Свет в глазах твоих

Жизнь постепенно налаживалась, если, конечно, так можно было сказать при тех обстоятельствах, которые складывались в особняке на улице Мимоз. Ночевки в спальне монсеньора сделались чем-то естественным, и Дик, к своей бесстыдной тихой радости, больше даже не вспомнил о софе, которая продолжала стоять в спальне Рокэ. Маршал же, в свою очередь, принимал подобную помощь от своего оруженосца покорно и даже если имел что сказать против, держал это при себе. Ричард уговаривал себя, что его действия преследуют только благородные цели. Рядом с ним монсеньору удавалось уснуть и, что самое важное, Алву, казалось, перестали терзать ночные кошмары, что не могло не сказаться на общем самочувствии и настроении маршала. Понемногу Рокэ становился все более похожим на себя прежнего. Ричарду, украдкой и подолгу наблюдавшему за своим эром, стало казаться, что Рокэ близок к тому, чтобы принять свое положение и начать двигаться дальше. Вот только хорошо ли это, Окделл определить не мог, юноше очень хотелось, чтобы однажды тьма, прикрывающая глаза Рокэ, рассеялась. Приходящий два раза в неделю лекарь по-прежнему не мог дать сколь-нибудь убедительного прогноза, и это согревало надеждой, что однажды зрение монсеньора может восстановиться. Однако, похоже, сам Рокэ этого оптимизма не разделял. Однажды утром маршал, устроившись в кабинете, заявил, что его бездействие изрядно затянулось, и пора бы уже возвращаться к делам. То было странно и одновременно тревожно. До сих пор Ричард не представлял, каким образом его эр сможет сколь-нибудь убедительно показаться во дворце. Но, к счастью, скоро выяснилось, что эр имел в виду не свое явление миру. — Могу я воспользоваться твоими глазами, Дик? — спросил он, поднимаясь и подходя к рабочему столу. Дик даже не успел возмутиться вопросу, прежде чем маршал нащупал лежащую на столе стопку корреспонденции, которую Суавес аккуратно приносил в кабинет. — Вы хотите, чтобы я… — поверить в это было сложно, потому Ричард не посмел даже произнести свое подозрение до конца. Рокэ усмехнулся и неспешно вернулся в свое кресло, прихватив всю ожидавшую его с момента ранения почту. — Именно этого я и хочу. Нужно начинать с малого. Я прекрасно осведомлен о том, что ты думаешь по поводу чтения писем, адресованных не тебе, однако это совершенно не наш случай, — спокойно произнес маршал, перебирая пухлую стопку и осторожно ощупывая печати, — и потому я прошу тебя зачитать мне содержание этой писанины. Дик молча глядел на скользящие по сургучу тонкие пальцы Рокэ, все еще не в силах осмыслить степень доверия, оказанного ему… Впрочем, Ричард мысленно дал себе затрещину и рассердился собственным мыслям. О чем вообще можно размышлять, если Рокэ, не колеблясь, впустил его в самое сокровенное — в собственные страхи, о существовании которых не подозревает никто на этом свете. — Я готов, эр Рокэ, — твердо отозвался он без дальнейшего промедления. — Отлично, — на губах маршала снова появилась усмешка, — похвальное рвение, вот только хочу тебя предупредить, что ничего интересного, скорее всего, в этих писульках нет, сплошной бюрократизм и канцелярщина… И все же положение обязывает со всем этим ознакомиться, и, возможно, на что-то придется писать ответ. Дик привычно опустился на пол перед Алвой, прислонившись спиной к его ногам, зная, что именно такое положение позволяет Рокэ расслабиться и постоянно чувствовать его присутствие, и получил в руки конверты. Сломав печать на первом из посланий, Ричард обнаружил, что письмо действительно было официальное и сухое, подробный отчет о положении на северной границе и приложенный к нему перечень запрашиваемых для армии ресурсов. Дик читал размеренно, маршал слушал молча, время от времени привычно зарываясь пальцами в волосы юноши. Но дальше трех писем им продвинуться не удалось. Дверь приоткрылась и на пороге появился Хуан с сообщением о том, что маршала желает видеть граф Савиньяк. Довольно спокойно реагировавший на Суавеса Дик, услышав про визит Савиньяка, дернулся. Рокэ поспешно убрал руку от его головы, позволяя подняться. Но когда Ричард аккуратно положил письма на стол и хотел было выйти, маршал неожиданно остановил его. — Не уходи, я хочу, чтобы ты остался, — произнес он, безошибочно оборачиваюсь в ту сторону, где в этот момент застыл Дик, глядя на юношу так, словно мог его видеть, — присядь за стол. Спорить Ричард не стал, хотя предпочел бы уйти и не показываться на глаза старшему из Савиньяков, которого, в отличие от Арно и Эмиля, недолюбливал. Он опустился в рабочее кресло и смущенно огляделся. После всех изменений, что случились с Диком, видеть прозорливого и наблюдательного Лионеля Ричарду было неловко, и в особенности неловко было показаться капитану королевской стражи, сидя за столом монсеньора. Зачем эру понадобилась такая демонстрация? Возможно, юноша даже отважился бы на вопрос, но дверь открылась, и Хуан проводил в кабинет Савиньяка. — Доброго дня, Росио, — произнес он, а потом, скользнув взглядом по замершему за столом Дику, удивленно дрогнув бровями, добавил, — и вам тоже, герцог. Дик молча кивнул в ответ и едва удержался, чтобы открыто не поежиться. — Проходи, Ли, — Рокэ широким жестом указал графу на свободное кресло, а потом, предупреждая вопросы и недомолвки добавил, — надеюсь, тебя не смущает тот факт, что я попросил Ричарда не покидать кабинета. — Ну почему меня должно это смущать? — Лионель улыбнулся, опускаясь в предложенное кресло, но Дик заметил, что улыбались у него при этом только губы. — Я зашел справиться о твоем самочувствии, которое на данный момент является главным секретом в государстве, и если юноша в курсе происходящего, я могу сделать логичный и простой вывод о том, что ты ему полностью доверяешь. — Именно так, Ли, — кивнул Рокэ, — именно так. Что касается моего здоровья, тот тут существенных изменений нет, я по-прежнему слеп как крот, хотя в остальном чувствую себя довольно сносно. — По городу потянулись слухи, — Лионель снова кинул взгляд в сторону Дика, и тот, в свою очередь, пристально разглядывал самого Савиньяка, пытаясь понять, для чего же все-таки Рокэ велел ему остаться. Капитан продолжал: — Болтают всякое, и не только на улицах. Самая популярная версия такая: герцог Алва был серьезно ранен — тому есть свидетельства, многие видели твое падение — вследствие чего скончался, а Дорак, опиравшийся на силу и богатство Кэналлоа и герцогов Алва, скрывает от общественности эту информацию. Официально было объявлено о том, что ты действительно был ранен и, придерживаясь предписаний лекарей, не покидаешь постели, но… Есть люди, которые намеренно мутят воду и разносят сплетни. Я удивлен, что до тебя до сих пор не добрался Его Высокопреосвященство с просьбой явить свою герцогскую тушку миру, дабы не допустить всплеска волнений вроде того, что случился в октавианскую ночь. Все внутри Ричарда похолодело и ощетинилось, он вдруг осознал, что с самого появления Савиньяка в душе опасался именно такого поворота событий. Пусть тот четырежды был прав, но дела это не меняло. Юноша едва удержался от того, чтобы не вмешаться в разговор. Очень хотелось осадить Савиньяка с его намеками и сказать, что монсеньор не готов, что он не может сейчас показаться за воротами особняка, что это подобно смерти для Первого маршала. Но он сдержался. И действительно, кто он такой… Да и станут ли его слушать? Рокэ все равно решит по-своему. Мало того, он прекрасно понимал, что монсеньор не тот человек, который станет прятаться от сложностей за стенами особняка. Да и не могло это все продолжаться вечно, но разве это что-то меняло? Лицо маршала было спокойно, казалось, что его совершенно не волнует сказанное Лионелем или — что, несомненно, во сто крат хуже — он согласен с графом. Дик напрягся, ожидая ответа маршала. — Ричард, будь добр, налей вина мне и господину капитану, — вдруг совершенно неожиданно произнес Рокэ, — себе тоже можешь налить, если хочешь. Дик поднялся и исполнил эту просьбу, сосредоточившись на том, чтобы руки не дрожали и вино не расплескалось на черную шкуру. Это было непросто, внутри него клокотало возмущение, смешанное с нарастающей с каждой минутой тревогой. Рокэ давно не просил вина, не пил сам и не угощал Ричарда, не до того было. А тут вдруг… Может, он просто пытается показать Савиньяку, что все нормально? Наполненный «Черной кровью» бокал без промедления перекочевал в руки к Лионелю, а подойдя к монсеньору, Ричард не торопился, вкладывал ему в руку бокал осторожно, невольно касаясь прохладных пальцев чуть дольше, чем требовалось для этого действия. — Спасибо, Ричард… — Рокэ не меняясь в лице, поднес вино к губам, делая глоток, а потом, словно почувствовав, что творится в душе Окделла, чуть слышно добавил, — мы обязательно что-нибудь придумаем.