Свет в глазах твоих

Они сидели молча. Дик придвинулся ближе к креслу, легонько опершись на ногу маршала, теперь чувствуя, что его не оттолкнут. Ричард чуть запрокинул голову, чтобы Рокэ было удобнее касаться пальцами его волос. Маршал сперва нехотя или как-то несмело запустил пятерню во всклоченные пряди, постепенно смелея, поглаживал их. Ричард молчал, не желая думать о том, чем вызвана эта робость в движениях Рокэ, и, прикрыв глаза, наслаждался каждым касанием. Просто принимал ласку, оправдывая себя тем, что это пойдет прежде всего на пользу эру, который поглощен тьмой и может иметь связь с миром через прикосновения. Дик послушно подставлял голову, желая, чтобы Рокэ опомнился нескоро. Сидели долго. Все так же, не говоря друг другу ни слова. Рокэ перебирал отросшие волосы Дика, иногда невесомо, но чувствительно до мурашек поглаживая затылок юноши. О чем маршал в это время думал? Ричард спросить не решился бы, как не посмел бы разбить хрустальную и сделавшуюся почти уютной тишину. Юноша щурился на горящее в камине пламя и вспоминал Варасту — время, которое навсегда изменило его отношение к монсеньору, растворило и разметало горячими степными ветрами глухую ненависть к Первому маршалу. Война позволила взглянуть на Алву как на человека — не тварь закатную, опираясь лишь на собственное мнение. Ричард именно тогда перестал ненавидеть Рокэ. Ненависть упокоилась на Дарамском поле, там же зародилось нечто звенящее и пугающее, чувство более стойкое и сильное, чем влюбленность в милую Катари. Это Ричард смог понять только сейчас, слоняясь по притихшему дому, скованный страхом за жизнь монсеньора, когда появилась угроза потерять его навсегда. Именно в эти страшные дни внутри Ричарда все встало на свои места. Появилось понимание того, что на самом деле является для него важным. Дик, вынырнув из потока лениво текущих мыслей, почувствовал, что дыхание монсеньора выровнялось и стало сонно-размеренным. Пальцы, перебиравшие волосы оруженосца, остановились, тяжело покоясь на макушке Ричарда. Дик, не шевелясь и не оборачиваясь, догадался, что Рокэ наконец уснул. Чудеса… Ричард удивленно думал о том, что неожиданно сделался единственным человеком, рядом с которым его эр смог почувствовать себя настолько спокойно, что позволил себе уснуть. То было замечательно — монсеньору требовался пусть короткий и не слишком комфортный, но все же сон. Сколько Рокэ не спал? Сколько проспит сейчас? Сердце Ричарда забилось часто от нереальности происходящего. Сидеть так хотелось бесконечно, несмотря на затекшие ноги, ноющую спину. Дик не шевелился, чтобы неосторожным движением не разбудить монсеньора. Он опасливо поглядывал на догоравшие в камине угли. Огонь почти погас, и в кабинете становилось прохладно. Дикон, сидя на полу, начал мерзнуть. Надо было подняться, подбросить еще пару поленьев, не позволяя огню погаснуть окончательно, но Ричард даже думать о том не хотел. Рокэ спал, и это для Дикона сейчас было самым главным. Монсеньор должен отдохнуть, даже если для этого верному оруженосцу придется замерзнуть до полусмерти. Словно почувствовав опасения юноши, в кабинет заглянул Суавес. Окинул Ричарда взглядом и, не меняясь в лице, словно увиденное было в порядке вещей, подошел к камину, подкладывая несколько поленьев. Дикон потупился, чувствуя неловкость от собственного положения. Несмотря на свое измененное к Рокэ отношение, юноша был совершенно не готов открыто демонстрировать его миру, пусть даже в лице преданного маршалу Хуана. Да, он настаивал на игре в любовников во дворце, но... На деле это оказалось непросто, особенно если учесть, что сейчас Ричард не играл. Его преклоненная перед монсеньором поза и запутавшаяся в волосах рука спящего Рокэ несколько выходили за рамки отношений эр — оруженосец. Слишком интимно, что ли. Щеки Ричарда окрасились румянцем, смотреть на Хуана не моглось. Тот, впрочем, как и ожидалось, не высказал своего отношения ни жестом, ни тем более словом. Беззвучно ступая, Суавес покинул кабинет и притворил за собой дверь. Рокэ не проснулся. Дик не позволил смущению взять над собой верх и остался сидеть как сидел, уверенный в том, что Хуан ценой собственной жизни не позволит никому постороннему войти сейчас в кабинет своего соберано. Однако не прошло и получаса, как дверь приоткрылась, и на пороге снова возник Суавес. На этот раз в руке у него была большая глиняная кружка. Он, все так же не говоря ни слова, подошел к Ричарду и вложил ее юноше в руки. Дикон удивился, но приношение не отклонил. Осторожно поднес его к лицу и принюхался. — Пейте, дор, — одними губами произнес Хуан, — это горячее вино с пряностями. Ричард едва различимо, чтобы не побеспокоить эра, кивнул, все еще удивляясь, и осмелился-таки поднять глаза на кэналлийца. В ответном взгляде неожиданно обнаружилась теплота, ни капли осуждения, вместо него Дику почудилась благодарность. — Пейте, — повторил Суавес мягким шепотом. Дик поднес ароматно парящую кружку к губам и осторожно из нее отхлебнул. Питье оказалось восхитительным. Терпким, пряным и медово-сладким одновременно. От первого же глотка по телу растеклось тепло. Хорошо… Зябкость и холод отступали. Не раздумывая, Ричард выпил все до последней капли, зажмурившись, и протянул Хуану пустую кружку. — Спасибо, — тихо проговорил он, чувствуя, как от выпитого у него прогревается все внутри. Суавес поклонился и пошел прочь, оставляя Ричарда удивленно прислушиваться к приятным ощущениям внутри себя. Сознание постепенно делалось мягким, его словно обернули овечьей шерстью, взгляд расфокусировался, а тело самовольно расслабившись, еще теснее привалилось к ноге маршала. Ричард зевнул, и, глядя на снова заплясавшее в камине пламя, запоздало и как-то равнодушно подумал о том, что градус выпитого был несколько выше, чем могло показаться изначально. Продрогшее тело согрелось, и теперь верного оруженосца клонило ко сну. А даже если и так? Что в этом может быть плохого? Огонь, горевший в камине, как-то незаметно превратился в расплывшиеся рыжие пятна, а внутреннее пряное тепло призывало Повелителя Скал расслабиться и позволить себе давно заслуженный отдых. Что ж, пусть так…