Blood Honey

На следующий день Гена не приходит, и Слава почему-то испытывает странное чувство сродни волнению. Такие отлучки не были редкостью — соулмейт любил исчезать неожиданно — но до этого Машнов никогда не переживал за него. Но сейчас, после той спонтанной ночной исповеди, Слава почему-то мог лишь бессильно мерить шагами комнату и вздрагивать от каждого звука, похожего на лязг ключей. Пять в одну сторону, двенадцать в другую и тринадцать по диагонали. Чертовы числа заучены наизусть, и Машнова отчего-то это нереально бесит. Он чувствует полное опустошение и устало садится на пол, облокачиваясь на холодную ножку стола. Со стороны прихожей раздается еле слышный звон ключей, но Слава думает, что это опять шалит воспаленное нетерпением воображение. Когда раздаются осторожные тихие шаги, Машнов пытается встать, но обессилено падает обратно на пол, неловко приземляясь на колени. И, как некстати, именно в этот момент заходит Гена. Сначала парень немного теряется, видя такую жалкую (как кажется Славе) картину, но потом резко швыряет на пол рюкзак и бросается к Машнову, осторожно поднимая его. Фарафонов хмурится, отмечая легкость Славиного тела, и вовремя подставляет ему свое плечо, ведь Машнов некстати снова начинает заваливаться на бок. Гена осторожно доводит соулмейта до дивана и озабоченно вглядывается в его красные от бессонницы глаза. — Что случилось? — Гена, кажется, и правда обеспокоен, а не изображает из себя заботливого соулмейта. Но Слава привык везде видеть подвох, уже привычно маскируя во взгляде паранойю и недоверие. — Ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться, — сухо отвечает Машнов, отворачиваясь и тихо произнося куда-то в сторону, чтобы Гена не услышал (или смог сделать вид, что не услышал), — чертов параноик. «Чертов параноик» хмыкает и помогает Славе дойти до дивана, осторожно садясь рядом с ним. Комнату окутывает тягостное молчание. Гена не выдерживает первым и разрезает густую тишину острым резким вопросом, точно зная, что не получит ответа. — Расскажи мне, — просит он и озабоченно всматривается в злые уставшие глаза, пытаясь найти в этом ледяном озере хоть каплю тепла. Взгляд Славы вроде как немного оттаивает, но почти сразу же в нем появляются нотки металла. — Иди нахер, — Машнов уже не видит смысла скрывать желание послать соулмейта ко всем чертям и остаться в гордом одиночестве, хотя минуту назад жаждал противоположно обратного. Фарафонов, кажется, не видит смысла отвечать и лишь тихо прикрывает за собой дверь, оставляя Машнова наедине с собственными хаотичными мыслями. Он почему-то вспоминает их лица перед смертью, кровавую пелену на изогнувшихся во вскрике боли губах и полные недоверия глаза. Сожаление накатывает внезапно, со всей силы давя на поникшие Славины плечи. Обстановка тускнеет и расплывается в глазах, Машнов медленно ложится на диван и зябко поводит плечами, кутаясь в толстовку. Температура в комнате падает на несколько градусов. Дверь тихо скрипит, и в комнату кто-то заходит. Слава не сразу узнает Гену, а затем закрывает глаза и тихо шепчет то, что совсем для него несвойственно и что он ни разу не говорил искренне. — Прости. Гена, уже собравшийся уходить с забытым рюкзаком, оборачивается и неверяще смотрит на соулмейта. Слава даже просто извинялся редко, и никогда Гена не чувствовал в его словах настоящего раскаяния. Машнов потерянно улыбается, слыша тихие осторожные шаги и прогибающиеся под весом Гены пружины дивана. А затем чувствует теплые объятия соулмейта и обжигающее дыхание на своей шее. Славе хочется отстраниться — Фарафонов душит своей искренностью и пламенем рук — но он силой заставляет себя оставаться на месте и принимать привычную ласку. Воспоминания накатывают неожиданно, в мгновение разрушая атмосферу в комнате. — Слава… — в карих глазах испуг, на тонких губах — темно-алая кровь. На бледной шее — окровавленные руки. — Слава? — Гена смотрит с неподдельным испугом, и у Машнова с трудом получается растянуть губы в улыбке. — Ничего… страшного, — каждое слово дается с огромным трудом, обжигая пересохшее горло. — Очередное неприятное воспоминание. Перед глазами снова встает самое противное из всех воспоминаний Славы; представься ему шанс забыть что-то из своей жизни, он бы первым делом стер эту сцену. — Слава… — она хрипит, а он продолжает безжалостно сжимать в тисках рук ее хрупкую шею. Затем раздается противный хруст, и она обмякает в его руках, смотря куда-то в пустоту своими стеклянными карими глазами. Шрам от нити противно ноет, и Слава машинально потирает испещренное белесыми полосами запястье. Затем берет за руку Фарафонова и начинает исповедь заново. — Я встретил ее на одной из вечеринок. Знаешь, на каждой такой вписке есть «нитакие», которые хуй знает что здесь забыли, — Гена согласно кивнул. — Одна из моих соулмейтов была такой, — Слава на мгновение запнулся, — не от мира сего. Машнов снова врал не договаривал. Да, с Ирен он познакомился на вписке, но вот от мира сего она точно не была. Просто девочка девушка, оказавшаяся не в то время, но в том месте. «Странная», — подумал Слава, впервые увидев ее. Девушка сидела на подоконнике и рисовала на запотевшем стекле, иногда отвлекаясь на лежащий рядом телефон. Машнов почувствовал в ней что-то странное, даже родственное. Он тихо подошел поближе, стараясь не выдать своего волнения. Но, несмотря на все старания, она заметила его и медленно обернулась. По запястью скользнуло что-то темно-алое. — Ты следишь за мной, — она говорила полуутвердительно, будто заранее предвидела «нет», означающее «да». Славе ничего не оставалось, кроме как молча кивнуть. — Зачем? Вместо ответа он крепко сжал ее руку с красной нитью на запястье. Девушка неверяще усмехнулась. — Ты Слава, верно? — она явно пыталась скрыть смущение. — Зови меня Ирен. — Ты ее любил, не так ли? — из раздумий Машнова вырвал наивный вопрос Гены, который плохо пытался скрывать ревность в голове. — Она была мне симпатична, — сухо ответил Слава, давая понять, что не хочет об этом говорить. Фарафонов молча пожал плечами и понимающе хмыкнул. — Но предала меня. — Нам надо поговорить, — Машнов никогда не любил эту фразу; от нее несло чем-то мерзким, низким и пошловато-влажным. Ирен заметно нервничала — ее выдавали искусанные чуть ли не до крови губы. — И о чем же? — Слава лишь внешне выглядел беззаботным, но внутри все заледенело и рухнуло куда-то в ноги. Он облокотился о косяк, сложив руки на груди, и внимательно рассматривал своего соулмейта. «Будто в последний раз», — так некстати подумалось ему. — Я… — девушка замялась, будто сожалея о своем решении. — Я больше не хочу быть с тобой, Слав, — и добавила тихо: — я устала. Машнов, не веря своим ушам, подошел к окончательно раздавленной собственными словами девушке и положил ей руки на плечи, а затем мягко, но решительно притянул в свои объятия. — Повтори, — нежно прошептал он, все крепче прижимая ее к себе и чувствуя ее тяжелое дыхание.  — Слава… — она подняла лицо и растерянно посмотрела на Машнова снизу вверх. — Повтори, черт возьми! — он резко оттолкнул Ирен, отчего та упала на пол и испуганно сжалась. Слава, весь взбешенный, вышел из комнаты, резко хлопнув дверью. Хотелось лишь вытащить всаженный между лопаток нож и закурить. Нить неприятно обжигала запястье. — И что было дальше? — уже устало произносит Гена, облокачиваясь на спинку дивана. За окном стеной льет дождь. — Кстати, ты не возражаешь, если я переночую с тобой? — он кивнул в сторону окна. — Конечно, — Слава рассеянно кивает, по привычке пытаясь нащупать сигареты в кармане джинс. — А дальше… Да ничего не было дальше. Она умерла. Менты сказали, якобы ограбление. Случайное убийство. И спустя несколько дней после того, как разошлись, — Слава актерски усмехается, — разбиты осколки того, что казалось счастьем.* — Зачем ты здесь? — Ирен устало смотрит на него, нерешительно сжимающего в закоченевших пальцах рюкзак, и украдкой вытирает красные опухшие глаза с лопнувшими прожилками вен. — Ты такая прекрасная, — Слава холодно улыбается, протягивая руку к ее лицу и касаясь огненно-горячей щеки. — Позволишь войти? Ирен молча сторонится, пропуская парня в свою маленькую квартирку. С парадной веет холодом, и она непроизвольно ежится от сквозняка. Это не укрывается от внимательного взгляда Славы, и он пытается прижать ее к себе. — Так что тебе от меня нужно? — она боится, Машнов чувствует ее страх и ощущает его сладковатый привкус. Который для него ассоциируется еще и со смертью. — Слава? — Ирен уже не скрывает панику в голосе, и неосознанно прикусывает губу до крови. — Черт! Машнов мгновенно оказывается непозволительно близко и проводит холодным пальцем по губам девушки, размазывая кровь. Та дрожит от исходящего от соулмейта холода и пытается вырваться. Слава властно берет ее за горло и прижимает к стене; чужой страх пьянит и вводит в состояние аффекта. — Никто… — тиски сжимаются все крепче, заставляя девушку беспомощно трепыхаться в сильных руках. — Не смеет… — он наваливается на нее всем телом, отрезая пути к отступлению, и не обращая внимания на животный ужас в теплых карих глазах. — Предавать меня. — Он одним резким движением сворачивает ее шею и отпускает. Тело с неприятным хрустом падает вниз. Затем Слава подхватывает Ирен на руки и несет на диван, бережно укладывает на него и укрывает пледом. Хозяйски обходит квартиру и берет несколько приглянувшихся вещичек, а после уходит, тихо прикрыв дверь. Хочется закурить, но сигарет опять нет. Руку неприятно обжигает, и красная нить падает на бетонный пол, дотлевая в воздухе. Слава отстраняется и обхватывает колени руками. Воспоминания все еще слишком сильны. Все это больно вспоминать заново, прокручивать момент убийства, видеть ее мертвой. — Слава? — Гена мягко касается его руки и пытается притянуть в свои объятия. Машнов резко вырывается и выходит, кидая небрежно пару острых рубленых фраз. — Пойду покурить. Скоро вернусь. Запястье обжигает уже ставшая привычной боль.