Пока смерть не разлучит нас

Бостон. Наше время. Белизна больничных стен заставляла чувствовать себя узником психиатрической больницы, запертым в четырёх стенах без возможности выйти или успокоиться. Томас уже который час сидел без движения, словно каменное изваяние, подперев голову руками. Холодные пальцы мертвой хваткой вцепились в короткие пряди волос. Казалось, вот вот Томас вырвет их к чертям. Минхо за это время тоже почти не двигался. Только сходил за бутылкой воды к автомату, стоящему в коридоре, и переодически из нее похлебывал. Томасу хотелось рыдать, кричать, истерить, бить стены, застрелиться. Да что угодно, чтобы хоть как-то выпустить всю ту боль и тревогу, что накопилась внутри. Но вместо этого он просто сидел, вцепившись в волосы, как будто они были опорой, которая не давала парню утонуть в водовороте своих чувств. Из коридора отдаленно донеслись знакомые голоса - родители Ньюта. Вслед за ними раздался голос врача, а за ним всхлипы матери - невысокой, тучной женщины, которая всегда недолюбливала Томаса. Ее заплаканное лицо показалось в дверном проеме. Вслед за женщиной вошел ее муж. Он чем-то напоминал Томасу собственного отца - высокий, невероятно строгий и суровый, вроде как бывший военный. Одно не укладывалось в голове: как такой мужчина мог так беспрекословно потакать своей жене? Мама Ньюта, дрожа, и еле двигая ногами подошла к Томасу. Отец встал за ее спиной. Брюнет поднял на них заплаканные глаза. - Что произошло? - подрагивающим, но уверенным голосом спросила женщина. Томас сглотнул и поморщился от боли в пересохшем горле. - Я не знаю… Я не был с ним, когда.. когда это произошло - сдавленно, превозмогая боль, ответил он. - А где? Где ты был!? Как ты мог оставить его одного, мерзавец!? - голос матери Ньюта сорвался на визг. Она зашлась безудержными всхлипами и плачем. Отец блондина приобнял жену за плечи и отвел в другой конец коридора. Женщина сидела и горько плакала, закрыв лицо руками, и при виде ее горя у Томаса по щекам вновь покатились слезы. Он бессильно свесил голову, позволяя капелькам падать с глаз прямо на колени и мочить ткань джинсов. Где-то рядом зашевелился Минхо. Томас повернул голову в его сторону, и встретился с его загнанным, виноватым взглядом. Как будто мамаша Ньюта только что орала на него, а не на брюнета. Эдисон обвел азиата глазами, полными слез и вернулся в прежнее положение. Где-то в другой части коридора послышались быстрые шаги. - Кто из вас Томас? - раздался встревоженный голос врача, - Он зовёт Томаса. Эдисон, не веря своим ушам, вскочил, как укушенный. Минхо подорвался следом. - Я Томас! Он проснулся? Уже через несколько секунд брюнет ворвался в палату и с разбегу упал на колени возле кровати любимого, больно стукнувшись костяшками. Минхо забежал следом и остановился в дверях. - Томми… - ели слышно прохрипел Ньют. Было видно, что каждое слово дается ему с невыносимой болью. - Да солнышко мое, да, я тут, я рядом с тобой - нежно залепетал Томас. Слезы продолжали катиться по щекам, но Эдисон даже не обращал на это внимания. Ньют согнул руку, протягивая ее мужу, и тот схватился за нее и прижал к себе. Бережно но крепко. Так крепко, как будто думал, что если отпустит, то Ньют растворится в воздухе. - Томми… - прохрипел тот снова и закашлялся. Казалось, что у блондина заканчивался воздух, он судорожно вдыхал кислород после каждого слова. - Томми, я.. я люблю… тебя.. Томми… Ньют опять начал кашлять и задыхаться. Его лицо исказилось в агонии. В палату ворвалась мать Ньюта, и тоже упала возле кровати с другой стороны. Она начала что-то кричать, захлебываясь в рыданиях, умоляла Ньюта не умирать, не бросать ее, тряслась сына за плечо, будто пыталась не дать ему заснуть. Томас как будто впал в ступор. Он не мог заставить себя пошевелиться, не мог произнести ни слова. Все как будто замедлилось. Перед глазами все плыло, и слезы, наполняющие глаза делали только хуже. Он стоял на коленях возле кровати и смотрел, как Ньют содрогается всем телом, пытаясь вдохнуть. Смотрел на гримасу боли, застывшую на его лице. Смотрел, как напрягается каждый его мускул, как он прогибается, как пытается закричать. И все это было таким ненастоящим. Как будто страшный сон, который вот-вот закончится. Как будто Томас сейчас проснется в кровати с мирно спящим рядом Ньютом, живым и абсолютно здоровым. Тот откроет свои прекрасные заспанные глаза и улыбнется мужу самой милой в мире улыбкой. Но Томас не просыпался. Весь мир казался какой-то иллюзией. Реальными были только тонкие и изящные пальцы любимого, зажатые в его собственных. И осознание того, что это конец. Что Томас больше никогда не увидит улыбки Ньюта, больше никогда не утонет в его глазах. Никогда не прижмет его к себе и не поцелует. Не сможет прикоснуться к его нежной коже, почувствовать его тепло... Он вдруг понял, что никогда не сможет забыть эти секунды. Секунды, когда его жизнь разлетелась, на крошечные осколки. Этот жуткий момент каждую ночь будет сниться ему в кошмарных снах. Каждое утро брюнет будет просыпаться на мокрой от слез подушке. Тело Нюта продолжало содрогаться в предсмертных судорогах. Его пальцы до синяков сжимали ладонь Томаса. - Сделайте же что-нибудь!- отчаянный крик хрипло вырвался из саднящего горла. Слезы градом сыпались на пол. Из горла вырывались хриплые рыдания. Эдисон не верил, что это все взаправду. Нет. Это не могло быть так. Он не мог потерять Ньюта. Словно прочитав его мысли, приборы начали громко пищать, сводя с ума. Рука блондина обмякла, тело перестало трястись. - НЕЕЕЕЕТ! - хриплый вопль донесся откуда-то издалека, словно из другого измерения. Только спустя несколько секунд до Эдисона дошло, что это его собственный крик. Голос опять сорвался на радыния и стоны. Не смотря на осознание безысходности и приказ врача выйти, Томас продолжал сжимать тонкую, уже безжизненную кисть. Приборы выдали протяжный писк и затихли. Врач, подозвав медсестру записать протокол, зафиксировал: - Время смерти 18:47. Внутри брюнета разверзлась бездна. Мозг разъедала горечь обреченных мыслей. В лёгких будто образовался вакуум, мешающий нормально дышать. Будто Эдисон хотел умереть здесь и сейчас, вместе с частью его самого, с частью, которой был Ньют. Где-то на периферии сознания он услышал истерические рыдания и крик женщины, что на данный момент была абсолютно не значимой, будто незнакомой. Краем глаза уловил осевшего на колени Минхо, увидел блеск слез на его щеках. Но это всё было неважно. Все чувства сосредоточились на переплетенных руках. Одна из них дрожала, а вторая была холодной.. мертвой. И тут что-то тяжелое ударило его по плечу и он услышал обрывок фразы: - .. виноват! Ты! Все беды моего мальчика из-за тебя!.. Отец Ньюта попытался вмешаться, но убитая горем женщина не собиралась сдаваться перед возможностью похоронить “все беды” её сына вместе с ним самим. Эдисон даже не реагировал. Он просто сидел на полу и покорно принимал удары женской сумочки. Мама Ньюта ведь была права. Это он во всем виноват. Дверь в палату открылась. Спустя несколько секунд Томас понял, что удары прекратились, но это не принесло облегчения. Лучше испытывать физическую боль, чем чувствовать боль утраты самого близкого человека... Мягкое касание к его плечу словно ударило током. Тепло исходящее от чужих пальцев стало для юноши чем-то вроде соломинки, за которую он зацепился, чтобы не уйти с головой в собственное отчаяние. Он повернул голову, и увидел совсем рядом такие родные глаза матери. Как-же все таки хорошо, что он позвонил ей по дороге в больницу. По щекам женщины катились слезы. Она плакала так-же горько, как и ее сын. - Он.. он… не может… он.. это просто сон.. прост кошмар..- бормотал брюнет так тихо, что казалось, он просто шевелил губами. Женщина лишь мягко улыбнулась сыну, и эта была самая грустная улыбка, которую Эдисон видел за свою жизнь. Она бы хотела забрать часть боли себе, но не могла. - Пойдем, - ее тихий бархатный голос прозвучал очень громко. Парень почувствовал как мать пытается за плечи поднять его на ноги. Он встал, но всё еще крепко сжимал кисть блондина, смотрел на его бледное лицо, которое больше не будет улыбаться ему, дуться на всякую мелочь, краснеть... Судорожный всхлип встал комом в горле. Томас чувствовал как его уводят из палаты, как пальцы разжимаются и соскальзывают с руки родного человека. - Я тоже люблю тебя, Ньют, - прошептал он, ели шевеля губами, зная, что тот уже никогда не ответит. Он отвернулся, надеясь, что если не будет видеть, то станет хоть чуточку легче. Эдисон увидел Минхо, обреченно сидящего на полу, и сердце сжалось в комочек, отказываясь биться. Для него ведь Ньют был почти так-же важен, как для Томаса. Азиат сидел на коленях и ручным взглядом смотрел на койку с мертвым лучшим другом. На щеках блестели ручейками карающих слез. Эдисон коснулся плеча Минхо. Тот поднял голову и посмотрел на парня полными боли глазами. Его нельзя было оставлять одного. Томас взял друга, теперь уже друга, на предплечье и помог ему встать, увлекая за собой. Путь домой был почти незаметным. Брюнет смутно помнил как миссис Эдисон запихнула их с Минхо в машину, как мелькали расплывающиеся в каплях дождя на стекле фонари, как они поднимались в квартиру. Всю дорогу его мысли были заняты воспоминаниями о тех счастливых днях, которые никогда не вернутся. Перед глазами мелькало лицо Ньюта. Он улыбался, смущался, злился… Казалось, будто сейчас он появиться совсем рядом и начнет утешать любимого. Будет прижимать к себе, гладить по волосам, обнимать, защищая от всего мира, и шептать на ушко, что он рядом, и, что все хорошо. Но только это все было лишь плодом воображения, не более. Томас знал, что Ньют больше никогда его не успокоит, и мысли об этом, будто тупым ножом, рвали душу на куски. Джемма, тяжело вздохнув, посмотрела на двух разбитых горем парней. Она сделала им чай и уложила в кровати как маленьких детей. Минхо в гостевой, а Томаса в спальне. Ни один из них не был похож на живого человека. Будто куклы. Сломанные куклы, которых бросили умирать на чердаке жизни. Им предстояло ещё осознать, что они потеряли. Что Ньюта больше не будет с ними рядом. Томас чувствовал себя полностью разбитым, будто красивая винтажная ваза, которую уронили на плитку, и та разлетелась на крошечные осколки. Ваза, в которой больше ничего нет. Он не осознавал, что происходит, не слышал то, что ему говорили. Он лишь снял куртку и прямо в одежде рухнул на постель, сворачиваясь клубочком. Рыдания разразились с новой силой. Накрыла запоздалая истерика. Парень вздрагивал, подвывал, всхлипывал. Мама села рядом с безутешным сыном. Успокаивала его, вытирала слезы, которые без остановки лились ручьями отчаяния, гладила по голове. Но это не помогало. Парень подтянул к себе подушку, на которой ещё пару дней назад засыпал в его объятьях Ньют, и крепко обнял её, вдыхая запах блондина, оставшийся на ней. Он все плакал и плакал. Только-только всхлипы становились немного тише, а дыхание - размеренной, как в беззащитную голову пробивалось очередное воспоминание, и Эдисон, завывая, проваливался в новый приступ отчаяния. Слезы по капельке вытягивали из парня силы. Прошел час… два… прошла почти целая ночь… Джемма уже давно заснула возле сына. Рыдания превратились в тихие всхлипы и редкие подергивания. Томас тихо лежал, прижимая подушку и слезы катились по его пустому лицу. Ещё никогда в жизни ему не было так больно. Почему он должен был испытывать такую ужасную боль?! Томас не знал. И не знал как дальше жить и что делать. Его голова была заполнена мыслями: одна хуже другой. Все они так утомляли… Глаза начали закрываться сами собой. Уже когда лучи рассветного солнца начали один за другим подкрадываться в темную комнату, наполненную безнадегой, изможденный истерикой, парень уснул, уплывая в мир, где его мальчик был жив.