Cold bones, yeah, that’s my love
She glides away, like a ghost
Does she know that we bleed the same?
Don’t wanna cry but I break that way
Cold sheets, oh, where’s my love?
I am searching high, I’m searching low in the night
Does she know that we bleed the same?
Don’t wanna cry but I break that way
Did she run away?
Did she run away? I don’t know
If she ran away
If she ran away, come back home
Just come home…
SYML — Where's My Love
Бостон. Наше время.
Пустая чашка уже стояла на столе. Парень полулежал в кресле, обняв колени, и тем самым прижимая их к груди. Он старался отгородиться от мыслей и ощущений как мог, но ничего не получалось.
Мозг пожирала тьма осознания. Осознания скорой смерти. Страданий, что ждут Ньюта в ближайшем будущем. В душе, на том самом месте, где раньше был прекрасный цветок под названием «счастье», сейчас осталась лишь огромная зияющая дыра. Дыра, в которой плодились страх, безнадёга и отчаянье.
Ноги затекли, и постепенно переставали что-либо чувствовать. В горле пересохло. А ещё блондин почти физически ощущал как где-то внутри скребут кошки.
В голове крутился один вопрос: «Что делать?», и парень действительно не знал на него ответа. Этот вопрос терзал его почти весь последний месяц, но лучшим решением, которое светловолосый сумел найти было — просто плыть по течению.
Был ли смысл сопротивляться? Пытаться что-то изменить? Нет, его определенно не было. Врач тогда ясно дала понять — шансов на долгую и счастливую жизнь, как в той самой сказке, у Ньюта не было.
Хуже всего было то, что Томас даже не догадывался о том, как скоро его жизнь пойдет под откос. И это страшило блондина больше всего. Намного больше, чем скорая смерть. Он боялся за любимого.
Банально? Да, и даже очень. Сентиментально? Ещё как. Но такова истина, и от этого никуда не деться.
Любовь, которую парни испытывали по отношению друг к другу была больше чем просто чувством. Она превратилась в их смысл жизни. Поглотила их самих. Всегда она была своего рода спасательным кругом. Дорожкой света в царстве тьмы. Соломинкой, за которую парни цеплялись когда тонули в океане проблем и трудностей. И они всегда выплывали. Но теперь их чувства превращались в якорь. В неподъемный груз, который утянет на дно одного из них, не давая возможности всплыть. Ведь второй к тому моменту, когда первый пойдет под воду, уже будет там. Мертвым.
Ньют прекрасно это понимал. Он знал как сильно он дорог Томасу. Всю жизнь парень считал это благословением, но теперь оно превратилось в проклятье. Причем наложено оно было вовсе не на него.
В голове опять проскользнула та самая мысль. Та, которой он так боялся. Та, которую отрицал, не признавал, и в которую отказывался верить.
Мысль о том, что Томми не переживет его смерть…
«Нет!!! Нет, этого не будет! Не думай об этом, Ньют! Не думай» — приказал парень сам себе.
Светловолосый медленно выпрямился, ровно садясь в кресле. Он протянул руку, негнущимися пальцами взял чашку, и побрел на кухню делать чай.
Чайники был ещё теплый, но парень все равно решил включить его ещё раз. Скорее на автомате, чем осознано. Ведь мозг все ещё разъезжали ужасные мысли. Блондин еле сдерживался, чтобы не начать отмахиваться от них как от мух.
Чем больше пузырьков воздуха появлялось в закипающей воде, тем больше Ньютом овладевала безысходность.
«Что делать? Что черт возьми мне делать?» — вопрос продолжал носиться в голове, норовя разорвать череп на множество осколков.
Где-то глубоко, в подсознании, голос разума кричал, пытаясь достучаться до блондина: «Расскажи ему! Скажи, пока ещё не поздно», но тот лишь упрямо игнорировал эти слова, запирая их в самом дальнем уголке сознания.
Раздался щелчок — чайник выключился. Горячая вода быстро наполнила чашку, начиная окрашиваться в светло-желтый цвет. Крупицы сахара полетели в кипяток, а чайная ложка начала гонять их по дну чашки, растворяя в жидкости.
Блондин достал ложку из чашки, и хотел было отправить ее в раковину, но тут почувствовал, как что-то пронзает грудь. Жгучая боль охватила грудную клетку. Лёгкие как будет горели огнем. Парень задыхался. Он пытался вдохнуть, но не мог. Внутри образовался разрывающий вакуум. Горло начало саднить, перед глазами все плыло от нехватки кислорода. Светловолосый не мог издать ни звука. Он не мог даже позвать на помощь. Ему оставалось только корчиться на полу в агонии.
«Вот и конец. Я так и не сказал ему. Так и не попрощался…» — пронеслось в голове. Но внезапно боль отступила. Все закончилось также быстро и внезапно, как и началось. Как будто и не было. Единственным, что доказывало обратное, было то, что Ньют лежал на холодной плитке и тихо поскуливал, а возле него покоилась та самая чайная ложка. Ложка, которая несколькими секундами ранее выпала из руки мальчишки и с оглушительным звоном ударилась о кафель.
Постепенно блондин перестал скулить, и теперь просто тяжело дышал, опираясь на пол руками.
Где-то в глубине квартиры послышался шорох, за которым последовали звуки шагов — Томас проснулся.
Через пару секунд его сонная мордашка показалась в дверном проёме кухни.
— Ньют? Чего ты не спишь? — промямлил он, зевая.
— Т-томми? Да… Да пить просто захотелось.
— А чего ты на полу?
— А? Так вот, ложка упала, я ее поднимал…
— Понятно… — протянул брюнет и после продолжительной паузы как-то неопределенно добавил:
— Ты, я смотрю, последнее время часто по ночам ложки роняешь…
— Что? Ты о чем? — не понял светловолосый. Ну или притворился, что не понял.
— Да ладно, Ньют, ты правда думаешь, что я ничего не вижу?
— Чего не видишь, любимый? — блондин решил продолжать строить дурочка.
— Того, что с тобой что-то не так. Ты стал каким-то дерганным, закрытым. Мало спишь, а потом ходишь как полу дохлый! Все время о чем-то думаешь с печальным лицом. Что происходит, Ньют? Скажи мне, что случилось? — Томас заметно повысил голос.
Ньюта накрыло волной паники. Где-то в мозгу загорелись тревожные огни и завыла сирена. Он понимал, что тот самый момент, тот самый удобный случай для того самого разговора наконец настал. И это его ужасно пугало. Его до жути пугала реакция любимого. Пугала перспектива увидеть его полные слез и боли глаза. Поэтому он просто сказал стеклянным, холодным — холоднее, чем он хотел — не живым голосом:
— Ничего. Все в порядке, Томми.
Но Томми, кажется, и не думал верить ему, так-же как и не думал отступать.
— Ньют. — спокойно сказал он, но в это слово, в одно маленькое словечко, вложил столько тревоги, волнения и настойчивости, на сколько был способен.
От того, как было сказано его имя, блондин, все ещё сидящий на полу, сжался в комочек.
— Т-томми…
— Ньют, прошу скажи. Что происходит? Ты можешь мне рассказать! Можешь рассказать о чем угодно. — спокойствие и настойчивость кареглазого, как будто улетели в открытую форточку. Брюнет сделал небольшую паузу, закрыл глаза, собираясь с мыслями, а затем, уже на порядок сдержаннее продолжил — Ты же знаешь, что бы там ни было, я все пойму! Прошу, расскажи. Обещаю, это ничего не изменит. Мы справимся со всем. Вместе.
И от этих слов, к глазам светловолосого начали поступать слёзы. Ему было горько. Горько от того, что его возлюбленный не понимает насколько все серьезно. Не понимает, что ничего не сможет изменить. Не понимает, что ни с чем они не «справятся». И не понимает как сильно предстоящий разговор изменит все. Изменит их жизни. Их отношения. А может и вовсе поставит точку в их
счастливой истории. Сглотнув царапающий стенки трахеи комок, он тихо, едва слышно повторил:
— Томми… Кажется, нам нужно поговорить…
***
Они сидели на диване и молча смотрели друг на друга. Атмосфера была более чем напряжённая. Воздух, что был вокруг, как будто, горел. Ньют тонул в глазах брюнета, что сидел напротив. Терялся в вопросах, что поселились в его темноволосой голове. Томас и сам в них терялся. Для него все смешалось, он не мог понять собственных чувств. И черт, это было так ужасно. Особенно, когда напротив сидит любимый человек и молчит как партизан, тем самым пугая кареглазого ещё больше. А любимый человек напротив, на самом деле просто боялся. Боялся начать говорить. Боялся испугать, разбить, морально уничтожить, а после добить своей смертью свое кареглазое чудо. Он ведь души в нем не чаял!
Но выбора, похоже не было. Томас одним только взглядом давал понять, что если блондин сейчас же не заговорит, то окажется привязанным к стулу, измученным и наказанным. Нет, вообще светловолосый любил, когда Томас его наказывает, но… Но сейчас был явно не тот случай, чтобы думать об этом.
Прождав ещё несколько секунд, в попытках очистить мозг от всякого мусора, Ньют начал, как пазл, собирать по кусочкам фразу, которой смог бы объяснить все любимому, но как-нибудь по мягче.
— У меня рак. — изо рта вырвалось совсем не то, чего ожидал светловолосый. Не подготовленная заранее фраза, которая должна была подвергнуть нервные клетки Томаса минимальному риску. Вместо нее Ньюта произнес нечто убийственное. Простое и прямолинейное. Как пуля. Та самая, что снижает твои шансы выжить до нуля.
Парень уже проклинал себя всеми известными ему проклятиями и материл всеми известными матами. И чем больше он ненавидел себя, за сказанное, тем больше брюнета, что сидел возле него, поглощала боль. Но он ничего не говорил. Как будто не услышал. Поэтому говорить пришлось Ньюту.
— — Я болен, Томми, болен. Я умираю… Я… Я уже мертв… Врач сказала мне, что в моем случае лечение бессильно… — он запнулся — подступившие слезы мешали говорить, — прости, что не сказал, Томми… Я не смог… Я просто хотел…
Взгляд Томаса резко сфокусировался. Он как будто очнулся от оцепенения.
— Ч-ч-что? — голос дрогнул.
— Я хотел… Чтобы мы проверили эти…
— Рак? Ньют, у тебя рак?! — с шепота парень резко перешёл на крик. Кажется, последнюю фразу он не услышал.
Ньют опять молчал. Ему было просто нечего сказать. Он и так все испортил своей прямолинейностью, и усугублять ситуацию совсем не хотелось.
— Давно? — Томас опять почти шептал. — Давно ты об этом знаешь?
— Томми…
— Как давно ты об этом знаешь, Ньют?!
— Месяц.
— Месяц… — безэмоционально повторил кареглазый.
Комната, как, казалось, и весь мир, опять погрузилась в давящее молчание, от которого хотелось сойти с ума. Прошло несколько секунд, которые для обоих превратились в часы, прежде чем Томас рвано вдохнул воздух.
— Какого хрена, Ньют? Какого хрена ты не сказал мне?! — начал выходить из себя Томас.
— Я…
— Я… Я… — раздражённо передразнил брюнет — Что ты? Что ты?!
— Томми…
— Какого хрена я спрашиваю?! Ты должен был мне сказать, Ньют! Почему ты молчал?!
— Я думал…
— Он думал! Ты не имел права молчать!!! — продолжал кричать Томас, сотрясая своими криками стены квартиры, — Ты должен был сразу сказать мне! — всего голосе послышались нотки отчаянья.
Ньют в тот момент думал только об одном: как перестать существовать. Хотя в его случае, вопрос был довольно глупым. Словом, парню не хотелось находиться в той, наполненной криками боли и безысходности, комнате. Он думал о том, как побыстрее провалиться сквозь пол, или хотя бы сжаться до размеров атома. Он чувствовал себя виноватым. Виноватым за свою слабость и трусость. За то, что так поздно обо всем рассказал. А тем временем Томас продолжал бушевать:
— Ну, чего ты молчишь?! Скажи хоть что-нибудь!!! Или тебе нечего сказать, а, Ньют?!
Блондина начинало бесить поведение кареглазого. Он не понимал, почему он так кричит. Нет, конечно, Ньют был не прав. Совершенно не прав, но все же это не повод
так сотрясать воздух! И вообще, с чего Томас взял, что светловолосый должен обо всем ему докладывать?! И это его «Ты не имел права молчать», это как вообще понимать?! Он свободный человек, и говорить или не говорить о
своей болезни его мужу — уж точно
его дело!
«А что дальше? Я буду спрашивать у него разрешения в туалет сходить?! А потом вообще рабом его стану?!» — пронеслось в раздражённом мозгу.
— Ты так говоришь, как будто я твоя собственность! Как будто я вещь! Какого ты сейчас орёшь на меня?!
— Какого я ору?! А какого ты не сказал мне, что болен?! Какого я узнаю об этом только сейчас?!
— А почему я должен был говорить?! Я не обязан перед тобой отчитываться! Это МОЯ жизнь! Это Я заболел! Это Я умру, а не ты!!! — последнюю фразу парень говорить не хотел, но уже было слишком поздно.
— Да?! А обо мне ты подумал?!
— Да, Томми, представь себе! Подумал! И поэтому не хотел говорить! Я знал, что тебе будет больно, поэтому и молчал!
— Да, мне больно! Но будет намного больнее, если ты умрешь! — голос поднялся почти до писка, а потом сорвался, — Если бы ты сказал мне сразу, то уже месяц бы лечился! Как ты не понимаешь?! Ты бы уже начал курс химии, а может и вовсе уже был бы здоров! Но нет! Ты, идиот хренов, решил молчать и плакать по ночам! Что ж, молодец, ничего не скажешь!!!
Ньют впал в некий ступор. Что-то выбило из лёгких весь воздух. Грудь опять чем-то проткнули. Где-то внутри опять разлилась жгучая боль. Она как будто оковывала грудную клетку в тяжёлые цепи, не позволяя нормально двигаться. Последние крупинки самообладания ускользали от парня куда-то в темноту. Слишком часто в последнее время он испытывал эти ощущения. Переживал эти страдания снова и снова. Снова и снова он начинал задыхаться. Но в этот раз все было по другому.
Болели не легкие, а сердце. Задыхался он не из-за болезни, а из-за обжигающих кожу слез, что катились по щекам, медленно стекая к шее.
Неужели Томас так и не понял? Неужели он не понял, что это конец? Все те перемешанные между собой эмоции, что сейчас жили в блондинке на мгновение атрофировались. Он забыл про злость, про боль и про страх. Дрожащим голосом, он начал шептать, постепенно говоря все громче и громче:
— Неужели ты ничего не понял, Томми? Меня нельзя вылечить! Я умираю! Я уже мертв!!! — последнее слово было сказано настолько громко, что отразилось от стен бубнящим эхом.
Белая пелена затуманила разум блондина. Он и не заметил, как вскочил с дивана, а через пару секунд захлопнул за собой дверь в комнату и повернул на ней замок, не позволяя мужу последовать за ним.
Послышались шаги. Металлическая ручка повернулась, но это ничего не дало — дверь была заперта. Удар в деревянную поверхность. Ещё один. А затем горький всхлип.
— Ньют… — голос дрожал, — Ньютти, прошу, прости меня…
Хотя дверь приглушала звуки, доносящиеся извне, в голосе легко читались боль и отчаянье.
— Ньют, я наговорил лишнего, прости меня… — опять донеслось из другой комнаты.
Светловолосый злился пуще прежнего. Сначала брюнет наорал на него, а теперь извиняться! Чувство обиды сжигало огнем душу парня. Злость, грусть и боль смешались и практически отключили мозг. Даже не задумываясь о своих действиях, Ньют взял свой маленький чемодан и начал скидывать в него все свои вещи, которые попадались на глаза. Вскоре в комнате не осталось практически ничего, принадлежащего блондину. Он закрыл чемодан, и точно так-же, совершенно не зная, что делает, открыл дверь. Там, как он и ожидал, его встретил Томас. Его взгляд был полон печали, а лицо отражало агонию. По щекам катились слёзы. Ньют, сделал вид, что его совершенно не интересует состояние мужа, и безмолвно прошел мимо него с чемоданом. Окончательно его разум вынырнул из забытья, когда парень почувствовал горячее прикосновение на своем запястье.
— Ньют! Какого хрена ты творишь?! — дрожащим от слез, но твердым голосом спросил кареглазый парень, держащий блондина за руку.
— Отпусти меня, Томас. — холодно отозвался тот, изо всех сил стараясь сдержать слезы.
И Томас отпустил. Медленно, неуверенно, но отпустил. И остался стоять на том же месте, все так-же вытянув руку вперёд. Он так и стоял, не в состоянии сдвинуться с места, смотря вслед уходящему блондину. Так и стоял пока за его любимым, самым родным, самым дорогим и значимым для него человеком, не захлопнулась входная дверь, наполняя квартиру оглушительным грохотом. Грохотом разбитой жизни.
If you bled, I bleed the same
If you’re scared, I’m on my way
Did you run away?
Did you run away?
I don’t need to know
If you ran away
If you ran away, come back home
Just come home…
SYML — Where's My Love
