Свет в глазах твоих

Рокэ думал, как и обещал. Позволил Дикону довести себя до кабинета. Бесцветно и молча опустился в свое кресло, пробегая кончиками пальцев по резным подлокотникам, и затих жутко, уставившись в одну точку, словно позабыв о стоящем рядом оруженосце и походя на безжизненное, но красивое изваяние. — Эр Рокэ, — спустя некоторое время напомнил о себе Ричард, — могу я… Алва вздрогнул и незряче рассеянно мазнул взглядом по оруженосцу: — Да, ты можешь идти к себе, Ричард, — произнес он, явно не собираясь выслушать юношу до конца, — когда потребуется, я пришлю за тобой Хуана. Как только приму какое-либо решение… Ричард ожидал решения эра почти до конца дня, слоняясь по собственной комнате, снедаемый волнением, замешанным на страхе. Думать о том, какую кашу он заварил, было жутко, но в то же время мысль о том, что, возможно, он вместе с Алвой будет изображать любовную связь, опасно будоражила. Даже воображать себе подобное он прежде не решился бы, теперь же… Ричард получил повод задумываться о том, как это — быть, пусть и не взаправду, любовником герцога Алвы. Получалось, что это означало поставить себя против всего того, что прежде Дик считал верным, правильным и достойным. И все же… вспоминая крепкие пальцы маршала на своем плече, которые отчаянно нуждались в опоре, Дикон готов был закрыть глаза на риск, публичный позор, всемерное презрение. Если, конечно, эр Рокэ согласится на предложенную Диконом авантюру. Время шло… Ричард думал, оценивая вероятность того, что Рокэ пойдет на публичный обман, а еще ему думалось, отчего маршал не согласился сразу. Ведь Дик предложил это бесчинство сам, так за чем же дело стало? Да, конечно, последующий скандал довольно сильно усложнит Ричарду жизнь, но сам-то Рокэ ничего от этого не теряет. Преимущества такого хода были очевидны даже Окделлу. Изображать зрячесть, держа кого-то за руку, куда проще, нежели блуждать в собственных потемках в одиночку, полагаясь только на слух. А что до разговоров, которые непременно пойдут, так эру ж не привыкать. Алва постоянно находится в кругу самых разнообразных сплетен. Взять хотя бы историю с Джастином. До сих пор эр Рокэ вполне спокойно относился к подобного рода обвинениям. Впрочем, если Ричард правильно понял кинутую эром фразу, то с Приддом у маршала ничего не было, мол, Джастин сложил голову из-за распущенных кем-то пустых слухов и появившейся подложной картины, обличающей мужчин в несуществующей связи. А если это действительно так, если допустить, что эр говорит правду, то… выходит, все разговоры о том, что Ворон жутко порочен и спит со всем, что движется, сильно преувеличены, а стало быть… Стало быть, неправедные фантазии Окделла о собственном эре совершенно бесперспективны. И вот тут-то стоило бы возрадоваться, принести благодарность Создателю за то, что Ричарду с этой стороны ничего не угрожает, ложь, на которую он идет, лишь мера по спасению того, кому он принес присягу. Отчего ж тогда ему так тоскливо? Ответ на этот вопрос лежал на поверхности. Дик, тяжко вздохнув, призвал свой внутренний голос не врать хотя бы самому себе. Тоскливо было потому, что Ричарду хотелось быть рядом с Рокэ, он почувствовал это, стоя рядом с монсеньором в едком дыму безумной бойни на поле близ Дарамы. Тогда маршал был таким невероятным, похожим на ветреного Анэма, шального и веселого. За тем Алвой Дикон готов был идти хоть в подземелья Лабиринта, отдать все, чего бы Рокэ ни пожелал. И сейчас эти чувства не изменились. Они усилились тем, что сейчас Алве реально нужна была помощь Ричарда. Вот только монсеньор не торопился воспользоваться этой готовностью. Дикон, до сих пор меривший шагами свою комнату, резко остановился и нашарил взглядом висевшее на стене зеркало. Глядевший из медной рамы бледный юноша был, очевидно, расстроен. Да неужели? Не стыдно, Окделл? Ричард презрительно скривил губы и сделал шаг к зеркалу, вглядываясь в послушно скривившееся отражение. Глядеть на себя было неприятно. Но хуже всего было то, что чем больше Дикон вглядывался в своего зазеркального двойника, тем отвратительнее тот ему казался. Серый, ничем не примечательный мышь… Такому самое место в ордене истинников. Вероятно, это тоже повлияло на то, что эр колебался. Возможно ли, что маршал переживал не только за репутацию Ричарда? Раньше подобные мысли в голову Ричарда не приходили. Он воспринимал себя таким, какой он есть, и собственная внешность заботила его не слишком. Может, это потому что никогда прежде он не ставил себя в один ряд со своим великолепным эром? Да, Дик восхищался красотой эра, украдкой любовался им, видя, как трепещут перед маршалом женщины, даже не задумываясь о том, что наступит время, и он сойдет с ума, возжелав невозможное? А сейчас, вычленив в себе это желание и признав его, ужаснулся собственной неказистости… — Даром что герцог… Можно без потери престижа спать с королевой, Ее Величество мила, а наставить рога королю человек с репутацией Алвы сочтет за честь. Можно пережить слух о любовной связи с красивым Джастином, которого Дик никогда не видел, но представлял себе похожим на миловидного Валентина. Даже слухи о том, что Ворон ублажает самого короля, не сильно навредили маршалу — каким бы отвратительным ни был потомок марагонского ублюдка — все же король… Пусть это все же будут только слухи! При мысли о том, чем эр Рокэ мог бы заниматься в покоях Фердинанда, Дика перекосило еще сильнее, а на щеках выступил безобразными пятнами румянец. Разрубленный змей! А вот за болтовню о связи маршала с герцогом Окделлом Эстебан лишился жизни от руки Алвы… Так может, дело в том, что Ричард, мягко говоря, недостаточно привлекателен для такого, как монсеньор? Этот вывод лег на сердце Окделла пыльной тяжестью, но, во всяком случае, в некоторой мере стало понятно нежелание эра выступать на публике рука об руку с Ричардом. Как, имея подобную внешность, можно было посметь надеяться на что-то большее со стороны эра, чем насмешливая терпимость? И даже теперь, когда эр больше не может видеть невыразительную физиономию своего оруженосца, о взаимности мечтать глупо. «Говорят, — думал Дик, разглядывая все еще искривленные презрением к себе губы, — Эгмонт Окделл был хорош собой, даже Катарина призналась, что была в него влюблена по молодости, что ж, это вполне допустимо. Отец был сильным и красивым… Говорят, что я похож на отца… Но, твари тебя раздери, Дикон, неужели ты не видишь разницы? Видишь? Молодец! Вот поэтому почаще заглядывай в зеркало, чтобы не обманываться и не питать беспочвенных надежд. Оставайся праведным и честным сам с собой, и люди не станут смеяться тебе вслед…» Ричард отошел от зеркала, расстроившись окончательно. Сделав еще один нервный круг по комнате, старательно не глядя в зеркало, Дик опустился на свою кровать. Однако долго ему так просидеть не удалось, так как в дверь постучали, и Хуан, приоткрыв ее, сообщил, что соберано просил дора Рикардо прийти в кабинет.