Пока смерть не разлучит нас

Томас проснулся от громкого писка, доносящегося откуда-то из-под подушки. «Ну вот кто решил звонить в такую рань? Который час вообще?» — вяло пронеслось в голове. Нехотя разлепив глаза, Эдисон снял трубку. Из динамика донесся знакомый радостный голос: — Привет Томас! Звоню тебе сказать, что мы с Брендой вчера ночью вернулись из кругосветки! Соскучились за вами всеми до чертиков, хотим через недельку — две к вам в Бостон завалиться. Но, должен сказать, что это был самый крутой медовый месяц, который только мог быть! — Рад за вас, ребята, — стараясь сделать свой голос как можно менее сонным, отозвался Томас, — Правда медовый месяц у вас как-то растянулся в медовый год. — Это да, — ответил Галли, а потом спохватившись спросил, — Чувак ты там спишь ещё что-ли? — Нет, нет, не сплю, но хочется. — Ну вот и ладненько, я тебе потом ещё звякну, ладно, Том? А то надо разбирать чемоданы. Столько всего вам, ребята, рассказать хочется! — Да, конечно, удачи вам там. — Спасибо, чувак, до скорого! Раздались короткие гудки. Томас шумно выдохнул, и привстал на локтях, осматривая чужую комнату и зевнул во весь рот. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь кремовые шторы, освещая все вокруг. Он был в просторной спальне, в которой, кроме кровати, был только огромных размеров платяной шкаф. Рядом с парнем в постели лежала обнаженная девушка со светло-русыми волосами, даже имени которой Эдисон не помнил. В последнее время его утро часто начиналось именно так — он просыпался в незнакомой квартире (а иногда даже в доме) очередного парня или девушки, которых цеплял в клубе на одну ночь. Так просто было легче. Ежедневная выпивка, случайный секс, сигареты, на которые Томас тоже успел подсесть — все это помогало забыться хотя бы на время. Помогало отключить мозг, оттолкнуть мысли, разъедающие сознание. Мысли, регулярно доводившие Эдисона до истерик и нервных срывов. За последние 6 месяцев Томас выплакал больше слез, чем за всю жизнь. Говорят, время лечит, но сейчас оно почему-то только больше заражало огромную, гниющую, кровоточащую рану, в которую превратилась душа парня. С каждым днём становилось только хуже. С каждой минутой боль становилась все невыносимей. Томас уже долгие полгода пребывал в состоянии предсмертной агонии, и не мог ничего с этим сделать. Не мог шагнуть ни вперед, ни назад. А в последнее время хотелось только вперёд, в безболезненную тьму. Но что-то всё равно держало его, заставляло просыпаться каждое утро. Алкоголь, случайный секс, сигареты — они были своего рода анестезией, превратившейся в самый сильный наркотик. На который Томас безвозвратно подсел. Хуже всего было дома — там, где все напоминало про него… Это было ещё одно преимущество отношений на одну ночь — Эдисон почти никогда не ночевал у себя. Одинокая слеза разбитого, потерянного, раздавленного парня скатилась по его щеке, и, блеснув крошечной звездочкой под лучами солнца, упала на шелковые простыни. Томас затряс головой и зажмурился. Ньют так любил смотреть на звёзды… «Нет. Нет. Нет. Пожалуйста, не снова, пожалуйста! Только не снова! ” — обреченно закричал парень где-то внутри самого себя. Он резко подорвался с кровати, и начал быстро одеваться, подбирая свои вещи с деревянного пола. Забрав телефон, Томас вышел на улицу, и, быстро сориентировавшись, направился к ближайшей станции метро. Вокруг было полно людей. Толпа окружила парня со всех сторон. Все куда-то бежали, кто-то нервно разговаривал по телефону, кто-то каждые полминуты смотрел на часы, кто-то шел в наушниках, покачивая головой в такт музыке. Кто-то смеялся, идя в компании друзей. Томас смотрел на людей, и пытался вспомнить как это — жить простой беззаботной жизнью. Каково это — не просыпаться от холодящих кровь кошмаров посреди ночи, не чувствовать постоянной боли… по щекам тонкими ручейками бежали слезы. Сотни душераздирающих мыслей и образов вопили в голове, силясь перекричать друг друга. Томас сходил с ума. Он бы давно сошел, если бы не Минхо с Гарриет. Первые пару месяцев эти двое не отходили от Эдисона ни на шаг — все боялись, что тот наложит на себя руки. Помогали ему выкарабкаться, жить дальше, только что-то не очень получилось. Парень так и остался сидеть в яме отчаяния. Но в их заслуги входило то, что он жив. Даже вопреки тому, что он не особо и хотел. Томас измученно улыбнулся. Зато эти двое нашли друг друга. Хоть где-то его апатия принесла пользу. Минхо с Гарриэт встречались уже несколько месяцев и выглядели очень счастливыми. А Томас продолжал вести существование сломанного человека. Как робот с одним повторяющимся алгоритмом. И почти каждый день вспоминал Ньюта. О нем напоминало почти всё вокруг. Вот тот парень со стаканчиком кофе был так похож на самого Тома в день знакомства с Ньюти, а вот так, за ручку, как та милая парочка, они сами любили ходить, и вот так сидеть на скамейке, любуясь друг другом и не замечая, как бежит время, а. тут Томас увидел до боли знакомое лицо в толпе. «Ньют?”- промелькнула мысль. Он будто увидел лицо человека, который стал любовью всей его жизни. Томас будто увидел Ньюта. И он звал его. Манил рукой. Резко остановившись, Томас замотал головой и зажмурился. «Нет. Нет, не может этого быть. Нетнетнетнетнет! Нет, Томас, черт тебя побери! Это не он. Это не может быть Ньют! Ньют. Мертв.» — мысленно кричал парень самому себе. Ещё раз резко дёрнув головой, и проморгавшись, Эдисон посмотрел туда, где стоял тот парень. Нет, это был не Ньют. Конечно нет. Это и не мог быть он. Это был простой блондин, немного похожий лицом на Ньюта, машущий Томасу, и подзывающий его к себе. Этот парень был похож на Ньюта. Но это не был Ньют. И этот парень, с взволнованно-радостными глазами и улыбкой на лице, сейчас шел прямо к Эдисону. — Томас? Привет! Я звонил тебе, а ты трубку не брал. Как ты мог вот так сбежать утром, даже не попрощавшись, после такой ночи?! Я же волновался. — выпалил подошедший. Томас вдруг понял, что за человек с ним говорит. Он узнал в этом юноше паренька, которого подцепил на прошлой неделе в клубе. Подцепил как раз таки из-за такой схожестью с его Ньютти. Подцепил, переспал, а на утро смылся, как сегодня — рутина… — — Черт, да, прости меня, эээ… Эллиот? — почему-то именно это имя он вспомнил, глядя на человека, о существовании которого даже не помнил до прошлой минуты, — Просто проблемы сейчас, не было времени, забегался, — одна отмазка на все случаи жизни… Самому от себя противно… В горящих глазах парня, стоящего напротив потемнело. Вся радость и взволнованность мгновенно перешла в смесь обиды и злости. — Эрик. Меня зовут Эрик. Я думал, ты не такой, Томас. Что же, видимо ошибся, — гневно выплюнул слова обиженный юноша, крутанулся на каблуках, и пошел прочь, быстро исчезая в толпе. Томас просто стоял и смотрел ему вслед, прокручивая в голове одни и те-же 5 слов: «Какой же ты мерзкий, Эдисон.» Мысль о том, какой же он жалкий, всё глубже впивалась в сознание. Он думал о той мгновенной эйфории, мгновенном проблеске надежды, что пронесся через его душу, о секунде счастья, которую он ощутил, когда ему почудился Ньют. А после — о той ужасной боли, разрывающей все внутренние органы — словно удар об землю после прыжка с огромной высоты; удар, после которого не выживают — об отчаянии, вернувшемся на свое уже нагретое место в черной, перепачканной безнадегой, душе парня. Томас вдруг начал плакать. Рыдать. Просто посреди улицы. Стоя на тротуаре, в самом центре города. Он начал плакать, как маленький ребенок, подрагивая всем телом, громко, протяжно всхлипывая. Он плакал и плакал от осознания своей глупости и ничтожности. От осознания того, что за полгода ему ни капельки не стало легче. Каждую ночь он засыпал со слезами на глазах, а просыпался на мокрой подушке. Каждый день, каждое мгновение он чувствовал боль. Такую же, как тогда, в больнице. И Томас не мог от нее избавиться. Он попал в ловушку собственного мозга, без единого шанса выбраться из нее. Даже Соня смогла. Не без помощи Терезы, конечно, но она справилась с этим. А Томас… Он научился жить с этой болью. Ему пришлось научиться. Но даже это ему удалось только благодаря тем людям, что были рядом с ним. Сначала мама, потом — Мин и Гарриет, Тереза и Соня, которые специально приехали, чтобы поддержать убитых горем ребят. Томас вдруг вспомнил безутешные, непрекращаемые истерики младшей сестрички Ньюта в первые несколько дней. Вспомнил как Тереза, которая вместе с Соней тогда остановилась в квартире Эдисона, успокаивала по очереди то Соню то Томаса. Вспомнил как он ужасно чувствовал себя, когда видел такие горькие слезы на лице такой юной девочки. Тереза тоже тогда плакала, но не из-за Ньюта, а из-за того, что ее новой девушке и лучшему другу так плохо. Когда приходили Гарриет с Минхо становилось чуточку легче. Но ненадолго. Через какое-то время все опять погружались в отчаяние. Томас сморгнул слезинки с ресниц. Он так и стоял посреди улицы. На том самом месте, где и несколько минут назад. Мимо проходили сотни людей, многие из которых странно косились на парня. Кто-то смотрел на него с пониманием и сожалением во взгляде, а кто-то поглядывал на Эдисона с презрением. Многие смотрели. Но никто не подошёл. Никто не спросил что не так, не предложил помощь. Хотя конечно они бы не смогли помочь, даже если бы захотели. Но факт остаётся фактом — Томас был совсем один. Простояв так на месте ещё с минуту, подняв голову к небу, пытаясь заставить слезы закатываться обратно в глаза, Томас наконец немного успокоился. Он проморгался, стряхивая с глаз маленькие капельки, затуманивающие зрение, и, громко шмыгнув носом, медленно побрел дальше по улице в сторону своего дома.

***

— Ох черт! Вот это ничего себе! Да, да, я понял, я к вам уже выезжаю, прилечу первым самолётом, — Томас, сдерживая маты, отвечал в трубку телефона, пытаясь при этом затолкать ногу в кроссовок. Когда же у него это получилось, а на той стороне провода раздались короткие гудки, Эдисон смачно выругался, проклиная самыми страшными проклятиями безмозглых арендаторов и дырочку в носке, куда умудрился пролезть большой палец, от чего Томасу сейчас было крайне неудобно. Юноша схватил с тумбочки ключи от машины, прикидывая в уме успел ли выветрится из крови алкоголь, и, решив, что за руль ему уже можно, выбежал из квартиры, захватив рюкзак, закрыл дверь, и припустил вниз по лестнице. С того дня, когда не стало Ньюта прошло уже полтора года, а Томас все продолжал пить. Нет, не так много как раньше. Он давно перестал напиваться так, что не помнил событий прошлой ночи. Давно перестал просыпаться по утрам в чужих постелях с незнакомыми людьми. Этого больше не было, да. Но боль была. Она никуда не исчезла, даже почти не уменьшилась. Порою Эдисону казалось, что у него в сердце поселилась такая же опухоль, как когда-то у Ньюта в лёгких, и она вот-вот его убьет. Боль никуда не исчезла, а вместе с ней осталась и нужда выпивать пару стаканчиков виски вечерком. Зависимость. Если подумать Томас был зависим не столько от выпивки, сколько от Ньюта. А алкоголь — лишь попытка заменить один наркотик другим. Ньют был везде. Он снился Томасу, он мерещился Томасу, он вспоминался Томасу стоило только бросить взгляд на кресло, в котором блондин так любил сидеть, достать с полки его любимую чашку или лечь в постель, на которой он спал. Томас вздохнул, и толкнул дверь подъезда, выходят на улицу. Он быстро сел в машину, завел мотор, и начал выезжать на дорогу, на ходу набирая номер Минхо. Гудок шел за гудком, а азиат все не отвечал. «Наверное развлекаются там с Гарриет как обычно» — в конце концов решил Томас и записал сообщение на автоответчик, в котором сказал, что летит в Вегас на пару дней разобраться с проблемами арендаторов его квартиры. Ньют завещал Эдисону все права на их бостонскую квартиру. Брюнет остался жить тут, а свое старое жилище в Лас-Вегасе сдавал в аренду. Он мог бы сделать наоборот: уехать в Вегас и попытаться забыться, но не смог. Просто не смог… А теперь парень настолько привык к боли — его постоянной спутнице — что уже и не хочет. Эта боль была единственным, что каждый день убеждало его в том, что он жив. Томас ехал по широкой дороге в сторону аэропорта. Ехал. Ехал. Ехал и смотрел на дорогу, на другие машины, на солнце, на пушистые облака… Ехал, а потом, сам не понял как, начал вспоминать. Он вдруг вспомнил самое простое утро. Их с Ньютом утро. Ещё в Вегасе. Тогда у них обоих все было так хорошо… Вспомнил солнечную улыбку любимого, его прекрасные глаза, непослушные, вечно растрепанные волосы. Вспомнил как в то утро Ньют разбудил Томаса, начав ласково шептать нежные слова куда-то ему в шею, заставляя мышцы парня немного подрагивать от легкой щекотки. Томас тогда медленно разлепил сонные глаза и так радостно посмотрел на Ньюта… А тот ответил ему такой же радостной и по уши влюбленной улыбкой. Вроде бы ничего особенного — простая улыбка, а от нее стало так тепло на душе… Ньют слез с из огромной кровати, и протянул Томасу большую чашку какао, который уже успел приготовить. Они ещё немного повалялись в кровати, а потом встали и пошли вместе готовить завтрак. И было так хорошо… С Ньютом всегда было хорошо. Всегда было волшебно. Его глаза искрились счастьем, а душа Томаса от этого взлетала к самым звездам. Всегда было так хорошо… Просто быть с ним рядом. Обнимать его, прижимать его хрупкое тело к себе. Чувствовать как он льнет к тебе. Чувствовать, что защищаешь его от всего мира. Видеть по глазам, что ему с тобой хорошо. Целовать. Прикасаться к его мягким, нежным, горячим от дыхания губам. Брать за руку. И сжимать крепко-крепко. И не отпускать. Смеяться рядом с ним. Вместе с ним. Вытирать его слезы, успокаивать. Чувствовать его дрожащее дыхание на себе. Слышать как рядом бьётся его сердце. И больше ничего было не надо. Одного маленького мальчика наполненного солнечными лучами было достаточно. Ведь с Ньютом всегда было волшебно… И в то утро, и в любое другое. Каждая секунда проведенная с его солнышком. И не важно что они делали: готовили завтрак, обед, ужин, или смотрели кино, шли за кофе, убирали, ссорились, или мирились в крепких объятьях друг друга — с Ньютом всегда было волшебно. Но как же серо, грустно и ужасно было без него… Вот уже полтора года Томас чувствовал себя У Ж А С Н О. Все отпустили, а он не мог. Не мог смириться с тем, что Ньюта больше нет. Он ведь все ещё был в избранных телефонной книги Томаса, а дата его дня рождения все еще была отмечена в календаре. И каждый раз, когда взгляд Эдисона падал на номер Ньюта, внутри что-то рвалось и умирало. Смертельный разрыв на сердце. Может это умирало желание жить? Томас не знал. Он только знал, что каждый раз с этим «чем-то» умирал и кусочек его самого. Каждый раз глаза наполнялись слезами. И каждый раз Томас заталкивал истерику глубоко в себя. Как можно дальше. Запирал на сотни замков, прятал так, чтобы никто не нашел, даже он сам. Но каждый раз она выбиралась из клетки и возвращалась. И эта борьба с собственными эмоциями, которая длилась уже столько времени, убивала парня. Уничтожала изнутри. И Томас понимал, что если даст чувствам вырваться, то вернётся к тому состоянию… К тому зверю, каким он был первые полгода. Случайный секс, выпивка, вечно пьяное состояние, убитое здоровье. Оттуда Эдисон вылезал уже целый год. И он знал, что стоит сорваться — все это вернется в его жалкую жизнь. Только на этот раз он уже не сможет вырваться. Да и здоровье у брюнета подкосилось с таким режимом. Друзья заставили сходить к врачу, но от этого легче не стало. Просто диагностировали слабость печени. Парень уже совсем перестал смотреть на дорогу. Мысли затуманили голову, а слезы — глаза, так что при всем желании Томас сейчас не смог бы адекватно реагировать на происходящее на трассе, ведущей к аэропорту. Он просто жал педаль газа и вспоминал о прошлом. Думал о настоящем. Гадал, насколько ужасным будет будущее. Он ушел в свои мысли, в который раз звеня где-то в голове ключами от клетки, в которую запирал вечно возвращающуюся истерику. А потом дикий рев вернул его к реальности. Жуткий вопль сигналящего грузовика, казалось, поглотил собою все остальные звуки этого мира. Огромная фура неслась прямо на Томаса, который каким-то образом выехал на встречку. Все как будто замедлилось. Томас жил в замедленной съёмке. А фура неумолимо приближалась, загораживая Эдисона от остального мира огромной темной стеной. В последний момент Томас вывернул руль. Завизжали тормоза. Все вокруг вздрогнуло. А потом был лишь удар, сносящий все на своем пути. Удар, за которым мгновенно пришла невыносимая, нестерпимая, наполняющая каждую клеточку боль. Он не успел. *** Вспышка. Все такое белое… Какой-то странный свет слепит его. Томас зажмурился, а когда опять открыл глаза все равно ничего не смог увидеть. Что происходит? Где он? Как он сюда попал? Он выжил? Может он в больнице? В операционной? Постепенно из сплошного света начали вырисовываться какие-то нечёткие образы и со временем Томас узнал кофейню. Ту самую, в которой они просидели весь день, когда познакомились с Ньютом. Когда неуклюжий, но такой милый блондин пролил на футболку простого парня, возвращающегося из ночного клуба стакан кофе. Когда он плюнул на все дела и возможные планы и просто сидел в компании симпатичного юноши. Когда их двоих свела судьба. Томас был в кафе, в котором началась их история. А рядом с ним сидел Ньют и улыбался своей самой нежной и солнечной улыбкой. Той самой, от которой таял даже самый толстый лед. Он сидел рядом и держал Томаса за руку. Живой.