Свет в глазах твоих

Плохо сдерживая охватившее его смятение, Дикон переступил порог комнаты, в которую до сих пор заходить не смел. Впрочем, для того у оруженосца не случалось повода. Спальня монсеньора… Окажись Ричард тут при иных обстоятельствах, он с затаенным любопытством осмотрел бы интерьер и с удивлением заметил бы, что покои Алвы были просты, если не сказать по-военному аскетичны. Кровать с положенным балдахином темно-синего цвета, пара кресел, простой, без завитушек столик, где сейчас громоздились склянки с отварами и пузырьки с тинктурами, неприятный запах которых пропитал комнату — вот, пожалуй, и вся обстановка. В любом другом случае Окделл удивился бы неприхотливости в обстановке, которая никак не вязалась с Алвой-светским, но очень подходила Алве-военному, которого Дик имел удовольствие узнать в Сагранне. Но сейчас все эти мелочи Ричард отметил лишь краем сознания, полностью поглощенный смущением и страхом, которые никак не позволяли ему поднять глаза на своего эра. — Ну что вы там мнетесь? Проходите уже, Окделл, — услышал Дик хриплый, лишенный привычных насмешливых нот голос Рокэ. Услышал и, ощущая дрожь, пробегающую вдоль позвоночника, поднял-таки глаза. Все оказалось не так страшно, как Ричард себе воображал. Эр полулежал, утопая в подушках, и выглядел почти здоровым, если бы не одно но… Поперек его лица в том месте, где жили и насмешничали удивительного синего цвета глаза, скорбно темнела широкая повязка. Наткнувшись на нее, Дик замер, вспоминая слова, сказанные Хуаном господину Савиньяку: «Совсем ничего не видит… лекарь утверждает, что едкий, раскаленный дым привел к помутнению роговицы глаза соберано, и насколько эти изменения обратимы, никто сказать не может». Совсем ничего не видит — для Ричарда это прозвучало как приговор. Вообразить ослепшего Ворона было просто невозможно. Теперь же — Дик мрачно разглядывал скрывающую глаза эра повязку — ничего воображать не требовалось. И мысль о том, что ему больше не доведется увидеть синеву глаз Алвы, тяжелым камнем легла на сердце. Казалось бы, что за беда? Ослепший Ворон. Кто он такой, чтобы Ричард Окделл за него стал переживать? Но таким образом Дик мог думать раньше, в самом начале, когда только сделался оруженосцем кровника и всеми силами пытался ненавидеть своего эра. Теперь, после пройденной рядом с Алвой войны, когда монсеньор стал кем-то гораздо ближе, чем ненавистная Людям Чести фигура большой политики, и тем, кого ненавидеть с каждым днем становилось все труднее, кого, как бы ужасно это ни звучало, хотелось почти любить — Ричард не мог не испытывать горчившую тоску от того, что Рокэ может никогда не стать прежним. И да, до жжения в кончиках пальцев захотелось подойти и стянуть с глаз монсеньора повязку, чтобы еще раз увидеть ту легендарную синеву. Дик плохо понимал себя. Но пускаться в глубокий анализ собственных ощущений сил уже не было: и без того за время, что маршал находился без чувств, и после, когда никого кроме лекарей к нему не пускали, Окделл передумал столько, что от собственных мыслей его уже тошнило. В основном оттого, что размышления его были пропитаны тоской, и тем самым страхом. До паники было страшно, что все уже не будет таким, как прежде. Стоять в дверях было неловко. Сохранять молчание — невежливо, но Ричард ощущал застрявший в горле кислый ком. Однако нужно было что-то сказать. — Хуан сказал, что вы желали меня видеть… — промямлил он, проходя в спальню. — Знаете, именно это желание для меня сейчас совершенно неосуществимо, — с едва уловимой горечью произнес Рокэ, пряча ее за насмешливый тон. Ну конечно, какой дурак! Дик залился краской, стыдясь собственной глупости, — это ж надо было такое сказать! — Простите, эр Рокэ, я… — Не то хотели сказать? — невесело и все так же хрипло (похоже, ядовитый дым навредил и голосовым связкам Алвы, лишая его не только возможности видеть, но и красивого бархатистого баритона) фыркнул Рокэ. — Да… — выдохнул Ричард, окончательно стушевавшись, — я не хотел… — Чего ты не хотел? — Алва повернул голову в сторону Дика, ориентируясь на голос Окделла. — Акцентировать внимание на том факте, что твой эр слеп будто крот? — Я… — очень тихо произнес Ричард, а потом неожиданно для самого себя вздернул голову и громко, раздельно и четко возразил с уверенностью, которой совершенно не чувствовал в себе: — Не нужно так говорить, монсеньор. Все, что случилось… это ужасно, но я уверен, что зрение вернется к вам. Это лишь вопрос времени… Лицо Алвы исказилось горькой усмешкой, и Дикон понял, что эр не поверил ни единому его слову. — Кто бы мог подумать, что я доживу до того момента, когда смогу рассчитывать на жалость Окделла. Однако позволю себе заметить, что я прекрасно без нее обошелся бы, юноша, без этой вашей кошкиной жалости. Вам ясно? — последнюю фразу Рокэ произнес громко, срываясь за злое хриплое карканье, чем отчаянно напомнил испуганному Дикону свою гербовую птицу. — Простите… — Проходите, раз уж пришли, и сядьте в кресло, — велел маршал, почти справившись с приступом злости, — я действительно просил Хуана вас разыскать, чтобы сообщить, что в связи с новыми обстоятельствами у вас, Ричард, вероятно, появятся новые обязанности.