Игра началась
19 апреля 2018 г. в 11:45
Юнги не знал, то ли выпитый алкоголь брал слишком сильный контроль над его разумом, то ли он, действительно, спятил. Он продолжал смотреть на Чонгука, почему-то ощущая некое превосходство. С того самого момента, как Мин понял, что именно испытывает к парню, в его голове была одна на редкость омерзительная фраза — «Кто первый влюбился, тот и проиграл», и пускай он и свыкся с её правдивостью, но сейчас захотел отыграться. Он умирал по Чонгуку слишком долго, поэтому хотелось, чтобы Чон почувствовал хоть часть того, что творилось с ним. И срать, что это глупо и по-детски.
Внутри Чонгука всё так и кричало о том, что старший врёт — ни его тон, ни глаза не подтверждали сказанного, однако боль в сердце не утихала. Казалось, что какой-то садист проводит ножом по сердцу, нажимает на повтор, чтобы последняя фраза Юнги звучала вновь и вновь. Чонгук тяжело дышал, не зная, как ему реагировать — верить или нет? — поэтому просто смотрел на Мина, издевательски улыбающегося и щурящего свои глазки, в которых слишком явно играл азарт.
— В любом случае это сейчас неважно, — потягиваясь, Мин говорил с усталостью, еле сдерживая зевок. — У меня самолёт через семь часов, мало того, что чемодан не собран, так я ещё даже не ложился, — всё-таки не удержавшись, он зевнул.
— Мне уйти? — голос Чона — предатель, дрожит, слегка надламывается. На самом деле его состояние не настолько жалкое, как может показаться, поэтому парень чувствует, как чуть краснеет от своих слов.
— Без разницы. Можешь остаться и уехать домой завтра. Я всё равно ложится не буду — смысла нет, поэтому кровать свободна.
Юнги говорил без задней мысли, не заботясь о том, как может прозвучать сказанное — ему было плевать. Он действительно считал, что младшему будет лучше остаться, и это исключительно из-за того, что Чону так будет удобней. (И желание самого Мина ещё несколько часов вдыхать знакомый, слегка изменившийся, но не забытый запах чужого тела вообще не играет никакой роли).
— В общем решай сам, я в ванну. Как решишь — постучишь, — говорит лениво, смотрит на Чонгука и улыбается замешательству в его глазах — наверняка голову ломает над выбором.
А Чонгук и вправду ломал. Просто не знал, что будет лучше — Юнги ведь уедет, возможности увидеться ещё долго не будет, а остаться будет странно и неудобно. Из-за двери, за которой скрылось худое тело старшего, уже был слышен шум льющейся воды и какие-то шорохи — видимо, раздевался. Потом всё постороннее как-то стихло, и Чон мог слышать только свой собственный голос, слишком громко звучащий в голове. «Идиот. Наверное, Юнги хочет, чтобы я свалил. Или не хочет?.. Я не понимаю его… Может я никогда его не понимал, лишь тешил себя иллюзией?» — тряхнув головой, он нахмурился. — «В любом случае сейчас это неважно. Он рядом, за дверью, мы разговаривали, и пусть нельзя сказать, что успешно, но неплохо. Вот это важно. Не хочу его отпускать».
Чонгуку потребовалось ещё некоторое время, чтобы наконец заставить тело двигаться — алкоголь и усталость, больше моральная, чем физическая, вместе лишали возможности контролировать тело. Он не стал осматривать номер — в этом нет нужды, — прошёл к двери в ванную комнату и застыл. Как лучше следует сказать, что он решил остаться? Подумав где-то с минуту, Чон решил не особо заморачиваться по этому поводу, ведь в конце концов Юнги сам это предложил.
— Хён, я могу взять у тебя чистую одежду, переодеться? — после недолгого стука, довольно громко сказал Чонгук. Однако вместо ответа он услышал лишь нечленораздельные звуки — речь старшего тонула в шуме льющейся воды. Почему секундой ранее Чон её не слышал?
— Что? — более громко говорит, но вновь слышит что-то не особо понятное.
Наплевав на всё, он чуть приоткрывает дверь, заглядывая внутрь. Горячий пар приятно обволакивает лицо, требуется несколько секунд, чтобы Чонгук привык к плохой видимости и, прищурившись, нашёл Мина взглядом. Комната была довольно большой, что, в принципе, и не удивительно, ведь и сам номер далеко не маленький, в не менее чем в четырёх метрах находилась и сама ванная, более похожая на джакузи.
— Чего хотел? — Юнги на самом деле бы даже не заметил парня, если бы не прохладный воздух, неприятно морозящий кожу. Чуть повернув голову, он хотел было спрятать руки в воду и сам сползти чуточку ниже, оставить на поверхности только голову, однако в его руках был телефон, поэтому парень только передёрнулся.
— Я решил остаться, ты же не против? — всё так же стоя в дверях, Чонгук боролся с желанием зайти — тепло манило довольно сильно.
— Я предложил бы, если бы был против? — выгнув бровь, Юнги чуть покачал головой. — В шкафу найди пару футболок — они все большие, тебе должны быть в самый раз. Ложись на кровать, как я и говорил. Спать всё равно не буду.
— М, хорошо, а шкаф?..
— В спальне, не тупи, — закатив глаза, Мин многозначительно посмотрел на младшего.
Чонгук правда старался не пялиться так сильно, но даже зрение, ставшее в разы лучше — что являлось каким-то чудом, — решило, что ему следует задержаться ещё на несколько секунд. Маленькая капелька пота, сорвавшаяся с места, пленила, заставляла наблюдать весь пройденный ей путь, начинавшийся на лбу, с которого была убрана влажная чёлка, и заканчивавшийся на сильно выпирающей ключицей. После она скрылась в толще воды. Нервно сглотнув, Чон действительно надеялся, что его поведение не выглядит странно.
Долгое время парень страдал от переполняющего тело желания, которое не проходило несколько лет — только лишь малая часть выплёскивалась лично Гуком ежедневно. Странно, неправильно, аморально — называйте, как хотите, но Чонгук впервые за долгое время испытывал такое вожделение. Видеть в отголосках памяти образ Мина — это одно, а вот наблюдать за ним сейчас, видеть столько большое количество оголённой кожи — другое.
Только вот Чонгук не хотел делать хоть что-то подобное по отношению к Юнги сейчас. Их отношения разрушены, довольно шаткий мостик выстроен этим вечером, поэтому рисковать нельзя, пусть и хочется до безумия. Гук в последнюю очередь хочет, чтобы старший решил, что ему нужно только одно, донельзя порочное, омерзительное — в какой-то степени — событие в их отношениях.
— Раз уж твоя программа зависла, на, — хмыкая, Юнги в который раз за их встречу натянул улыбку, протягивая телефон, — с ним я чёрт знает сколько просижу.
Пара шагов даются с трудом — в комнате слишком жарко, опьянение мгновенно чувствуется намного острее, однако Чонгук вновь делает шаг и даже немного дёргается, когда дверь тихо хлопает. Парень правда старается не смотреть на воду, нисколько не расстраивается тонкому слою почти растворившейся пены. И конечно же лжёт себе в этом. Сухие — что, кстати, странно для самого Чона — слегка шершавые пальцы на секунду соприкасаются с влажными, длинными, теми, которые он раньше часто сплетал со своими в долгие ночи, когда Мин засыпал. Телефон также влажный, чуть не выскальзывает из рук — заставляет напрячься. Чонгук всего лишь поднимает взгляд, встречается с глубокими, почти чёрными глазами и забывает, как думать.
Юнги пьян, нисколько алкоголем, сколько Чонгуком, поэтому плевать он хотел на всё, о чём думал ранее. Схватив широкую руку младшего, что есть силы дёргает на себя, заставляя того от неожиданности повалиться вперёд. От полного падения спасают лишь руки, рефлекторно выставленные вперёд. Мобильный неприятно ударяется о дно ванны, но парням плевать — у Юнги в голове чёрт ногу сломит, а у Гука только удивление и полное непонимание происходящего. Кончики пальцев чувствуют горячую мягкую кожу, и мозг окончательно машет ручкой обоим.
— Как телефон отрабатывать будешь? — голос Юнги хриплый, проникающий куда-то намного глубже, чем должен.
Его лицо слишком близко — Чон только повернул голову, уже чуть не столкнулся с ним лбом. В глазах Мина нет ничего хорошего, ухмылка на губах как никогда широкая, а сами губы сладкие, с нотками клубники. «Конфета?» — довольно странная мысль, когда целуешь кого-то, кто терзал — пусть и не по собственному желанию — голову последние несколько отвратительных лет.
А Юнги как-то плевать. Юнги вообще в последнее время на всё плевать. Наслаждение, податливость младшего и сладкая конфета, переплывающая изо рта в рот — всё, что его действительно заботит. Только вот поза неудобная. Отстраняется, оттягивает чужую губу зубами и зачарованно смотрит на неё, сам не понимает, как слова из себя выдавливает:
— У тебя тридцать секунд, чтобы раздеться, — как-то даже зло выходит, Чонгука это пугает.
Наконец выпрямляется, понимает, что телефон плавает где-то в ногах Мина, и не двигается.
Чонгук только футболку успевает стянуть, как вновь чувствует крепкую хватку на руке. Поддаётся, совсем не заботиться об остальных вещах, залезает в ванну и как будто плавится. Прикосновения такие горячие, что даже вода кажется прохладной, на деле же она — кипяток. У Юнги явно с головой что-то не так, ведь не может же он действительно так смотреть на младшего, не может выводить своими длинными (самыми прекрасными) пальцами незамысловатые узоры на его груди. Не может целовать его шею прямо сейчас, ведь это так странно. Юнги должен ненавидеть его, Чонгука, а не сидеть на его бёдрах и целовать до беспамятства.
Юнги старается ни о чём не думать, просто концентрируется на больших ладонях, крепко сжимающих его талию. Ему совершенно не хочется знать, как меняться их отношения после всего это и изменятся ли вообще. Впереди долгие несколько недель в чужой стране, которые он явно проведёт с мыслями о младшем. Всё равно, что будет дальше — Юнги уже давно живёт по принципу «что хочу, то и творю». Слишком долго он просуществовал, абсолютно ничем не занимаясь, жизнь и так штука короткая, а он так безрассудно потерял столько отведённого ему времени. Лучше уж потом разбираться со всем, что будет — сейчас Мин хочет, кажется, полностью поглотить Чонгука, так почему должен себя сдерживать?
Рваный вздох срывается с губ в тот момент, когда руки Чона скользят ниже и крепко обхватывают худые бёдра. Юнги ненавидит его настолько же сильно, насколько и любит, просто не может больше терпеть, ёрзает на парне и гадко усмехается в чужие губы. Он чувствует, что младший так же на пределе, обхватывает крепкую шею и опускает вторую руку в воду, начиная недолгую войну с ремнём мокрых штанов. Пускай и трудно, но справляется он довольно быстро, проскальзывает под тонкую ткать боксеров и чуть сжимает орган у основания. Чонгук дышит с трудом, мнёт ягодицу и растягивает удовольствие. Парень не знает, что будет дальше, как скоро они увидятся и как будут общаться, поэтому пускай и трудно, но он действительно собирается делать всё медленно. Только вот сдавленные стоны старшего постепенно срывают крышу.
У Юнги вылет через несколько часов, не собранные вещи, разбросанные в спальне, и тысяча и одно желание, которые он собирается воплотить в жизнь прямо сейчас. У Юнги мозг отключается, тело плавится от чужих прикосновений и фейерверки перед глазами взрываются, когда по члену скользят родные пальцы. Собственное эго вместе с гордостью отступают на второй план, видимо понимают, что вовсе не нужны сейчас, и от этого только лучше. Весь мир не имеет абсолютно никакого значения, ведь какая к чёрту разница, если Чонгук сейчас рядом, крепко держит за талию рукой и второй старается двигать в такт его движениям. Чонгук целует его сейчас, не даёт и вдоха сделать тоже сейчас, так почему Юнги должно заботить то, что происходит в этот момент с другими? Юнги хочет, чтобы фраза «не отпущу ни через год, ни через пять», наконец, стала реальной, только сам понимает, как это глупо. Он не будет навязываться, не будет звонить Чонгуку каждый день и искать встречи, не больше привязываться к нему — парень может вновь оставить его, уйти после очередной ссоры, а причинять себе боль совершенно не хочется.
Только вот он всегда был привязан к Чонгуку, даже чёртовы шесть лет не изменили этого.
Юнги лжёт сам себе, не понимает этого и верит, что сможет и дальше жить без младшего. Юнги идиот, но на его счастье у Чонгука в голове совершенно другие мысли на ближайшее будущее — он не опустит Мина, если потребуется, привяжет к себе невидимыми нитями и влюбит в себя окончательно.
Чонгуку нужен Юнги так же, как и Юнги — Чонгук, и младший сделает всё, что потребуется, ради их совместного будущего, даже если на это уйдёт много времени. Чон в этом уверен, в лепёшку расшибётся, но сделает. Больше он никогда не предаст.