свет? — Ты что, совсем? — Нэра фыркает и выглядит чуть ли не оскорбленной. — Любовь — это чувство возвышенное, любить можно семью, учителя, ученика, всех, кому в галактике требуется наша помощь. А то, о чем ты говоришь, — это плотские утехи, грязь и мерзость, прямиком ведущая на Темную Сторону Силы. В темном коридоре академии ни души, из столовой доносятся тихие разговоры учеников, обсуждающих дневные тренировки. Мастер Люк улетел по делам, и за старшего остался Бен. Но он занят не учениками, он занят тем, что вжимает ее тело в прохладную каменную кладку коридорной ниши. Его тело такое тяжелое и огромное, что у нее дрожат ноги. — Тебе нравится? — его шепот надломленный, горячечный, и Рей кивает ему в плечо, дрожит, словно в приступе лихорадки. Длинные пальцы в ее бриджах скользят по промежности, задевая горошинку клитора сквозь белье, размазывая обильную влагу по тонкой ткани. Бен улыбается ей в висок и отвечает на свой же вопрос: — Да, тебе очень нравится. Подушечка крупного среднего пальца вжимается внутрь, в самый центр входа, натягивая промокшую насквозь ткань белья, вынуждая Рей вытянуться на цыпочках и рвано задышать через нос. Язык Бена глубоко у нее во рту, но он не смотрит на нее. Его темные блестящие в полумраке глаза прикованы к виднеющемуся отсюда выходу из столовой. Тени мелькают на освещенном полу напротив распахнутого дверного проема. А в их коридорной нише — тьма и грязь. Волосинки на затылке встают дыбом от одних только слов «Темная Сторона», потому что нет хуже позора для джедая, нет более ужасающего и низкого падения, это она вызубрила за время пребывания в академии просто каменно. Поэтому она не идет на тренировку с Беном, передав ему с одним из младших учеников сообщение о том, что она заболела. И в последующие несколько дней остается в постели, пытаясь придумать, как ей избегать его дальше, потому что ни к чему, кроме падения и позора, их встречи не приведут. Возможно, Бен просто не знает об этом.***
— Мастер Люк сегодня возвращается. — Нэра сладко потягивается, садясь на кровати и проводя руками по своим длинным розовым лекку. — Интересно узнать новости из столицы. Ого, а это что еще такое?! Ее розовый палец тычет в серую штукатурку стены над изголовьем кровати Рей, и внутри словно обрывается что-то тяжелое и горячее. Восемь смазанных точек бурого цвета кажутся ей неопровержимым доказательством, которое наконец-то расставит вещи по местам, и все поймут, что рядом с ними, прямо в храме добродетели и благочестия, поселилась грязь. Но… — Крифф, — Нэра брезгливо кривит губы. — Насекомое какое-нибудь в комнату заползло. Проверь лучше кровать, подруга, может, оно все еще где-то там. В освежитель идешь? — Иди первая, — Рей все так же зажимает в пальцах одеяло, натянув до самого подбородка, хоть с приходом утра комната и нагрелась так, что у нее по вискам ползут капли пота. — Я догоню. Едва твилечка выходит из опустевшей комнаты, Рей вскакивает и натягивает на себя вещи, затем сгребает с тонкого матраца простыню и комкает ее, чтобы никто не заметил все еще влажного белесого пятна посередине. Она выстирает его во дворе… Наверное, уже далеко за полночь, потому что в комнате совсем темно, и только девичье мерное дыхание заполняет ночную тишину. Рей вырывает из сна резко, сердце колотится как сумасшедшее, когда кровать прогибается под чужим весом, но закричать она не успевает, потому что рот ее накрывает большая горячая ладонь, сжимая аккуратно, но твердо. — Тише, тише, — Бен шепчет ей в волосы, низко нагнувшись, и кончики волос скользят по ее щеке. — Ни звука, договорились? Убирает руку, когда она коротко кивает, переворачивает ее на живот, вздергивая на колени, тащит белье вниз по бедрам. Она всматривается широко открытыми глазами в темноту перед собой, стараясь дышать как можно тише. Страшно подумать о том, что случится, если хоть одна из девушек проснется и заметит, что на узкой кровати Рей больше одного человека. Страх мутит рассудок, и она утыкается в подушку и тихо скулит, когда Бен расставляет ее колени шире и приникает ртом к ее промежности. Ей стыдно лежать вот так, с выпяченной задницей, в комнате, полной спящих девушек, стыдно, что она настолько открыта перед ним, стыдно за то, что удовольствие горячей лавиной накрывает до самых кончиков пальцев ног. Ей стыдно, что она хотела, чтобы он пришел. Его язык длинный и горячий, и край подушки, зажатый в ее зубах, намокает от обильной слюны, и она ничего не может с собой поделать, когда подается навстречу его рту снова и снова. Тьма ползет по кровати, обвивает ее бедра, или это пальцы Бена… в принципе, одно и то же. — Рей! — Мастер Люк машет ей рукой и улыбается так по-доброму, что ей хочется развернуться и убежать. Его светлые одежды чуть запылились после долгого путешествия. — Ну, как твои успехи, девочка? Бен хорошо тебя обучает? Стыд сжимает горло не хуже Силовой хватки, делает колени ватными, а руки влажными. «Я просто обыкновенная мусорщица с Джакку, — хочется сказать ей, исповедаться ему, — полная тьмы и грязи, никто из ниоткуда, вы должны это знать». Но вместо этого она говорит другое: — Вам лучше спросить об этом у Бена, мастер, я не могу сама судить о своих успехах. Люк кладет ей руку на плечо. — Прости, что я уделяю так мало внимания, но последнее время обязанностей у меня просто неподъемное количество. Бен позаботится о тебе. Я уверен, ты стараешься, девочка. — Выпрями ноги, девочка, — Бен шепчет едва различимо, надавливая на ее поясницу и заставляя снова улечься животом на матрац. — Скрести их, давай. Она выполняет, вцепляясь пальцами в подушку, слышит возню за спиной и далеко не сразу понимает, что именно прижимается к ее крепко сведенным бедрам и туго вжимается между ними, гладко скользит благодаря обильно размазанной по коже влаге. Посреди черноты, облившей их с головой и накрывшей плотным коконом, тонкая струйка страха все же поднимает волосы на затылке дыбом… Он слишком близко, поэтому она отрицательно мотает головой, но в ответ слышит только лихорадочное «все нормально, тише…». Он всего лишь трахает ее крепко сжатые бедра, навалившись сверху всем своим огромным весом, распнув ее тело на тонком матраце, и Рей с трудом сползает чуть вниз, чтобы… ох… массивная головка его крупного члена задевает клитор снова и снова, влажная и гладкая. Она проталкивает руку под себя и накрывает ладонью то место, где они соприкасаются, непроизвольно увеличивая давление, и Бен тихо шипит ей в висок, а глаза закатываются от невозможно острых вспышек постыдного удовольствия. Пальцам липко. Узкая кровать раскачивается и стучит о стену, грозя разбудить спящих, и Бен кладет руки на дюрастил изголовья, обвивая пальцами, двигается все резче. Тьма и грязь ворочаются под кожей, текут внутри вен, скользят между бедрами. Рей поднимает глаза вверх, и прямо перед ее лицом костяшки кулаков Бена врезаются в грубую штукатурку стен, блокируя звуки ударов изголовья кровати, стесывая кожу до крови. Она кончает, не отрывая взгляда от этих кровоточащих ранок, стискивая бедра изо всех сил, а Бен кусает ее за плечо, и по простыне в районе ее живота расползается мокрое пятно его семени, горячее и вязкое. — Я… стараюсь, мастер. У нее пока что не особо получается долго левитировать камни в воздухе, но зато если Рей сконцентрируется, то всегда сумеет различить в потоке Силы, окутавшей академию, одного единственного человека. Будто вокруг горла обвязана крепкая невидимая нить, а второй конец сжимает в кулаке тот, кто становится с каждым днем все ближе. Опасно ближе.***
— Да что с тобой сегодня такое? Нэра спрашивает еще уже третий или четвертый раз, но по-прежнему получает в ответ хмурое и дерганое «ничего». Рей кажется, что каждый встреченный сегодня на территории академии человек или иноземец смотрит именно в ее сторону, мельком кидает на нее презрительные взгляды, будто все они знают. Знают. Знают. Знают. Она думает о том, что их помыслы чисты и благодатны, благородны. А ее голова переполнена мерзостью, а душа полна грязи. Потому что как иначе обьяснить то, что она не может перестать прокручивать в мыслях оно и то же, сотню раз по кругу: дыхание, шепот, пальцы, рот, жар, дыхание, шепот, пальцы… — Сила, — длинные пальцы, вцепившиеся в волосы, сжимают в кулак один из пучков волос на затылке. Она поднимает взгляд и сквозь рефлекторно выступившие на глазах слезы видит, что второй рукой Бен прикрыл глаза, а на покусанных пухлых губах наконец-то расцвела широкая улыбка. Она красивая, эта улыбка, ею можно было бы любоваться, греться в ее лучах, если бы не мешала рука в ее волосах, дергающая на себя снова и снова, проталкивая толстый член все глубже в ее узкую глотку. — Это так хорошо… Глубже, Рей, ты сможешь. Если бы он точно так же верил в ее возможности овладения Силой, она бы целую академию подняла в воздух, не то что какой-то камень. Она знает, что сегодня у Люка почетные гости, видит шаттл с логотипом сената на посадочной площадке рядом с академией. Невысокая женщина с мудреной прической в светлых одеждах целует мастера в обе щеки, тянет руки к Бену, но тот делает вид, что не заметил, отворачивается и натыкается взглядом на Рей. Невидимая нить на ее шее давит так сильно, что вот-вот перережет горло. Вибрирует, словно под напряжением, натянутая до тихого гула, только вместо электричества по ней ползет боль и скорбь. Перед глазами снова пустыня, черно-белая, и Бен стоит босой на прохладном песке, с оседающими на его черные кудри серыми хлопьями пепла. Один. Совершенно, невозможно, ужасающе один. Такой же, как и она, перемазанный тьмой и грязью. Смирившийся с тем, что вокруг никого, и пустота его рано или поздно пожрет. Но она этого не допустит. Она глотает все до последней капли. Чувствует, как ползет вниз по горлу тьма, сворачивается в животе в клубок, собираясь ждать до следующего раза столько, сколько понадобится. Бен гладит ее раскрасневшиеся щеки, не спеша убирать член из ее чуть треснувших в уголках губ, проводит большими пальцами под глазами, стирая слезинки. — Все хорошо, — его шепот надтреснутый, но сытый и полный покоя, и облегчение накрывает шквальной волной. — Теперь все хорошо, не переживай так. От его пальцев тянется тьма, оставляя у нее на лице вязкие следы. Но улыбка полна слепящего Света, и от этого рядом с дремлющей тьмой в животе расцветает слабый бледный цветок надежды.***
Ей страшно, потому что Люк смотрит на нее с явной тревогой. Его сестра, стоящая возле окна, смотрит на нее вроде доброжелательно, но настороженно, а молчание в воздухе такое вязкое, что хоть режь вибро-ножом, нарезай сайбером. И ей снова кажется, что они уже давно обо всем знают. Наверняка знают, каждую ее грязную, мерзкую тайну, каждую постыдную минуту удовольствия, которая, скрученная в тугой черный клубок, дремлет в животе. И краска стыда снова ползет вверх по шее, Сила, если только они знают… — Скажи, Рей, — Люк явно не хочет начинать этот разговор, но Лея Органа, стоящая у окна, кивает ему, вынуждая продолжать. — Вы с Беном проводите много времени вместе с тех пор, как ты присоединилась к обучению. Я бы не хотел давить на тебя или смущать, но нам кажется, что происходит что-то неправильное, и только ты можешь дать ответы на несколько интересующих нас вопросов… Ей хотелось бы, чтобы он потушил ночник. Она же не просит многого, просто потушить этот криффов ночник, от которого слишком много света. Ночью свет ни к чему, ночью властвует тьма, в которой все становится не таким очевидным, и можно спрятать в ней себя и свое мерзкое, грязное удовлетворение от неправильности происходящего. Неправильности, в которой правды больше, чем во всех кодексах джедаев вместе взятых. Правды о том, что сломанные вещи не починить покоем, знанием, безмятежностью, гармонией… Нет, не починить. По поверхности низкого столика хаотичными кляксами разлиты чернила, стекая с края и капая черными вязкими каплями на край матраца. Она прямо говорит ему, что собирается хранить джедайский целибат, и Бен выслушивает со спокойным выражением лица. А потом стягивает с нее одежду и ставит на четвереньки, заставляя уткнуться лицом в тонкую подушку, пахнущую его волосами. — Целибат, — горячие, огромные пальцы пляшут по ямочкам на ее пояснице, и волоски на предплечьях встают дыбом. — Это тебе Люк поведал великие таинства о пользе благочестия? — Нет, — она следит глазами, как Бен тянется мимо нее куда-то к столу, что-то берет из ящика, небольшое и стеклянное. Крышечка падает на пол, закатывается за матрац, теряясь в темноте. — Нет, моя подруга… — Подруга, м? — Его пальцы липкие и прохладные, ведут по ложбинке между половинками задницы вниз, и Рей вцепляется зубами в подушку. — Твоя подруга знает, куда ты добровольно уходишь по ночам? — Она отрицательно мотает головой, пока его пальцы проникают внутрь, так медленно, что хочется выть, с трудом проталкиваясь сквозь сжатые мышцы. — Конечно, нет. Но я уважаю твое решение, Рей, и никогда не сделаю ничего против твоей воли. Она знает, только ей… хотелось бы, чтобы он потушил ночник. — Ты когда-нибудь замечала за Беном что-нибудь странное? — Люк, кажется, пытается правильно подобрать слова, хмурит брови и то и дело тревожно проходится рукой по бороде. — Что-нибудь… что бы насторожило тебя? Рей сцепляет руки за спиной, пытаясь не выдать свои дрожащие пальцы, переступает с ноги на ногу, и виски покрываются испариной. — Бен Соло слишком требователен, — ее голос дрожит, и короткие ногти впиваются в ладони. — Порой мне сложно выполнить то, что он говорит мне делать. — Я не о ваших тренировках, — Люк отмахивается, качая головой. — Ясное дело, что он пытается обучить тебя базовому владению Силой в ускоренном режиме, девочка, это всегда сложно. — Люк, не дави, — обращенный к нему взгляд Леи Органы полон осуждения. — Девочка нервничает. Милая, — она обращается к Рей, и сердце екает. — Скажи, пожалуйста, во время совместных медитаций, к примеру, ты не ощущала в Бене чего-либо… не имеющего ничего общего со Светом? Ничего общего… Тьма поднимается вверх по горлу, окрашивает губы черным, стекает с подбородка на подушку. Тьмы так много, что она волнами качает ее тело… нет, это только руки Бена, вцепившиеся в ее бедра так сильно, что останутся синяки. Он стонет ей в макушку так, словно… — Тебе… тоже больно? — кажется, что она сейчас разорвется пополам, треснет по швам, ее тело больше похоже на бесполезную тень на стене, ту самую, что породил ночник на столе своим тусклым светом. Оно словно было создано для боли и удовольствия, ее тело, и уж точно не для покоя. Для мерзости и грязи, которой так много, что невозможно шевельнуться, чтобы не вскрикнуть. — Тебе тоже… — Конечно, больно, — тогда почему он тихо и надломленно смеется ей в волосы, и этот новый, неслыханный ранее звук, снова переходящий в долгий и протяжный стон, заставляет все внутри сжаться от первого укола тонкой острой иглы удовольствия. — Поэтому, — его ладонь легко хлопает по ее заднице, заставляя дернуться и заскулить, — не зажимайся так, ну же, расслабь мышцы. Рей дышит ртом и кусает губу до крови, когда он толкается глубже. Небольшая лужица чернил, натекших со стола, добирается до открученного в спешке флакончика с бакта-гелем, и это последнее, что она видит перед тем, как крепко зажмуриться. Дальше просто слушает влажные звуки и пытается, пытается, пытается не дергаться и не зажиматься. Так и вправду легче. Она снова переступает с ноги на ногу, невозможно стоять долго в одной позиции, но хвала Силе, что они не попросили ее присесть. Внутри все ноет до сих пор, тянет, а в животе ворочается тьма, никак не желающая успокоиться и уснуть. — Нет, — она вкладывает в голос как можно больше уверенности, которой не так уж и много. — Нет, ничего такого, учитель, я за ним не замечала. — А когда вы тренируетесь, — эти пронзительные голубые глаза ее словно насквозь видят, и спина под тканью туники покрывается холодным потом. — Как именно он учит тебя применять Силу? — Просто делай как я. Вытяни руку и сожми пальцы, сконцентрируйся. В тишине его комнаты, пропахшей бактой, потом и семенем, с болящим телом, но такой легкой душой, словно в ее пустыне их теперь двое, сидящих лицом к лицу, она чувствует, что на этот раз получится. Они оба наконец-то открыты друг перед другом, обнаженные в свете проклятого ночника. Стоит ее пальцам чуть сжаться в воздухе, и она видит, как сминается кожа на его бледной шее с россыпью темных родинок. Да, вот так. До лихорадочно-торжествующего блеска его глаз с покрывшими почти всю радужку увеличенными зрачками. Она разжимает пальцы. — Молодец, — за каждый успех ей положен поцелуй. — Теперь моя очередь. А потом снова попробуешь ты. Тебе же нравится? Она успевает кивнуть перед тем, как ее горло вновь пережимают невидимые пальцы, и перед слепнущими глазами расстилаются километры черно-белой пустыни с мельтешащими в воздухе черными точками. Но она не одна здесь. Больше нет. — Поднимать камни, левитировать и вращать в воздухе шест, отражать удары с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе, — она тараторит на одном дыхании. Все что угодно из того, чем она должна была бы заниматься, но… так и не занялась. — Медитировать и взывать к Силе… — Ясно, — Люк вздыхает с облегчением, откидываясь в своем кресле. — Спасибо, Рей, можешь идти обратно к своим подругам. Скоро ты начнешь учить Формы. Прежде чем закрыть за собой дверь, она все еще может слышать его голос, обращенный к сестре: — Я же говорил, что все в порядке…***
— Ты куда-то собираешься? Нэра озадаченно смотрит на немногочисленные пожитки, разложенные на кровати Рей: сложенную в стопку запасную одежду, тетради с записями, запаянный в гермопластик высушенный цветок. — Нет, просто убираюсь, — Рей дергает плечом, не оборачиваясь. Ей стыдно смотреть в глаза будущему джедаю, она больше не может игнорировать тот факт, что для подруги она в перспективе только мерзость и грязь. Но она скоро больше таковой не будет ни для кого. — Давно было пора, у меня в тумбочке такой срач… На самом же деле старая наплечная сумка под кроватью уже готова принять в себя весь это хлам. — Мне бы тоже нужно было бы… — Нэра неловко хихикает. — Мы идем на водоем сегодня, хочешь с нами? Или у тебя опять тренировка с Беном Соло? — Мне нужно будет уехать. В душном узком подсобном помещении тренировочной комнаты, в лучах рассеянного света из маленького вентиляционного окошка, пляшут пылинки. Прядки волос липнут к вискам, взмокшая кожа горит, а потные пальцы переплетены с его, длинными и бледными, на стене прямо над ее головой. Его бедра подаются вперед томительно медленно, отвратительно аккуратно, до зубного скрежета нежно, только совсем чуть-чуть раздвигая складки ее влажной и ноющей от недостаточного трения промежности и сразу отступая. Такая у них новая игра: кто дольше продержится, не начав сходить с ума. В конце концов в итоге все закончится так же, как и у него в хижине, даже бакта-геля не понадобится — она и без того вся истекает тьмой. — Надолго? Рей не хочет, чтобы он уезжал, даже на один день. Нить натянется так, что задушит обоих, или же порвется от слишком сильной натяжки, а это еще хуже. Дышать почти нечем, но так даже лучше, весь воздух пропитан тьмой. Она падает, падает, падает… Слегка внутрь и обратно. Чуть-чуть… но нет. Чуть глубже… о, Сила… — Ну, тогда увидимся вечером? — Нэра снимает накидку с крючка и идет к выходу, поправляя свои длинные лекку, лежащие на плечах. — На ужине? — Не жди меня, — Рей так и не поднимает глаз и не машет на прощанье. — Я задержусь допоздна в тренировочном зале. — Я не вернусь, — она замирает, будто Бен ударил, но он тут же прижимает ее к стене, не давая двинуться, не давая выкрутиться. Закрывает рукой рот, готовый кричать на него, не давая выдавить из себя ни звука, сжимает сильными пальцами ее вмиг ослабевшие руки, не позволяя ногтям добраться до его лица. — Мне пора, Рей, мне тут не место, ты прекрасно знаешь. Вопрос в другом… отправишься ли со мной ты? Туда, где нас никто не обвинит в мерзости и грязи, и все оковы падут. Ответить ему легко, даже с зажатым его ладонью ртом. Просто качнуть тазом и податься навстречу бедрами, до самого конца, ставя точку в ее истории на пути становления великим джедаем, если верить заветам Старого Ордена. Все это неважно, потому что если у нее есть его рука, то он выдернет ее из любых зыбучих песков проклятой пустыни. А она — его.