Крестраж смерти

      Около небольшого здания, табличка которого гласила «Детский приют Вул», будто бы из воздуха появился мужчина, точнее его можно было назвать старичком. Выглядел он крайне пречудно: на нем был длинный, в самый пол, балахон, перевязанный в талии, и отливающий в свете яркого летнего, июльского солнца, всеми оттенками белого, серебреного и местами даже чёрного; его непомерно длинные волосы были распущенны, а борода, доходившая ему едва не до пояса, переплетена постоянно позвякивающими бубенчиками; его, по прежнему, необычайно голубые глаза смотрели все с тем же лукавством, а на губах играла добрая, приветственная улыбка, способная расположить к себе не то что обычного человека, мертвеца. Вот старец подошёл к двери, ведущей в глубь приюта, и позвонил в настенный звонок, отозвавшийся противным дребезжанием, уж точно оповестившем всех жителей этого места о столь неординарном посетителе. Впрочем, старичку казалось было абсолютно все равно, как на него смотрели прохожие. Сейчас мысли Альбуса Персиваля Дамблдора были заняты воспоминанием о дне, минувшем вот уже как десять лет назад, а затем они плавно перетекли в воспоминание своего первого визита в этот магловский приют. И директор Хогвартса вдруг поймал себя на том, что вновь и вновь сравнивает абсолютно незнакомого ребёнка, которого он видел последний раз, когда тот был ещё младенцем, девочку, являющуюся прямой наследницей основателя достойнейшего из факультетов, и его; нет, Дамблдор не боялся произносить ни его имя, ни его выдуманное прозвище, приводящее в такой ужас многие слои населения. Сейчас профессор осознавал, какую ошибку совершил, строя в умах людей образ чуть ли не всесильного демона, маньяка и психопата, который в свою очередь так умело воспользовался этой маской, что единицы, крупицы ныне живущих людей способны четко произнести само его имя, даже спустя десятилетие. «Как ни крути, — подумал старичок, — А Том всегда был и будет слизеринцем, умеющим обернуть любую ситуацию в свою пользу… Хотя, пусть лучше его боятся, чем верят в очередную фальшь под названием «благородный революционер», которую он пытался построить в начале своего пути, позже усыпанного кровью и трупами… В том числе, и твоим трупом, Том»,— на последней мысли старец горько усмехнулся. Но вот, дверь отворилась, открывая обзор на средних лет, немного морщинистую и сутулую даму, одетую бедно, но аккуратно. Затем, осмотрев своего гостя, странным взглядом полным недоумения и даже легкой опаски, мол «мало ли, что выкинет этот сумасшедший», задала судя по немного дрожащему голосу, сильно интересующий её вопрос: — Кто, Вы? — на реплику женщины старичок лишь галантно поклонился и со всей учтивостью и располагающей к себе улыбочкой, появившейся на его лице так легко и непосредственно, будто он привык к ней и практиковался в этом годами, впрочем, судя по его хитрющим глазам, он имел целый запас таких улыбочек, припасённый на все случаи жизни… — Здравствуйте, моё имя Альбус Дамблдор. Я написал миссис Вендом письмо две недели назад, с просьбой явиться к вам… И вот, я здесь,— ответил он голосом пропитанным лукавством, но в то же время добротой и даже легким снисхождением. — Чтож… в таком случае… я… э… вообщем, я пойду позову её… А, Вы, пока проходите. Не стойте же на пороге, а то не дай Бог, и подуть ведь может. Хотя, лето на дворе, но ветер так и свищет…— ответила женщина суетясь подобно курице наседке, а затем плотно закрыв за гостем входную дверь, удалилась куда-то вглубь дома. Профессор Дамблдор прекрасно знал, где находится комната директора, но все же решил сделать вид, будто находится здесь в первый раз. И дабы поддерживать эту легенду с интересом озирался по сторонам. В этом приюте за годы его отсутствия ничего не изменилось, ну разве что пол слегка перекрасили, да стены отдраили, навешав всяких детских рисунков, и расставив по углам цветы. В целом все выглядело довольно… мило. И уже немолодой посетитель искренне надеялся, что вся эта обстановка уюта была не наиграна, и дети пропитались ей, как можно глубже. Но вот, из глубины дома вновь появилась та самая женщина, что открыла ему дверь и уже более спокойным и несколько требовательным тоном сказала: — Идемте, мистер Дамблдор. Вас ждут. Пройдя за воспитательницей в небольшую комнатку, сейчас отличавшуюся, от себя пятидесятилетней давности, разве что иной мебелью,и наличием все тех же цветов, профессор Хогвартса присел на предложенный ему стул, стоящий напротив сильно постаревшей настоятельницы «Вула» миссис Вендом. Когда старец сел, его провожатая тут же покинула комнату, а женщина, сидящая напротив сразу спросила с довольно милой улыбкой на лице: — Здравствуйте, мистер Дамблдор. Я получила ваше письмо и крайне рада столь скорому визиту. — И я приветствую вас, миссис Вендом. Вы ведь знаете зачем я здесь?— пусть старец и задал вопрос, но прозвучало это скорее, как утверждение. — Да, знаю и честно говоря не очень понимаю, чем вас так заинтересовала Гвен, ведь вы хотели поговорить именно о ней? О, Гвендолайн Поттер. — Да. Именно она меня и интересует. Видите ли, но она записана в мою школу, школу для особых детей, ещё с самого рождения. Своими родителями… — Вы знали её родителей? Вы её родственник… Тут Альбус Дамблдор хитро блеснул своими голубыми, как небо глазами из-за очков полумесяцев, и достав откуда-то из своего балахона лист, предложил его своей собеседнице. — Возможно, это, решит все проблемы… А затем, аккуратно, чтобы женщина не заметила, сделал под столом взмах волшебной палочкой, и взгляд настоятельницы приюта затуманился, а затем она возвращая лист своему собеседнику ответила: — Да, Вы правы. Все в порядке. Так значит, — после недолгой паузы спросила женщина, — Вы заберёте Гвен на совсем? Дамблдору очень не понравилась та нотка надежду и отчаяния, прозвучавшая в последнем вопросе женщины. — Да, навсегда… — сказал мужчина настороженно, а затем увидел, как женщина облегченно вздохнула и с легким оттенком счастья на лице улыбнулась… — Что ж, — обратила женщина невзначай и сейчас явно не думая о последствиях, — По ней здесь немногие будут скучать… — Простите мою любознательность, — мгновенно прицепившись к словам, — но, что Вы имеете в виду? Тут повисла напряженная пауза. Женщина уже явно пожалела, что сболтнула лишнего и сейчас отчаянно искала выход из ситуации, и Дамблдор, вспомнив опасения бывшей настоятельницы этого приюта миссис Коул, на счёт одного небезызвестного его обитателя, сказал: — Не переживайте, миссис Вендом. Я в любом случае, и при любых обстоятельствах заберу девочку с собой, но мне бы хотелось побольше о ней узнать… Женщина все ещё настороженно, но уже куда спокойнее смотря на собеседника вдруг резко и несколько порывисто, будто рассказывая то, что ей не положенно говорить, ответила: — Понимаете, Гвен… Она… Ну в общем, она немного странная, не как остальные дети. Она всегда, сколько я её помню была странной. И ведь главное, все началось практически с первого дня… Знаете, я когда нашла её на пороге нашего приюта, то клянусь святым Господом, видела записку подле неё. Так было сказано: «Гвендолайн, в честь бабушки, Лилия, в честь матери, Поттер, в честь отца». А потом, не поверите, бумажка вдруг сгорела прямо у меня в руке. Ну я конечно никому не сказала откуда имя такое взяла, но настояла на том чтобы девочку звали именно так… Затем женщина на секунду замялась, и чтобы промочить горло, взяла стакан с водой, стоявший подле иконки с изображением Девы Марии, и отхлебнув из него продолжила: — Да и с ней самой странности творились о-го-го. Помню, когда младенцем была, никогда не плакала, а подросла и вовсе… Ходит всегда с каменным лицом и смотрит своими глазищами… О помилуй Святой Дух, а глаза то у неё какие… Серые при серые, словно сталь… Никогда в них хоть искорка нежности не проскочит… веселья бы ей хоть капельку… Но она вообще девочка не конфликтная, пусть и очень замкнутая. Страх то в чем, она ничего не делает, не пакостничает, никого не запугивает, а страшно… Я её, знаете, чаще всех в церковь вожу, да только проку то… Эх… А знаете, что самое обидное? Девчонка то умненькая, способная, лучше всех учится, а читает сколько… ух… Я, мне кажется, за всю жизнь столько не прочла, сколько она за год… И ведь ещё кучу всего умеет. Знаете, она ведь когда ей было семь удумала на фортепиано играть. У нас ведь есть одно, в музыкальном зале, но её никто учить не захотел, так она взяла в библиотеке тьму томов по этому поводу, и спустя время таки научилась играть… Часто следила за тем как играет одна наша воспитательница… Читала премного… Тренировалась днём, когда все обычные детки играли в саду… Да и выучилась… Представляете, сама… Эх… На этот раз женщина вздохнула ещё глубже, вновь промочила засохшие губы водой, а затем продолжила, подводя свою спутанную и комканную речь к концу: — Но коли что случалось, не так как она хотела, или какой-то дурачок обижать её пытался, так с ним жуткие вещи происходили… Нет, не сразу… после… через несколько дней… подобно каре небесной. И причём ведь её обидчики несли не физический ущерб, ущерб моральный. А она всегда сухой из воды выходила. Не на чем её было подловить, а значит и наказать тоже не за что… Вот и повелось у нас как-то… Мы её особо не трогаем, да и она нас… Живем как-то… — Скажите, миссис Вендом, — очень настороженно, спустя пару минут после рассказа женщины, задал волнующий его вопрос директор Хогвартса, — А у девочки случались странные или даже необъяснимые вещи, когда она злилась или наоборот, радовалась? — Ну, — как-то горько усмехнулась женщина, — Я вообще не очень уверена, способна ли она радоваться… А что же до странностей, то нет… Как я уже сказала, это происходило не сразу… спустя какое-то время, видимо, чтобы к ней лишних вопросов не было… — Скажите, а какие именно странности с ней случались?… Женщина несколько минут сидела молча, видимо обдумывая насколько она может доверять своему собеседнику, который смотрел все тем же всепонимающим взглядом голубых глаз, хотя внутри был необычайно взволнован и возможно даже… — Один раз, — медленно начала женщина, таким образом отвлекая своего собеседника от нелегких раздумий, — Это была зима, когда мы сидели за столом, завтракали, над ней вдруг, не знаю уж что между ними произошло, начал насмехаться наш местный задира… Руди Томпсон… Я не слышала, что он ей сказал, но в какой-то момент, все с тем же безучастным лицом смотря на окружающих, Гвен встала из-за стола и ушла в свою комнату… Когда она проходила в нескольких метрах от меня… знаете… на меня будто могильным холодом повеяло… стало так страшно… А её глаза… Ох, будто сам дьявол… Я её после этого случая три дня подряд в церковь водила, а как оставила её в покое, так… Тут женщина не выдержала и расплакалась, тем самым вывев директора Хогвартса и оцепенения, в которое его ввёл её рассказ. — Вот, возьмите, — предложил Альбус Дамблдор, с сочувствием в голосе, протягивая миссис Вендом какой-то пузырёк, выуженный из складок его балахона, — Это успокаивающий настой. Он поможет. Женщина с благодарностью взглянула на своего собеседника, и взяв из его рук настойку, выпила почти что одним махом. Затем слегка поморщилась, и успокоив свои немного трясущиеся пальцы, продолжила: — Вообщем через пять дней после инцидента наша воспитательница нашла Руди в своей комнате… Он что-то шептал и был явно не в себе… Майя тогда так перепугалась… Вообщем провалялся бедный мальчик в психиатрической больнице с полгода, да выписали его. Только вот не стал он прежним… Руди и по сей день какой-то… ну… пустой. Понимаете, из него будто все счастье, все эмоции выдрали. Он теперь вроде живой, да только… Я… вообщем…— тут женщина вновь начала всхлипывать, но не разрыдалась, подействовал успокаивающий настой, — А с Гвен с того дня никто больше в открытую конфронтацию не вступал. Я понимаю, что неправильно винить в случившемся маленького ребёнка, на которого нет ни одной улики, но поймите, я уверенна, что это она… Больше просто некому… Да и не сам же он… Тут в кабинете повисло молчание. Но спустя некоторое время женщина взяла себя в руки: — Вообщем были и до и после ещё несколько странных инцидентов, но это пожалуй самый яркий из них… Что ж, Вы все ещё хотите забрать девочку? Альбусу Дамблдору очень хотелось ответить «нет», но он сам понимал, что другого выхода не существует. «Возможно, жизнь в тепле, полном заботой родителей, исправит девочку… Я все сделаю для того, чтобы история не повторилась…»— принял решение он и ответил уже твёрдым голосом. — Да. Я все ещё хочу забрать Гвен. Скажите, где она сейчас? Женщина смотрела уже с нескрываемой благодарностью и неким уважением. — Вероятнее всего, она сейчас гуляет в нашем садике возле дома. Я могу её позвать… — Нет, — немного резким, но мягким голосом перебил её собеседник, — Если Вы позволите, то лучше я сам к ней подойду. — Что ж, как скажете. Идемте, — ответила женщина, поднимаясь, — Я провожу вас.

***

Гвен, как обычно, сидела под раскидистым дубом в маленьком, но ухоженном садике, находящемся прямо возле приюта. На ней было надето обычное серое платье, которое было явно не новым и сильно поношенным. Оно доходило ей до колена, и смотрелось словно какой-то мешок. На ногах у девочки были туфельки с круглым носиком и крепкой, добротной застежкой. Но несмотря на довольно убогую одежду, девочка все равно выглядела привлекательно. Её длинные по самый пояс темно-каштановые волосы сейчас были заплетены в красивую косу, лежащую на её левом плече. Сама девочка была тоненькой, как осиновая веточка, но в ней не было болезненной худобы, скорее банальное недоедание. У неё на коленях лежала её любимая, перечитанная уже более сотни раз, книга Уильяма Шекспира «Король Лир». Это произведение было для маленькой одиннадцатилетней девочки больше чем просто поучительная история. Она видела во всем этом отражение себя. Ни у одного знающего её человека язык бы не повернулся назвать её мечтательницей, да и сама Гвен всегда считала себя реалистом и циником,но при этом могла часами представлять своих родителей. Ещё два года назад ей удалось обхитрить миссис Вендом и тем самым узнать о записке с её именем. В её воображении отец, мистер Поттер, как она называла его про себя, был уверенным и великим человеком, как герцог Альбанский из её любимого произведения, большую часть которого она знала наизусть. Мать, Лили, она любила сравнивать с прекрасной и прямолинейной, и возможно даже слегка властной Корделией. Девочка могла не спать ночами, думая о том какими она бы хотела видеть своих родителей, и сама того не замечая девочка подстраивалась под свои фантазии. Она изо всех сил старалась быть такой, какой бы она хотела видеть мать. В какой-то момент жизни воображаемые родители стали настолько идеальны, что превратились для неё в нечто эфемерное, невозможное, но прекрасное. Маленькая воспитанница приюта тратила много времени для создания правильного человека, который бы с легкостью переносил все невзгоды её жизни. Девочка по сути говоря создала собственный идеал, собственную мораль, которой и пыталась соответствовать. Но все эти мечты были единственным детским, что было в Гвен. К своим одиннадцати годам она знала больше чем некоторое, получившие образование, взрослые. Она научила себя держаться отчужденно и равнодушно при любых обстоятельствах, научила себя быть сильной и не показывать своих эмоций, всегда крепко держа в голове фразу: «Какой тоской душа не сражена, Быть стойким заставляют времена». Она научила себя молча переносить все обиды и насмешки, успокаивая свои эмоции, и лишь затем когда жертва не ожидает удара, мстить, принося как можно большую боль окружающим. Но было одно качество, которым девочка гордилась больше всего — она научилась ни к чему, и не к кому не привязываться. Правда это умение далось ей очень тяжело:       «За окном бушевала метель, что было более чем не свойственно для Лондонской зимы, выдавшейся в этом году крайне суровой. В здании приюта было довольно прохладно, но терпимо. За столом с самого краю сидела маленькая девочка, лет семи, восьми, не больше. Она ковыряла ложкой в манной каше, явно не желая её есть. Её взгляд был задумчив, а на лице не отражалось ни одной эмоции. Сейчас Гвен думала о Дракоше, маленькой красно-коричневой змейке, с которой девочка познакомилась ещё осенью, гуляя в центральном Лондонском парке. Удивительно, что кроме неё её тогда никто не заметил, а затем змейка вдруг заговорила с Гвен, которая была крайне удивленна подобным обстоятельством, но спустя пару часов беседы на змеином языке, и придя к выводу, что она не сумасшедшая, и что змейка крайне умна и послушна, девочка дала ей имя — Дракоша, в честь её окраски, и предложила змейке погостить у неё, то есть в приюте. Когда Дракоша согласилась, девочка спрятала её в кармашек своей старенькой, но чистой курточки и принесла в приют так, что никто этого не заметил. Девочка решила поселить змейку на чердаке, так как туда никто никогда не заходит, и со дня их встречи, стала наведываться туда чуть ли не ежедневно, иногда принося с собой дохлых мышек или лягушек. Дракоша оказалась очень хорошей и доброй змейкой. Она никогда не кусалась и спускалась с чердака только вместе со своей маленькой хозяйкой. Змейка была небольшой и очень любила ползать и обвиваться вокруг маленьких пальчиков девочки, иногда щекоча её своим длинным язычком. И Гвен, которая за всю свою сознательную жизнь, ни разу не испытала человеческой любви, так привязалась к всегда такой нежной и ласковой Дракоше, что возможно даже… полюбила ее. И сейчас, сидя за завтраком в довольно прохладной столовой, девочка очень переживала не замёрзнет ли ее змейка, с которой можно было проводить часы, просто разговаривая, и изливая свою душу. Но девочку тревожило также то, что когда она вчера поднималась на чердак к змейке, то ей показалось будто за ней кто-то следит, но обернувшись она никого не заметила и потому продолжила путь. Девочка очень боялась, что это могла быть какая-то воспитательница, которая обнаружив Дракошу, могла заставить Гвен выгнать бедную змейку на улицу… Но тут её тревожные мысли прервал резкий звук удара руки по столу. Это оказался Руди Томпсон, с которым они в последние дни не очень ладили: — Эй, сумасшедшая. Дочитала свою очередную книжку?— издевательски пропел мальчик. Гвен надела на лицо безучастную маску и просто проигнорировала мальчика. — Эй, заучка!— уже повысив голос недовольно продолжил он, — Я к тебе обращаюсь! И вновь ноль реакции. — Молчишь? Что разговаривать с нами выше твоего «сумасшедшего» достоинства? И вновь молчание. Гвен уже давно поняла, что если просто молчать, то ненавидеть тебя будут меньше. — Ну молчи, молчи. Говорить здесь буду я, — слишком напыщенно продолжил мальчик,— Знаешь, сумасшедшая, я вчера тут решил посетить наш чердак, и ба… что я там обнаружил. Тут сердце девочки пропустило удар. Значит ей вчера не показалось. Он проследил за ней и… Он же не мог… не мог видеть змейку… Гвен впервые в жизни было так страшно, ведь она впервые в жизни волновалась за кого-то. Такой ужас сковал её, что банальный поворот головы в сторону мальчика стал для неё просто неописуемым подвигом. Лицо смотрело всё так же безучастно, но в глазах плескался не с чем не сравнимый ужас, который сейчас девочка просто не могла скрыть. — О, Поттер. Вижу по твоим глазам, ты знаешь что я там нашёл. И, Поттер… Я советую тебе самой взглянуть на моё творение. Думаю, ты оценишь… Мальчик продолжил что-то говорить но Гвен его не слушала, и быстро вскочив со своего места, держась изо всех сил чтобы не сорваться на бег, направилась в сторону выхода. Девочка чувствовала, как что-то окружает ее, что-то, что всегда появлялась в моменты, когда она испытывала сильнейшие эмоции, обычно Гвен всегда с легкостью управляла этими силами, но сейчас девочке стоило большого труда, не разнести тут все в щепки. Выйдя из столовой, девочка таки сорвалась на бег, и пулей взлетая по лестнице, резким движением открыла дверь на чердак. Сейчас она не заботилась о том, что её мог кто-то увидеть. Сейчас было не до этого. Девочка вошла внутрь с позволения сказать комнаты и увидела свою змейку… Впервые в жизни из глаз этого ребёнка полились слезы. Было так неописуемо плохо, что сдерживать их сейчас девочка просто не могла. Те силы, что до этого ещё были сдерживаемы последними остатками разума сейчас вырвались наружу, но Гвен этого не видела. Она на негнущихся ногах подошла к трупу змейки, сейчас лишившемуся головы, судя по всему из-за камня, лежащего неподалёку, который сейчас был весь в крови. Гвен, более не сдерживая слез, упала на колени и разрыдалась. Плакала она долго и отчаянно. Навзрыд. А те силы, что кружили вокруг неё подняли вверх все предметы на этом маленьком чердаке. Что-то темное и необычайно мощное плясала вокруг неё и разрушая все вокруг. А затем тельце ныне почившей и столь дорогой змейки воспламенилось и сгорело, в чёрном, противоестественном огне. Весь оставшийся день девочка не выходила из собственной комнаты, где хотела провести и последующий, но эта омерзительная вездесущая миссис Вендом заставила её идти в эту омерзительную церковь, которую девочка ненавидела от всей души. Девочка ненавидела вообще все что связано с религией, считая ту глупостью и абсурдом, так как любой здравомыслящий человек, прочитавшей всю библию, никогда бы не поверил в существование «Бога», так как надо быть непомерным тупицей, чтобы зная все, что знают современные люди, верить во всесильного справедливого дядюшку, сидящего где-то на небесах. Так по крайней мере считала Гвен, от всей души ненавидя, когда её заставляли вставать на колени перед каким-то мерзким старикашкой… Ближайшие три дня стали худшими в жизни Гвен, так как помимо её личного горя, за которое она поклялась жестоко отомстить, глубоко верующая, миссис Вендом заставляла её изо дня в день посещать самое ненавистное место в мире. Но вот, прошло пять дней, и казалось бы все улеглось, и даже Руди Томпсон забыл о собственной выходке, переключившись с тераризирования Гвен на других девочек, но вот Гвен не забыла… И пробравшись ночью в комнату Руди, вызвала все свои силы, вспоминая все то отчаяние и муки, испытанные по вине этого человека и представила, как тот корчится в постели, испытывая жутчайшую боль. Так и произошло, и спустя пару секунд мальчик задергался во сне, изгибаясь в спине и что-то хрипя. Гвен заткнула ему рот самодельным кляпом, сделанным из тряпки, которой уборщица моет пол. Так мотаясь по кровати, но не просыпаясь мальчик и провёл всю ночь, испытав целый парад боли, как физической, так и моральной. Гвен постаралась, чтобы ему снились жутчайшие кошмары, из всех что он когда-либо видел. А на утро его нашла воспитательница Майя, когда тот лепетал что-то нечленораздельное и отправила его в больницу. Больше Руди никогда не насмехался над девочкой, да вообще ни над кем, так как стал слегка неадекватен, медлителен и непроходимо туп. Девочка не испытывала угрызений совести, в конце концов придя к выводу, что она больше не должна ни к кому привязываться. Не будет чувствовать привязанность, не будет той жуткой боли… не будет вообще ничего…»

***

Наконец выплыв из мира воспоминаний, девочка огляделась. Все было, как всегда. Её глупые, словно пробка сверстники резвились, подобно жеребятам в чистом поле. Играли, смеялись и кувыркались. Когда-то Гвен тоже мечтала стать частью этого наивного детского мира… когда-то… Воспитательница Майя все также сидела на своей излюбленной лавочке и уже в который раз перечитывала одну и ту же книгу, видимо стараясь запомнить это святое писание наизусть. Солнце, как и всегда в обычный жаркий июльский день, светило ярко, пусть это было и не свойственно Лондону, но в этом году лето выдалось по истине тёплым. А через час нас всех позовут на обед… Как и всегда… Как же скучно… Но вот, внутренняя дверь ведущая из садика в само здание приюта отворилась и из неё показалась миссис Вендом с каким-то очень странным на вид стариком. И направилась прямо к её укрытию, являвшемуся чуть ли не единственным местом, находившемся в тени. «"Неужели она настолько отчаялась избавиться от меня, что решила выдать сумасшедшему, — подумала девочка и усмехнулась, — Ну или это очередной экстраординарный врач… Что ж, посмотрим…» Девочка опустила голову, возвращая своё внимание книге, но почитать ей всё-таки не дали. — Гвен, познакомься, это профессор Дамблдор. Он очень хотел с тобой поговорить… И прошу тебя, встань, сидеть при старших не вежливо…— начала было миссис Вендом, но её странный спутник её перебил. — О, в этом нет нужды, — ухмыльнулся старичок, а затем ловко уселся напротив девочки, прямо на траву. — Ну что ж, в таком случае я вас оставлю. — Конечно, конечно, — заверил её старичок, изучая Гвен своим лукавым взглядом, которая в свою очередь смотрела на мужчину абсолютно спокойно, предугадывая варианты развития их разговора, и придя к выводу, что раз настоятельница приюта назвала его профессором, значит он вероятнее всего врач, явившийся сюда по её душу. Ну а раз он врач, то стоит заставить его поверить, будто она обычная, нормальная девочка, без каких-либо отклонений. Придя к такому выводу, девочка решила сама начать разговор и протянув ему руку сказала: — Приятно познакомиться профессор Дамблдор. Моё имя Гвендолайн Поттер. Старичок улыбнулся ещё более охраной улыбкой и пожал протянутую ему руку. — Здравствуй, здравствуй Гвен. Я ведь могу тебя так называть?— а затем, не дождавшись ответа, продолжил, — Моё имя Альбус Дамблдор. Я являюсь директором школы магии и волшебства Хогвартс. В ответ на эти слова девочка лишь слегка прищурилась, а затем одев маску полного отсутствия, расслабилась и полностью облокотилась спиной о ствол дуба, показывая своей спокойной и уверенной позой своё равнодушие, и спросила: — Значит школа магии и волшебства…— усмехнулась девочка и с львиной долей сарказма в голосе продолжила, — Это так теперь называют психиатрические больницы? — Хогвартс не сумасшедший дом. — Ну разумеется, — ответила Гвен с ноткой неприязни и омерзения в голосе. — Ты - волшебница, Гвен. Ты умеешь делать вещи недоступные другим детям. Ведь я прав? — Я не сумасшедшая! — на этот раз уже четко, зло и отрывисто ответила девочка. — Я знаю, что ты не сумасшедшая. Хогвартс - это место, где детей, таких как ты, обучают волшебству и его контролю. Тут повисла напряженная пауза. Гвен очень хотела чтобы то что говорил этот человек было правдой, но так просто поверить во что-то подобное она не могла. — Значит Вы тоже волшебник?— спросила она так, будто заранее знала ответ на свой вопрос. — Все верно. Я такой же волшебник, как и ты, и если ты захочешь поехать со мной… — Докажите! — резко и властно сказала девочка, перебив старого волшебника, — Раз по вашим словам Вы владеете магией, то докажите мне это! Альбус Дамблдор сощурил глаза, явно не очень довольный тем, что его перебили. — Сэр. Если ты действительно хочешь учиться магии, тебе положено обращаться ко мне «сэр». Яркие искорки интереса, которые было загорелись в глазах девочки тут же погасли, и она спокойным вежливым тоном, смотря в никуда ответила: — Прошу прощения за мою бестактность, сэр. Затем удовлетворенно улыбнувшись старичок достал из своего балахона волшебную палочку и взмахнул ей. Книжка, до этого все также спокойно лежавшая на коленях девочки, вдруг превратилась в мурлыкающего рыжего котёнка, лизнула Гвен руку и вновь вернулась в облик книжки. — Думаю теперь ты мне веришь. — Верю, сэр, — все с тем же спокойствием и равнодушием в голосе ответила Гвен, которая за время всех манипуляций, произведённых с книгой, даже бровью не повела, смотря все также безучастно, — Когда мне нужно будет явится в вашу школу? — Первое сентября является первым учебным днём в Хогвартсе, но этот приют ты покинешь сегодня. На эти слова девочка лишь вопросительно изогнула бровь, а Дамблдор вновь взмахнул палочкой, и перед девочкой материализовалось письмо, сейчас висящее прямо в воздухе.

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС» Директор: Альбус Дамблдор (Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфедерации магов) Дорогая мисс Поттер! Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября.»

Затем Гвен прочитала список необходимых книг и задала пожалуй единственный интересующий её сейчас вопрос: — У меня нет денег, чтобы оплатить все это, сэр. Тут старичок хитро ухмыльнулся и ответил, лукаво посматривая на свою юную собеседницу. — У тебя их нет, но… Они есть у твоих родителей, к которым я тебя сейчас и отведу, — и он улыбнулся, доброй обезоруживающей улыбкой. Гвен же замерла. На секунду в её глазах промелькнуло неподдельное удивление, неверие и… — Они живы?— спустя несколько секунд, выйдя из оцепенения, спросила она слегка дрогнувшим голосом. — Твой отец и твой брат. Джеймс и Гарри Поттеры. А также твоя мачеха Лана Поттер, в девичестве Пруэтт. В эту секунду девочка не могла произнести и слова. Все было слишком… слишком… неожиданным и тяжелым для неё. Видимо заметив это, Альбус Дамблдор тяжело вздохнул и сказал: — Что ж, возможно пришло время рассказать тебе всю правду… Старичок рассказывал долго, очень долго, а Гвен слушала, не перебивая. И про злого волшебника, напавшего на их семью, и про её знаменитого в магическом мире братца, и про решение, и что самое важное причины решения, отдать её саму в приют. И про героическую смерть её матери, спасавшей своего великого сына, которому однажды суждено окончательно победить Лорда Волдеморта. Оказалось, что Лили умерла буквально через полтора года, после того, как Гвен была отдана в приют, и даже Гарри её толком не помнит, а их отец - Джеймс Поттер женился на другой буквально через пару лет. — Надеюсь ты понимаешь, Гвен. Твои родители просто хотели уберечь тебя,— наконец закончил свою речь директор Хогвартса. Повисла тишина,нарушаемая лишь смехом детей в где-то за спиной профессора. Принять все это было сложно, очень сложно. Гвен молчала, не зная, что делать с объемом полученной информации, и как к не относится, но все же было кое-что, что особенно интересовало девочку и она, не выдержав задала вопрос: — Лорд Волдеморт… Это ведь псевдоним? Ни одна нормальная мать не стала бы давать своему ребёнку такое имя… «Vol» — в переводе с французского полёт, «de» — над, и «morte» — смерть. Все вместе это будет «Voldemort» — Полёт над смертью… Это была его основная цель? Достичь бессмертия? А затем умереть от руки младенца?— тут девочка хмыкнула, — Довольно прозаично, не находите? Так к чему я веду… Скажите, профессор Дамблдор, как звали этого человека при рождении? Альбус Дамблдор был более чем удивлён тому, что маленькая девочка смогла разгадать основную цель человека, о котором впервые услышала несколько минут назад. Поэтому решил вести себя как можно осторожнее с ней, но все же ответил. — Его звали Том. Том Марволо Риддл, но сейчас это не имеет никакого значения… Если у тебя будут ещё вопросы, то ты сможешь задать их своему отцу, а сейчас… Я бы попросил тебя, как можно быстрее собрать свои вещи и быть готовой попрощаться с этим местом и этими людьми. Теперь, тебя ждёт мир магии…— сказав это, старичок поднялся. Вслед за ним поднялась и Гвен. — Когда будешь готова, спустись в холл. Я буду ждать тебя там. — Как скажите, сэр, — вновь возвращая себе на лицо спокойную маску ответила ему девочка, и взяв в руки книгу, направилась в сторону своей комнаты, расположившейся на втором этаже. Гвен жила одна, так как кто же захочет жить с сумасшедшей? Брать с собой ей было нечего, так как в приюте все считалось общим, поэтому войдя в свою маленькую комнатку под номером 27, Гвен лишь положила произведение Уильяма Шекспира на стол и тяжело вздохнув взглянула в окно. Девочка решительно не знала, как ей относится к полученным знаниям, и что самое важное к своим родителям… Ей было безумно обидно, что между двух детей они предпочли почему-то именно её братца… «Хотя, — напомнила себе девочка, — не имеет особого значения, что было тогда. Ты пообещала, что ни к кому не будешь привязываться, так что успокойся. И помни:«Какой тоской душа не сражена, Быть стойким заставляют времена». Ты сильная. Так возьми себя в руки! Одень равнодушную маску! И на выход!» А затем девочка резко развернувшись, спокойным шагом вышла из комнаты, в которой прожила десять лет своей жизни, закрыла дверь,не оглянувшись, и с гордо поднятым подбородком и самоуверенным взглядом спустилась в холл…