Я хочу таким быть — беззаботным, в нынешнем веке пишут все тяжёлое, ничего отрадного. Я хочу, хочу отрадного и буду писать только отрадное. Валентин Серов
В середине осени, в славном месяце октябре, все начинает умирать. Медленно, листок за листком, с деревьев уходит даже не зеленая, а оранжево-красная листва. Солнце уже не так высоко сияет в пасмурном небе, а еще хуже становится тогда, когда тучи становятся слишком тяжелыми и черными, низвергая на землю баснословное количество воды. Тогда люди начинают делится на два типа: первые заворачиваются в пледы и смотрят фильмы с чашкой обжигающего кофе или какао на диване вместе со своей половинкой или же в гордом одиночестве, а другие же достают свои остроконечные зонты и выходят на улицы, подставляя протянутые ладони под хлесткие капли дождя. Дождь — очищение. Именно так говорила Юра, когда они остались однажды одни дома, пока трое старших членов семьи уехали в другой город за редкими травами к семейному празднику. Они тогда сидели на крыльце под широкой крышей и смотрели, как капли дождя собираются в лужу в небольшой ямке у порога. Ему было двенадцать, а Юре только-только стукнуло девятнадцать. Она тогда была очень сильно опечалена расставанием с парнем, который уехал от нее в другой город на учебу, пока она еще не приняла на тот момент решение. Дождь — спутник спокойствия. Он всегда рядом, когда внутри сидят кошки, ногтями впиваясь в плоть и пуская кровь по своим пушистым лапам. Он всегда стучит в окно, не давая тебе возможности уйти глубоко в себя. Дождь и есть спокойствие. И Чанель был бы рад слышать его до конца своих дней. [baekssoul] Как вам скетч? Руки дошли выложить его только сейчас, уж простите. Знаете, этот парень под деревом вписался чертовски гармонично, не находите? А как прошел Ваш сентябрь? Впервые этот пост Чанель увидел на паре, какое совпадение, истории Искусств. Преподаватель Чхве, словно бурый медведь, почти впал в спячку, поэтому его скорость говорения уменьшилась в несколько раз, потому что каждое слово растягивалось на каждой гласной, и Чанель едва ли не на стенку лез от скуки. Пропускать нельзя — второй месяц учебы же только. Поэтому оставалось только бездумно листать ленту в Инстаграме, ставя лайки на счастливые мордашки Сехуна и Сонхи. Обычно это были до жути сопливые снимки, где девушку целует его друг так нежно и ласково, что даже у остывшего ко всем чувствам Чанеля что-то слабо теплится в груди. Наверное, просто сердцу от резко повысившегося сахара в крови сложно гонять кровь по организму. Он едва сдержался от нервного смешка на всю молчаливую аудиторию, тишину которой разрывает только голос преподавателя Чхве. «Этот парень» под сакурой оказался сам Чанель. Невозможно было не узнать его самого в его любимой теперь черной рубашке, с камерой в руках и с немного растрепанными зализанными волосами. Какая ирония. Он видел его. Смотрел, вырисовывая его профиль. Изучал, наверное, прищурив глаза и пытаясь запомнить как можно больше деталей, чтобы, если он уйдет, без проблем закончить рисунок. Чанель закусил костяшку на руке, чувствуя, как начинает дрожать, как живот скручивает судорогой, а к горлу горьким комом подкатывает тошнота. Весь июль и август Чанель умирал из-за тишины. Она словно давила на него сверху, надавливала своими большими ладонями на плечи, припечатывая коленями к земле, едва ли не грудью укладывая на траву. Тишина — молчание. А молчание больше знак не доверия и гарантии, а скорее неизбежной катастрофы. Отлично, Чанель, просто замечательно. Когда мысли в полном беспорядке, тогда, словно луч надежды, приходит озарение. Оно приходит вспышкой, яркой, словно молния в кромешной тьме, словно первый луч света после долгой ночи. Словно первый глоток воздуха после глубоко нырка под воду. Чанель тоже видел его. Скорее даже пересекался взглядом, но не запомнил. — Камера! — неожиданно громко произнес Чанель, словив на себе с десяток недоуменных взглядов и хмурый преподавателя Чхве. — Пак Чанель, собирай вещи и уходи, — медленно произнес мужчина, устало потирая переносицу. Чанель издал непонятный звук, во все глаза уставился в сторону преподавательского стола. — Ну, тут пятнадцать минут осталось, а у тебя единственного нет пропусков. Так что иди — фотографируй. — Серьезно? — Да, только потом мне нужно тебя будет кое о чем попросить, по рукам? — улыбнулся преподаватель Чхве со спокойной улыбкой. Чанель, до сих пор слабо веря в происходящее, закинул тетрадь и ручку в нутро рюкзака, схватил телефон, привычным движением вставляя штекер наушников в разъем. — Спасибо большое, преподаватель Чхве. И не такой уж Вы и противный, как о Вас говорят. — Иди уже, — прикрикнул вслед мужчина, тут же оборачиваясь к студентам, которые недовольно перешептывались между собой. — А что? Вы все гуляете, как только можно, а он работает. Да и еще фотограф талантливый. Так, на чем мы остановились… С двадцатого века началось активное продвижение этого стиля искусства в Восточной Европе… В общежитии Чанель аккуратно достал свою камеру из чехла, протер ее тряпочкой и извлек карту памяти. Пластмассовый квадратик отвратительно сильно обжигал кожу, словно он был объят пламенем, что неистово жег все вокруг. Ноутбук приветливо пиликнул, открывая рабочий стол. Пальцы дрожали над клавиатурой, а внутренний Чанель метался по черепной коробке, стуча от бессилия по вискам. Он и сам не был уверен, что готов увидеть кого-то на снимках, размытым пятном или же одной прядью волос, случайно попавшей ладонью или еще чем-то. Его словно поделило пополам, жестко ограничив все чувства. Щелкал мышью не спешно, оттягивая момент, и вообще было бы отлично, если бы все, что он успел придумать в своей голове, стало бы чертовой паранойей. Вишня, лепестки, лужи, девочка с браслетами, парень с карандашом в зубах… Сотни снимков позади и ничего. — Последний. Я же не неудачник, — прошептал Чанель, быстро нажимая пальцем на клавишу. Судьба — чертовски смешная штука. Она всегда смеется над тобой, до хрипоты срывая голос, до боли в мышцах живота. Эта привратница жизни лежит у тебя всегда на плече, лениво качая ногами в воздухе. Судьба, как маленькая дюймовочка, порхает с плеча на плечо, иногда путаясь своими тонкими ножками в твоих волосах и мыслях. И сегодня, видимо, она решила, что это отличный день, чтобы начать убивать Чанеля. Камера сфокусировалась совсем не на лепестках поздней вишни, размывая их, а на парне, что сидел на земле, подстелив под попу свой рюкзак. Чанель приблизил его лицо и не смог сдержать тихого, отчаянного «вау». Казалось, что парень на экране не от мира сего. Слишком нежный, с плавными чертами лица, аккуратным носиком и глубокими карими глазами. Камера у Чанеля с высоким разрешением, поэтому он без особого труда мог разглядеть его. Воспоминания обжигают тело адским пламенем. Особенно, когда понимаешь, что был к нему чертовски близко. Тогда в коридоре университета. Это же ты, Чанель, помогал ему слезть с подоконника, это же тебя к нему прижало толпой так близко, что ты чувствовал, как он дышал грудью, а твой нос касался его. Как ты мог его не узнать, ведь его голос, ангельский, читал тебе сказки во снах, пока ты лежал у него на коленях, не видя лица? Как ты мог не узнать тот голос, который сломал тебя? Чанель, почему? Он не знал. — Сехун, давай выпьем? — прозвучало в комнате после долгих гудков.***
В клубе много людей по причине пятницы и желания почувствовать свободу. Чанель раньше никогда не был в клубах, зато там был Сехун, поэтому с серьезным лицом занял место на диванчике, по-хозяйски придерживая Сонхи за талию, тем самым отваживая от нее всяких потенциальных соблазнителей и ухажеров. А девушка и не против, доверчиво прильнула к чужому крепкому плечу. Они вот уже полтора месяца жили рядом, в одной комнате и кровати, деля друг с другом сладостные минуты близости. Чанель, честно признаться, уже набросал речь шафера и начал приглядывать достойный подарок будущим супругам, а что все идет к походу под венец, парень не сомневался. Музыка стучала не просто по ушам, она сладкой патокой разливалась по телу, заставляя неосознанно дергать ногой в такт битам, от которых внутри все гудело и вибрировало. Чанель проверил зал на наличие проблемных людей, что смогут вывести его из себя за считанные секунды. Сехун ласково огладил щеку Сонхи, невесомо прикасаясь губами к переносице заалевшей то ли от жары, то ли от пристального взгляда Чанеля, девушки. Она мягко улыбалась, и Чанель готов был дать голову на отсечение, если она не являлась божьим даром для Сехуна. — Ты точно решил напиться? — выгнув бровь, спросил Сехун, когда перед ними поставили несколько бокалов крепкого алкоголя. — Ты никогда не пил такое? Я вообще не помню, чтобы ты пил… — С отцом и хеном соджу летом пили, — уверенно заявил Чанель, поднося шот ко рту и залпом вливая. Сонхи только поморщилась, пока Сехун пытался помочь. Ошибка номер один. Он ничего не проглотил, полной поверхностью языка ощущая адскую горечь. Ошибка вторая — он глотал медленно, непонятно зачем растягивая. Ошибка три. Он ничего не закинул в рот, сразу же хватаясь за второй шот, запрокидывая голову и уже по понятной ему теперь схеме все проглотил. Так легче. Горло дерет, но он не чувствует, вливая в себя третий. Минута. Две. Три. Звуки становятся тише, затихая так, словно ты уходишь под воду с головой, утопая там. Там хорошо. Там не звучит этот голос в голове, не смотрят на него глаза со снимка. Там пусто и тихо. Наверное, поэтому люди напиваются до состояния тряпки? Чтобы пытаться жить. Алкоголь — наркотик. Стоит эффекту ослабнуть хоть на долю секунды, Чанель тянет ладонь к четвертому и последнему шоту, как получает по руке от Сехуна. Тот смотрит обеспокоенно, нахмурив брови и сведя их к переносице. Интересно, насколько кривая та дорожка, на которую он ступил? Насколько быстро по ней можно скатиться на дно? Наверное, чертовски быстро и со свистом в ушах. Сонхи подсела рядом, гладя по спутанным волосам, успокаивая. Ее чуткое женское сердце чувствовало, как внутри Чанеля что-то ломается, быстро, часто и до жути медленно. Он и сам не понимает, как по щекам стекают слезы, капая на штаны. Перед ним на корточки опустился Сехун, с легкой улыбкой поглаживая по бедрам, обтягиваемым джинсами. А сердце стучало в глотке «он тебе все еще нравится». Как? Как, черт возьми, спустя два месяца нулевого контакта, простых снов его глупое сердце все еще стучит для кого-то? Разве оно не умерло от передозировки чувств в ту ночь, у самой двери, подпираемой спиной? — Расскажи нам, — вкрадчивый шепот Сонхи на ухо Чанеля. Парень посмотрел в глаза друзей, видя, как они беспокоятся. — Если ты думал, что все лето мы были слепы, то ты ошибаешься. Даже Юра-онни и Сонель-оппа почувствовали, что ты изменился. А твое желание к камере. Расскажи нам все. Мы все поймем. Друзья — это спасательный круг в бесконечном круговороте бед. Друзья всегда рядом, за спиной, без всяких ножей и кривых ухмылок на красивых губах. Им можно верить, открыть себя. Чанель выложил все как на духу. От самого начала. От первого увиденного поста до первой переписки, от снимков до признания в ту ночь. Сехун подливал ему сок, подставлял различную еду, чтобы того не разводило от алкоголя еще сильней. Сонхи же ласково прижала к себе Чанеля, пропуская сквозь тонкие пальцы темные пряди. — Я тоже хотел любить и быть любимым. Вы вдвоем идеальные, нежные и заботливые, а во мне всегда столько тепла и нежности плещется, а поделиться не с кем. Может, я это все и навязал себе, придумал себе образ очаровательного художника и сам же в него влюбился. Только все стало еще отвратительней. Его голос, как у Сонхи, только в сотни раз нежней… — Эй, — шуточно возмутилась девушка. — Это правда. Знаете, оказывается, я его видел. У меня даже есть его снимок. Случайно сделал, а потом он выложил пост в инстаграме. И там был изображен я. Красивый, эстетичный, словно не от мира сего. Вы мне в тот день про вашу комнату рассказали, да и вишня цвела. Я решил сделать снимки и захватил его в кадр. Он ангел. Идеален во всем. Вплоть до пушистых ресниц. Я видел это все. Сехун понимающе улыбнулся, похлопал по спине и предложил им покинуть клуб и просто походить пешком по ночному Сеулу, ведь город они еще не успели рассмотреть изнутри. Чанель согласился, прекрасно понимая, что сейчас это будет лучшим вариантом. Сонхи подхватила друга своего парня под локоть и медленно пошла в сторону выхода, поправляя юбку и прическу, спрашивая у Чанеля, все ли хорошо. Сехун быстро расплатился, а когда уходил, уловил краем уха чужой разговор. — Хэй, Бэкхен, все в порядке? Ты такой бледный? Может домой? — Пойдем. Только давай на такси, не хочу пешком. — Как скажешь. Сехун прошел мимо, тут же забывая этот бессмысленный разговор между двумя друзьями. Только вот Бэхкен не забудет то, что услышал, потому что сегодня оба осознали, у кого какая роль в этой игре.