Лучше обладать горячим сердцем, даже если это стоит нам лишних ошибок, чем быть ограниченным и чрезмерно осторожным. Винсент Ван Гог
Чанель обожал дни рождения. И ничего, что его — осенью, когда за окном уже во всю трава покрылась крепким морозом, который звучно хрустит, стоит только ступить по аккуратному газону. И ничего, что ветер бьет капли дождя в стекло, ведь день рождения — праздник в первую очередь души, а не яркого солнца. Фотограф вон смотрел на жаркий месяц все лето и порядком подустал. 27 ноября. Суббота. Можно вдоволь полежать под теплым одеялом, понежиться на подушках, но Чанель с радостной улыбкой от уха до уха стекает с кровати, почти прыжками добираясь до шкафа, распахивая его. Достав какую-то старую и растянутую футболку и шорты, он переоделся и пошел на общую кухню общежития, чтобы приготовить себе традиционный завтрак на такие вот праздники. И хоть он был один, но готовил себе маленькие треугольные кимбапы со счастливым лицом. Он даже какому-то парню с другого этажа впихнул несколько штук, за что получил в ответ удивленное лицо и робкое «эм, спасибо» — А кто это у нас тут подрос? Мой Симба вырос… — притворно застонала в трубку его сестра Юра. Самой ей две недели назад стукнуло двадцать шесть, но как бы ее совсем не волновал возраст, потому что застряла она явно где-то в шестнадцати, все никак не переходя на взрослые уровни игры. Чанель готов отдать голову на отсечение, потому что знает, что Юра сейчас гадко улыбается, сидит в магазинчике, закинув свои ноги в грязных, небось, кедах, и ждет хоть кого-нибудь. — Ну, что, никто там тебя не кусает в твои уже почти девятнадцать? — Юра, мне уже девятнадцать. — Ты забыл нуна, и девятнадцать тебе будет только в обед. Не ври мне, моя сладкая булочка. Ну, твой ненаглядный Сехун уже поздравил? Или с Сонхи любуется? — Да как обычно, — пожал плечами Чанель, складывая свои мини-кимбапы в пластиковый контейнер. — Как там поживаете? — Да скребемся потихоньку. Ой, точно. Сонель девушку завел! Не, ну ты прикинь. И такая красивая, чертовка. До меня ей конечно, далеко, но очень заботливая и хозяйственная. Ты прикинь, она вытеснила меня с кухни! — возмущалась девушка, пока Чанель шел в комнату, собираясь сегодня погулять в парке и пофотографировать. — От тебя там пользы никогда и не было, давай будем честны, — хмыкнул Чанель. Чанель мог со стопроцентной вероятностью сказать, что этот день рождения гарантировано получит звание «Лучший из всех», ведь они с Бэкхеном договорились сходить в парк аттракционов. Да, немного по-детски, да, глупо, зато оба будут счастливы. Бэкхен давно там не был и с удовольствием бы прокатился на американских горках, визжа так, что уши бы закладывало. И кимбапы он готовил тоже для художника. Закинув свою камеру в рюкзак, перед этим протерев маркий корпус специальной тряпочкой, Чанель уверен, что он сможет поймать несколько счастливых улыбок в объектив. Художник переминался с пятки на носок, пряча свой холодный красный нос в ворот куртки с высоким меховым воротником. Придумать достойный подарок он так и не сумел, а посоветоваться было не с кем. Кенсу в универе за неделю так и не появился, Сыльги после той абсурдной ситуации вообще начала обходить его десятой дорогой, странно косясь временами. А парочка Сехуна и Сонхи вообще не поднимала трубку, явно милуясь где-то. Подарок примитивный. До скрипа зубов. Фоторамка и свечка с ароматом апельсина, но все равно он был счастлив, ведь это был их первый поход куда-то под статусом «друзья». — Долго ждешь? — спросил Чанель, подбегая к месту их встречи, крепче сжимая лямку своего рюкзака. При беге четко слышался стук футляра от фотоаппарата об контейнер с едой. — Нет, минут пять назад пришел, — улыбнулся художник, закусывая губу и протягивая имениннику красочный подарочный пакет. — С днем рождения, Пак Чанель! Желаю всего самого лучшего, творческих успехов, здоровья и встретить свое счастье, — бойко проговорил Бэкхен, улыбаясь настолько широко, что заболели уголки губ. Чанель едва сдержался, чтобы не подхватить Бэкхена и не закружить его, крепко, почти ломая кости ребер, потому что свечка и рамка кажутся лучшим подарком, потому что теперь он может вставить туда их совместное фото, которое он лично сделает сегодня. — Спасибо большое. Пошли? — Ага. Крытый парк развлечений полон удивительных аттракционов, но их путь в парке начинается с карусели, на которой Чанель слезно просит залезть Бэкхена на лошадь, на что художник раз десять сказал «нет», три раз прятался, а еще один пытался сбежать, ведь «мне не шестнадцать, я слишком стар для этого». Звук, который издает камера при настройке фокуса, наверное станет вторым любимым звуком после недовольного голоса Бэкхена, что проезжал на карусели уже шестой круг, а Чанель все никак не мог поймать то самое нужное выражение лица. — Да сделай же ты лицо нормальное, получи удовольствие, — прикрикнул Чанель, когда на всех снмиках художник только корчил недовольные рожицы. — Я не люблю карусели! — крикнул в ответ художник, сильнее сжимая пластмассовую гриву лошади, упрямо игнорируя специальный шест. — Так чего сразу не сказал? — А ты думал я просто так сказал тебе столько раз «нет»? Глупый Пак Чанель, — последнее Бэкхен уже сказал потом, когда слез с карусели и шел немного впереди Чанеля, что уткнулся в маленький дисплей на камере, листая снимки, что сделал секундой ранее. И все-таки, Бэкхен был рожден для искусства. — Хочешь мороженого? — Это твой праздник, так что решай сам, что, когда и куда, — пожал плечами Бэкхен. — Слушай, ты чего такой вредный? — А ты чего такой любезный? — Это где я любезный? — Вот именно, что ни капельки не любезный, — Бэкхен плюхнулся на ближайшую лавочку, кутаясь в свою толстовку, ведь куртки они сдали еще на входе. Чанель садится рядом и улыбается во все тридцать два, начиная что-то искать в рюкзаке. — Подержи, — фотограф отдал свою камеру в руки Бэкхену, все глубже уходя в свою рюкзак, скрываясь там почти с головой. Художник вытянул шею, но так ничего не увидел. — Нашел! На колени Бэкхену приземлился контейнер с красивыми кимпабами, только смотря на которые, можно было слюни пускать. Красивые и наверняка чертовски вкусные. Художник хлопнул в ладоши, отложил в сторону камеру, аккуратно пройдясь тонкими пальцами по корпусу чехла. — Ты сам это сделал? — удивленно выдохнул Бэкхен, стоило ему только снять крышку. — Да. У нас дома в Мокпхо всегда так делают на дни рождения, а еще мама готовит суп из водорослей, но я его делать не умею, поэтому только так. Попробуешь? — Чанель наклонил голову, вглядываясь в чужие черты лица, пока Бэкхен внимательно рассматривал маленький кимпаб. — Вау. Они такие красивые. Такие только рисовать, — и тут же закинул еду в рот, облизывая пальцы и блаженно закрывая глаза. — Как я давно такого не ел. Это так вкусно, что я готов съесть даже пальцы. Ты всегда так готовишь? — Если честно, то это единственное что я умею, да и то пришлось отдолживать у соседа рисоварку. Я даже в обычные дни питаюсь почти одним раменом, а раз в неделю мне немного риса приносят лучший друг с девушкой. Она у него на вес золота. — Но все равно это о-о-о-очень вкусно, — еще один кимпаб отправился в рот. Послышался звук затвора, от которого Бэкхен дернулся, а уголки губ Чанеля радостно растянулись в сторону, создавая одну из самых очаровательных улыбок. В маленьком дисплее, кутаясь в кофту словно воробушек, сидел Бэкхен, сжимая в своих прекрасных пальцах рис, обернутый в водоросли. Он жмурился, словно ему не двадцать один, а едва исполнилось три годика. Слишком прекрасен, и, пожалуй, этот снимок способен заменить их общую фотографию. — Я же говорил, что ты совсем не любезный. Даже не спросил разрешения, — надул губы Бэкхен, цокая языком от негодования, но в следующее же мгновение заливисто рассмеялся, увидев, как вытянулось лицо Чанеля. — Ладно, в твой день рождения тебе прощается абсолютно все! — Ну спасибо, — буркнул фотограф, пряча пустой контейнер обратно в рюкзак, пока Бэкхен уже понесся куда-то вперед, активно зазывая его с собой. Из парка они выбрались уже в темноту, когда Сеул озарялся огнями витрин и уличных фонарей, довольно щуря глаза и хохоча. На макушке Бэкхена был обруч с прикрепленными к нему кроличьими ушами, а на носу Чанеля сидели странные очки с Патриком из Спанч-Боба. Оба были чертовски счастливы. — О, Чанель, — Бэкхен выставил ладони перед собой, чувствуя каждой клеточкой кожи холод от падающих редких снежинок. Они приятно охлаждали кожу, посылая по телу миллионы импульсов. — Первый снег, — выдохнул Чанель белое облочко, что ранее пряталось меж губ. — Надо же, впервые на мой день рождения. — А мой весной, поэтому о таком чуде даже мечтать не могу, — пожал плечами Бэкхен, наклоняясь немного вперед и высовывая язык, явно желая поймать пару снежинок на горячую плоть. Первый снег — словно начало чего-то нового. Это как открыть абсолютно новую книгу, не прочитав описания, рискнув, и окунуться в новой, неизведанный ранее мир. Это как впервые посмотреть «Гарри Поттера», навсегда поселив в своем сердце историю о мальчике, который выжил. Со снегом уходит и грусть, и печаль, сменяются сезоны и года. Снег, словно очищение от грехов, как первая гроза весной, когда все с нетерпением ожидают чудес и исполнения заветных желаний. Чанель поднял глаза на темное небо и сделал глубокий вдох. За спиной приятно тяжелили рюкзак камера и подарок, а где-то спереди шебутной птицей носился Бэкхен, почему-то вдруг начиная счастливо оповещать людей, что скоро Рождество, а сейчас идет первый снег. Такой счастливый и прекрасный. — Чанель! — Бэкхен бегал вокруг него кругами, заражая своим счастьем всех вокруг, заставляя и их тоже улыбаться во все тридцать два и шептать глупости своим спутникам. — Снег — это так прекрасно! — Упадешь же. — Не упаду! — Упадешь! — Не упаду, не упаду, не упаду, — быстро-быстро затрещал Бэкхен, жмурясь, но вдруг он зацепился ногой об землю и полетел вперед. Чанель в два больших шага оказался рядом, подхватывая художника за талию и прижимая к себе спиной. Тот резко затих, словно из него выкачали весь воздух, и даже дергаться перестал. — Осторожней, глупый, — пожурил Чанель, разворачивая Бэкхена к себе лицом и смахивая с волос редкие снежинки, что уже начали таять. — Глупый среди нас только ты, Пак Чанель, — он вскинул на фотографа свой взгляд, тут же вспыхивая алым румянцем, потому что чужое лицо вдруг оказалось так близко, что чувствовалось чужое обжигающее дыхание на щеках. Чанель не мог даже и представить, что когда-нибудь будет стоять вот так с тем, кем он восхищался два года, не мог пропустить ни публикации в инстаграме. Что когда-нибудь его глаза будут тонуть в чужих напротив, чертовски бездонных и притягательных. Бэкхен же сглотнул и облизнул губы, что вмиг порозовели, став примерно такими же, как и щеки. — Ты говорил, что сегодня мой день рождения, — хрипло начал Чанель, ловя в чужом взгляде недоумение. — Что раз сегодня я именинник, то мне все прощается, да? — Ну, да, — неуверенно выдал Бэкхен, все еще чувствуя обжигающие ладони на талии. — Тогда прости, но я не могу больше терпеть. Чанель наклонился и захватил в плен чужие горячие губы, отдающие шоколадным мороженым, что художник недавно съел. Бэкхен же и понять не успел что произошло, застыв, не моргая, словно герой дешевой дорамы. А снег все падал, посыпая их белыми снежинками. А их сердца заходились в диком стуке, сбивая мысли и соединяя души в одно целое.***
[chanyeori_1485] Однажды первый снег станет для вас началом чего-то нового и странного. Однажды вы поймете, что то, что было от вас очень далеко, стало вдруг так близко. Так близко, что у вас захватывает дух. И вы поймете, что влюбились и ваше сердце теперь бьется за двоих. [ohsehuun] О, у нашего Чанеля появилась возлюбленная? Мой малыш вырос. И прости, что не поздравил, занят был. [sonhe__heart] @ohsehuun мог и соврать про «занят» правдоподобней. С нас обоих хороший ужин, Чанели! Будь счастлив в свой двадцатый год, хорошо? [baekssoul] Глупый Пак Чанель…