Свет в глазах твоих

День прошел, но настроение, зацепившее Ричарда во время визита Савиньяка, отпускать не желало до конца дня. И даже забираясь вечером под одеяло рядом с Рокэ, Дик не смог расслабиться и избавиться от гнездившейся за грудиной тяжести. Чувствовал ли что-то подобное Алва, понять было сложно. Ричард то и дело бросал на своего эра долгие внимательные взгляды, благо пялиться ему никто запретить не мог, но не заметил в лице маршала ничего такого, что говорило бы о волнении. Рокэ был немногословен и, может быть, чуть задумчивее, чем обычно, но не более того. — Тебя что-то беспокоит? — спросил Рокэ, когда Дик устроился рядом с ним, и маршал, придвинувшись, подтянул юношу к себе. «Да все!» — Хотелось воскликнуть Ричарду, но сдержавшись, он лишь долго выдохнул. Ну в самом деле, разве ж можно вот так описать словами ту гору беспокойства, что давила на его плечи? А кроме того, Дику снова слышать раздражение эра совершенно не хотелось, а стало быть, проще было придержать гнездившуюся в душе тяжесть при себе. — Нет, все хорошо, — отозвался он тихо, утыкаясь носом в подушку, от которой так сладко пахло Рокэ. — Может, я не могу тебя видеть, но это не значит, что я лишен возможности ощущать, что вокруг происходит, — мягко произнес Алва очень близко, настолько, что Дик затылком почувствовал тепло его дыхания, и от этого у юноши по спине пробежался рой сладостных мурашек, а в паху сделалось горячо настолько, что пришлось поспешно подтянуть колени к животу. — Ты напряжен и подавлен, — продолжал маршал, — чтобы почувствовать это, мне не нужны глаза. Все еще переживаешь визит Лионеля? — Да, — пробормотал Дик, глубже утыкаясь в подушку, чистую правду, — все происходящее меня тревожит. — Не бери в голову, — фыркнул Рокэ почти с беспечностью, которой Дик не мог ни понять, ни позволить себе, совершенно не думая о том, что она у маршала может быть наносной и фальшивой. — Мы обязательно что-нибудь придумаем… Спи, Дикон. Последняя фраза прозвучала очень тихо и это «мы»… Дик замер, чувствуя, как его по самую макушку накрывает очередной горячей волной. И все же успокоить маршалу своего оруженосца, конечно, не удалось. Он снова шел по уже знакомому коридору. Сырой, душный, бесконечный каменный мешок… Каблуки сапог Ричарда гулко стучали по замшелому стылому камню, образующему пол, который, казалось, сразу поглощал звук. Дик не шел, он почти бежал, ведомый вперед порывами одному Чужому известно откуда взявшегося тут горячего ветра. Впереди было что-то важное, и времени — Ричард это очень остро ощущал — оставалось совсем мало. Поворот, другой… Кажется, впереди посветлело. Дик ускорился, переходя на бег, не сводя глаз с густевшего красного марева где-то в конце коридора. На душе с каждым шагом делалось еще гаже. Ладони герцога и лоб его взмокли, но не от быстрого хода, а от липкого, граничившего со страхом волнения. Коридор закончился каменной комнатой с голыми унылыми стенами, похожей на тюремную камеру, но, в отличие от темницы, освещенной множеством горящих факелов. В лицо пахнуло пекло, словно Ричард близко подошел к жаровне и неосторожно низко склонился над ней. Юноша остановился и зажмурился, осваиваясь с красным светом, слишком ярким для глаз, привыкших к темноте коридора, и с жарой. Когда же стало возможно осмотреться, Ричард заметил в самом дальнем углу комнаты подобие каменной лавки, на которой без движения лежал закованный в цепи человек. Сердце Ричарда болезненно сжалось. И прежде чем он успел осознать то, что видит, юноша кинулся к лежавшему, уже зная, что пленник этой закатной комнаты, прикованный к стене, — эр Рокэ. Дик бухнулся на колени, вглядываясь в безжизненное иссушенное жарой лицо, и, холодея вопреки царящей вокруг температуре, понял, что видит перед собой мертвое тело. Страх, испытанный в октавианскую ночь, когда Дик решил, что упавший с Моро Рокэ погиб, оказалось, никуда не делся. И сейчас он вырвался на свободу, заполняя собой все существо Ричарда, заставляя его вскрикнуть в голос и много раз звать оставившего его монсеньора по имени, прижимая к себе то, что некогда было Алвой. — Ричард! Ты меня слышишь, Дик? Проснись! — голос монсеньора, взволнованный и живой, долетал до Окделла откуда-то издалека. Осознание пробуждения было чудовищно медленным. Ричарда трясло, а перед его глазами до сих пор стояло безжизненное, иссушенное жарой лицо маршала. — Это всего лишь сон, — голос Рокэ звучал все более реально, и вынырнувший из кошмара Дик почувствовал, как маршал трясет его за плечо. — Ты слышишь меня, Рикардо? — в покрытый ледяной испариной висок ткнулись чужие горячие губы. Ответить сил пока не было, и Дик кивнул, все еще не в силах сбросить с себя оцепенение. Страх, пережитый в той проклятой комнате, отпускать не желал. — Эр… Рокэ? — пробормотал наконец Дик, не в силах унять бешеное сердцебиение, не понимая до конца, что происходит, и растекаясь в крепких объятиях маршала, сходя с ума от резкой смены ощущений. Вот только что он отчаянно звал умершего эра, а спустя мгновение Рокэ, живой и такой… невероятный, прижимает его к себе, утешает так восхитительно… — То был всего лишь дурной сон, — мягко повторил маршал, прижимая Ричарда к себе, и — теперь почти очнувшемуся Дику это не почудилось — снова прижался губами к бешено пульсирующей на виске венке, целуя…