Свет в глазах твоих

Утро наступило в положенное ему время. Ричард приоткрыл глаза, отчего-то радуясь серому неяркому свету, что проникал в спальню с улицы. Сколько уже? Десять? Одиннадцать? И никто до сих пор не подумал его разбудить… Однако порадоваться этому факту вволю юноша не успел, припоминая обстоятельства, при которых он накануне уснул и просыпался теперь в кровати собственного эра. Для того чтобы обнаружить присутствие Рокэ, Ричарду много времени не потребовалось. Рука монсеньора по-прежнему крепко обнимала его поперек груди, и лишь подумав о маршале, Дик в тот же миг почувствовал ее тяжесть и тепло, проникающее даже сквозь плотную ткань рубахи. Но развернуться и поглядеть, как себя чувствует эр Рокэ, Ричарду было боязно. Вдруг маршал недавно заснул? Неосторожным движением можно легко его разбудить… Дик замер, прислушиваясь к тому, что происходит позади него. Рокэ действительно спал. Ричард слышал размеренное спокойное дыхание маршала, которое теплым дуновением едва ощутимо касалось его шеи и мочки уха. Стоило лишь заострить внимание на этом моменте, как тут же стало щекотно и… да что же это такое! — возбужденно-горячо в паху. Разрубленный змей! Впрочем, сделать с этим что-то Окделл сейчас не имел никакой возможности. Рокэ спал, и это было самым главным. Даже перед лицом неминуемой смерти Дик не посмел бы пошевелиться и прервать этот долгожданный и такой нужный маршалу отдых. А посему оставалось лежать и… В общем-то, все было не так уж плохо. А если разобраться, то даже лучше, чем юноша мог себе вообразить еще вчера. Лежать в постели маршала и чувствовать его обнимающую руку… Мммм, разве это неприятно? Щеки Дикона вспыхнули от подобных мыслей, собственная испорченность поражала до глубины развратившейся отчего-то души. Создатель, совсем недавно герцог Окделл убил бы любого, кто посмел бы легчайше намекнуть о чем-то подобном, он не побоялся вызвать на дуэль сразу семерых приспешников Колиньяра, готов был голову сложить, отстаивая собственную Честь, а сегодня… Теперь все стало другим, и ощущал эти изменения Ричард всем своим существом, особенно частью, пылающей и томно стонущей между ног. Маршал, как оказалось той страшной ночью, давно стал человеком не чужим, даже, что греха таить, более близким и в какой-то мере родным, нежели холодная и недоступная для простых человеческих чувств матушка, как бы ни ужасно это звучало. Разве мог Ричард винить себя в том, что искренне, хотя и не без задней слишком смахивающей на порочность мысли желал помочь Алве, попавшему в такую сложную ситуацию? Не чужой. И не враг больше… Не чувствовал Дик монсеньора своим врагом, несмотря на упорные факты и тяжесть прошлого. Но объяснить это почтенному эру Августу или Ее Величеству не стоило даже пытаться — не поймут, ужаснутся, презирать станут. И именно сейчас, чувствуя на щеке теплое дыхание Алвы и тяжесть его руки, Ричард явственно осознал, что свой выбор он уже сделал в тот день, когда предложил маршалу изображать при дворе влюбленную пару. И повторил бы его. Он пошел бы на что угодно, лишь бы… хоть немного улучшить состояние Рокэ. Пусть результат пока ничтожный, все усилия Ричарда не могут заменить и уж тем более вернуть маршалу потерянное зрение, но он старается как может. И то, что Рокэ удалось наконец заснуть, не проваливаясь в бесконечную череду кошмаров, верный оруженосец вполне мог записать на свой счет. А то, что близость эра пробуждает нездоровые и пугающие желания, так это личная проблем Ричарда, с которой он должен справиться сам, не втягивая в эту неприятность и без того несчастного маршала. Эр Рокэ должен знать одно — Ричард будет с ним рядом до тех пор, пока маршалу это будет нужно. И точка. Юноша вздохнул. Мыслить столь браво было приятно и даже местами упоительно, но… Он пролежал на боку всю ночь, и покуда спал, проблем с этим особых не было, теперь же, пробудившись и замерев в таком положении на неопределенный срок, Дик ужасно хотел вытянуться и перевернуться на спину или еще лучше на живот, подложив под ухо согнутую руку, распрямить ноги. Отчего-то нестерпимо зачесалась левая пятка, достать до которой тоже возможности не было. Ричард зажмурился и попытался снова заснуть, надеясь, что все обнаруженные неудобства во сне перестанут его терзать. Но куда там! Спать совершенно не хотелось. Ни с закрытыми глазами, ни с распахнутыми. И когда терпеть не осталось никаких сил, маршал вдруг пошевелился, и рука, обнимавшая Ричарда, исчезла. Дик с облегчением перевалился на спину, а потом осторожно повернулся на другой, не отлёжанный за ночь бок. Так было много лучше. Так было видно маршала. Лицо спящего Рокэ оказалось вровень с лицом Дика. Спокойное, красивое, во время сна казавшееся Ричарду очень молодым. Ровные дуги тонких черных бровей, длинные, густые как у напомаженных эреа, ресницы, идеальная линия носа… Юноша внимательно и с интересом разглядывал ровный чистый лоб монсеньора, так, как будто он его прежде никогда не видел. Хотя о чем разговор? Настолько близко и так детально своего эра Ричард не разглядывал никогда. И это было… замечательно и тревожно-мучительно одновременно. Снова на ум пришло собственное неказистое зеркальное отражение. Что бы там ни говорил Рокэ, красавцем Дикону не стать. И это удручало. Впрочем, истинный рыцарь красавцем быть и не обязан, его поступки красят, иное дело предмет его страсти… От того, куда завели его мысли, Дик, представив эра в роли прекрасной эреа, которой верный рыцарь-оруженосец, опустившись на одно колено, подносит букет, развеселился, и, давя в себе смех, несдержанно хрюкнул, слегка опоздав зажать ладонью рот. Ресницы предмета страсти дрогнули, и глаза эра приоткрылись. Вот ведь идиот! Дик замер, в отчаянии понимая, что умудрился-таки разбудить маршала. Незрячие синие глаза глядели настороженно и тревожно, вероятно, Рокэ снова был не в состоянии отличить сон от яви. — Монсеньор, — прошептал Ричард виновато, — я разбудил вас… простите… — Дик? — Рука Алвы ожила и наткнулась на лежащего очень близко оруженосца, почти сразу метнувшись к лицу.  — Вы что, плакали? Мне показалось, я слышал всхлип… — Рокэ осторожно провел пальцем по глазам Ричарда, которые юноша успел зажмурить. — Нет, — выдавил он из себя, окончательно смутившись. Не признаваться же эру, что он смеялся. Или лучше признаться? Вдруг маршал навоображает себе, что чувствительный юноша сожалеет о своем щедром предложении провести ночь рядом с ним. — Так вышло, монсеньор, — промямлил Дик, краснея еще сильнее, — что я… смеялся… Это был не всхлип. — Вот как? — Рокэ убрал руку от лица юноши, слегка приподняв бровь. — Могу я узнать, что вас развеселило? Нет, конечно! — Просто в голову идиотская мысль пришла… — уклончиво отозвался Ричард и поспешил перевести тему, — я не хотел вас будить и очень надеюсь, что вам удалось хоть немного отдохнуть. Рокэ вздохнул и потер руками глаза. — Удалось, — произнес он как бы нехотя, — должен признать, что сегодня я впервые за последнее время смог поспать несколько часов кряду, а если и просыпался, то без труда мог отличить тьму сна от беспросветности яви, стоило почувствовать рядом твое присутствие. Услышав эти слова, Ричард почувствовал, как бешено забилось его сердце. Значит, он все сделал правильно. Рокэ продолжал: — Я благодарен тебе за помощь, но не планирую злоупотреблять ею, нужно как-то привыкать… — Я уже говорил, повторю еще раз, я буду находиться рядом до тех пор, пока в этом будет необходимость, — Ричард изо всех сил старался чтобы его голос не выдал уж слишком явную заинтересованность, — мне не трудно, эр Рокэ, честное слово. Рокэ не мог его видеть в этот момент, но, вероятно, очень хотел, потому что его рука снова коснулась лица Ричарда, осторожно и неспешно проскользила по щеке, коснулась приоткрытых губ и, словно обжегшись, отпрянула… — Ладно, посмотрим, как оно выйдет, — проговорил маршал, приподнимаясь и нашаривая шнур для вызова прислуги, — а пока давай попробуем как-то жить дальше. Звона колокольчика Ричард не услышал, но подскочил и скатился с кровати эра, прекрасно зная, что спустя минуту в спальне появится Хуан. Горькой усмешки на губах маршала он, конечно, не разглядел.