Коснись руками пламени

Погода была прекрасная, а вот настроение не очень. Я потирала ушибленное колено сквозь протертые джинсы и грустно вслушивалась в тишину. Сегодня как раз тот день, когда должен упасть Альберт, поэтому я не спала. А ещё я очень волновалась, найдёт ли он меня. С того времени ненавистной весной в нашем старом доме произошёл пожар. Папа успел спасти меня, а когда забежал на кухню за мамой, всю комнату уже охватил огонь. Было поздно… Я долго не могла смириться с этим. Нам пришлось переехать в новый дом: маленький и тусклый, с облезшими обоями и мышами за шкафом. Моя комната такая же маленькая, со странными на ощупь шторами и скрипящим полом. Иногда со школы я заваливаюсь на кровать, врубаю в наушниках Fall out boy или какой-нибудь другой американский рок и игнорирую всё вокруг. Ещё мне пришлось перейти в новую школу. Наверное, я ещё никогда так сильно не проклинала свою болезнь, как сейчас. Это была не старая школа, где у меня была куча друзей, где дети понимали меня и всячески поддерживали. Я скучаю за старой школой. Я прикоснулась к опухшему мизинцу на руке и прошипела сквозь зубы. Похоже, очень сильный ушиб. Надеюсь, не перелом. Сегодня в школе меня впервые побили. Это было неожиданно. Я заблудилась в коридорах, ведь никто мне так и не показал дорогу, поэтому я просто нащупала стену и ждала, пока кто-то пройдёт мимо. Возможно, я слишком доверчива к людям. «Ну и что ты нам сделаешь? Ты даже подняться сама не можешь! Тебе только школа для инвалидов светит!» — почему-то эти слова всплыли у меня в памяти. Ещё и этот приступ нистагма, как же не вовремя он был тогда. Кажется, я опозорилась на всю школу. Вспоминая это, у меня в горле стал ком обиды на этот мир. Я не хочу быть такой. Не хочу быть слабой. Я не хочу быть кому-то в тягость. Папа очень много работает, часто запирается в комнате или идёт на улицу покурить. Мне жаль его, жизнь действительно издеваться над счастливыми когда-то людьми. Я не знаю, сколько сейчас времени, но даже в комнате отца потух свет. Я осталась в кромешной, поглощающей темноте, без солнцезащитных очков. Яркое свечение заставило меня закрыть глаза. — Фух, сегодня достаточно удачно приземлился. Еле нашёл тебя! — весело протараторил Арнольд. — Эй, чего раскисла? — Ничего. Я не хотела вешать свои проблемы ему, но ком в горле поступал всё ближе. — Ну, чего ты? Что случилось? — Он подошёл и обнял меня, когда одна из слезок медленно стекала по моей щеке. — Тебя кто-то обидел? — Он взглянул на разбитые в кровь колени. Я утыкаюсь лицом в его пиджак и надрывно всхлипываю. Выбрасываю все накопившиеся негативные эмоции. — Тише, успокойся… — он гладит меня по спине, и я потихоньку успокаиваюсь. Мы сидим так неопределённое количество времени, и мне вовсе не хочется его отпускать. Мне хочется делиться с ним радостью, а не вот так вот выплакиваться ему в плечо. Он должен быть счастлив. — Прости. — Я отстранилась от Альберта. — Я просто не могу больше так. Я безвольна и слаба. Я ничего не могу самостоятельно сделать. Конечно, кто будет помогать какой-то слепой девчонке в новой школе! — Ты не слепая, Кристин, — так обычно любил повторять мой отец, когда я говорила что-то подобное. — Ты слабовидящая. Тебя кто-то обидел в школе? Хочешь, я побью их тоже? Хочешь? Пусть они знают, что у тебя тоже есть сила. Кристина, ты ведь не одна, помни об этом. А ведь действительно. Сейчас остались только два родных мне человека, и только одному я могу доверить всю свою жизнь. — Спасибо, Альберт. Спасибо, что появился в моей жизни. Ветер был холодным. Холод пронизывал меня до костей, а всё тело ныло от боли. — Знаешь, Альберт. В августе мы с папой ходили в картинную галерею. Я видела только цветные пятна, с очками немного детальнее, но это было красиво. Очень красиво. А ещё я познакомилась с одной художницей. Я была самым счастливым человеком в мире тогда. Альберт улыбнулся и обнял меня снова, будто бы знал, что мне стало холодно. — Да, это прекрасное зрелище. — Я бы тоже хотела так, — продолжила я. — Так рисовать. Папа говорит, что это невозможно с моим зрением и нужно серьёзно смотреть на жизнь. Хотя я и сама это понимаю. — Слёзы снова потекли из моих чёрных без радужки глаз. — Ты обязательно станешь самой лучшей художницей. Я тебе обещаю. На момент я правда поверила в эти слова. Если бы это было правдой… — Аниридия не лечится, — грустно вздохнула я. Мы долго сидели так, наслаждались тишиной, пока Альберт не спросил. — Ты правда хочешь стать художницей? — серьёзно проговорил он. — Да. — Я быстро спрятала своё лицо от его взгляда. Опять этот приступ нистагма. Я не хочу, что бы он это видел. Он исчез быстро и без прощания. — Альберт? — позвала его я. В ответ ничего. Даже сверчки ничего не поют.