Нет смысла

      Вы когда-нибудь замечали, насколько интересны люди? Каждый человек загадка, которую никому не по силам разгадать. Моей же целью является приближение к их сути. Это трудно, ведь далеко не всегда это удаётся, но хотя бы получается сделать самое малое — приблизить их к разгадке себя. Я довольствуюсь этим.       Прошло уже много времени, но я до сих пор помню первую встречу с Юнги. Тогда он был лишён каких-либо целей и мечтаний, а единственное, к чему он стремился, была смерть. На моей практике это было не впервой, однако чем-то он всё-таки отличался от остальных. В его глазах я видел то, что до сих пор не в силах описать словами.       — Тогда почему ты пытался покончить с собой несколько месяцев назад?       — А кому нужен инвалид-сирота, живущий на сраное пособие, на которое даже еды толком не купишь?       Эти слова до сих пор запечатаны в моей памяти, особо сильно они любят появляться в те моменты, когда я смотрю на Юнги сейчас. Знаете, это впервые, когда я так сильно привязался к своему пациенту. Хотя, уже давно я не считаю его таковым. Друг, не кровный сын — эти определения подходят куда более, но выбрать из них что-то одно не получается — они идут рука об руку. Но Юнги не любит, когда я называю его сыном — это и понятно. С семьёй связано много неприятных воспоминаний.       На самом деле в нашем общении я сильно благодарен Чонгуку. Этот подросток меня приятно удивил, когда не сбежал после первого дня волонтёрской работы. Я знаю, что Юнги всегда предлагал своим сиделкам найти нормальную работу вместо того, чтобы присматривать за ним. Не поддавшись искушению Чонгук не только стерпел все капризы Юнги, но и смог достучаться до него сквозь многокилометровую стену. Меня это приятно удивило. Признаюсь, если бы он этого не сделал, то я бы опустил руки и передал Юнги другому врачу — несколько месяцев мне не удавалось и слова из него выбить. Я терял надежду, но благодаря Гуку увидел свет.       — Нет, вы представляете, этот мелкий террорист ждёт меня на улице! — распахивая дверь в кабинет, Юнги прямо с порога начал высказывать своё недовольство. Я даже подпрыгнул на месте — очень уж необычным было его появление.       — Почему он решил так поступить? — откладывая карту предыдущего пациента, я ненавязчиво улыбнулся, боясь спугнуть Мина.       — В прошлый раз он сказал позвонить, как закончится осмотр, тогда он подойдёт к клинике. Но я просто ушёл без него.       — Почему?       — Думал, хотя бы так он отстанет, — пожав плечами, Юнги резко замолчал. Я видел, что он хочет сказать что-то ещё, но почему-то колебался. Спустя буквально секунду, Юнги взорвался. — Доктор Ан, я так больше не могу! Он слишком приставучий, его слишком много!       На слова Юнги я мог лишь улыбаться и поражаться таким обилием эмоций и слов. Он был тогда похож на ребёнка, чью игрушку отобрал более сильный мальчик. В тот день что-то внутри подсказывало — Чонгук и есть тот самый ключик, который поможет мне открыть Юнги. И я не ошибся. Меня очень интересовали их отношения, а Юнги каждый раз был переполнен негодованием и забавными историями о том, как в этот раз он издевался над младшим. Так началось наше общение, так я стал частью их запутанной истории.       Многие моменты останутся для меня тайной, как, например, истинная причина, почему Чонгук сдался. После окончания волонтёрской работы, он частенько заглядывал ко мне, втайне от Юнги, конечно. Все наши разговоры были связаны с ним, Чонгук постоянно спрашивал про его состояние и узнавал, есть ли у него хоть какой-то шанс опять начать ходить. Не знаю почему: то ли из-за того, что я был сторонним наблюдателем, то ли из-за того, что намного старше, но я понимал — этих двоих связывает что-то намного большее, чем дружба. Не скажу, что мне нравится подобное, но я был рад, что они так близки. Осуждать и лезть в личное с нравоучениями я не имею никакого правда, как не имеет и любой другой человек.       — Юнги сказал, что отказывается от операции, — голос Чонгука звучал отрешённо, но всё-таки я слышал в нём злость. — Те деньги, что я передал вам, отдайте их тому, кому они действительно нужны. Я ухожу. Мне надоело биться о скалы… Но, пожалуйста, продолжайте присматривать за ним, — договорив, Чонгук сбросил трубку, после и выключая телефон на несколько дней. Я пытался дозвониться ему, узнать, что случилось у Юнги, но он только молчал, вновь прячась за своей стеной.       Тогда я боялся, что всё вернётся к началу, что вновь придётся искать ключ к новому замку, но Удача решила мне улыбнуться — Юнги не стал менять замки. Когда он решился на операцию, я понял, что больше нельзя упускать шанс. Пожертвовав статусом врача, я решил стать ему другом и насильно заставить бороться за свою жизнь. Никогда до этого мои жертвы не приносили столько плодов. Так я узнал, что Юнги имеет талант к написанию песен, и даже если у него нет образования, данная способность сильно облегчит ему жизнь — в последнее время Корея нуждается в композиторах. В конце концов музыкальная индустрия сейчас востребована как никогда. Ещё я узнал, что в его голове таятся интересные мысли, которые порой повергают меня в шок. По началу я думал: «Ну, не может двадцатилетний парень так думать», а потом этот самый парень начинал вести себя, как ребёнок, и я понял, что человека страннее и интереснее никогда не встречал. Со временем Юнги всё больше начинал открываться, рассказывать о своих чувствах и мечтах. Со временем Юнги всё больше говорил о Чонгуке, впервые со страхом признаваясь мне, что любит его. Не знаю, какой реакции он ожидал, но моей улыбке и кивку очень сильно был удивлён.       — Но я всё ещё хочу ему хорошенько врезать. Поэтому должен как можно скорее начать нормально ходить, — сжимая металлические поручни ходуль, он с полной решительностью поднял взгляд. — Не хочу, чтобы он увидел меня таким.       Мне нравилась его решительность, нравилось то, что Юнги стал без страха смотреть в будущее и верить, что сможет преодолеть этот недуг. Льстила мысль, что я мог этому ребёнку, но угнетало осознание того, что он всё также одинок. По факту у Юнги не было друзей, близких людей, способных прийти в любой момент (я не в счёт). Даже резко пришедшая популярность и признание публики не могли заставить его избавиться от внутренней пустоты. То, что он не мог рассказать, он писал в своих текстах, первым слушателем оказывался я, а после нескольких секунд тишины завершённой песни, он произносил еле слышно: «Помоги». И я помогал, старался донести до него, что ему нужен кто-то, кто будет ближе к нему, к его сердцу, а он лишь хмыкал, делал вид, что понял, но вновь оставлял всё, как есть.       Я уверен, Юнги сам тянется ко мне по одной простой причине — ему нужен старший брат, отец, у которого можно будет попросить совета. И он нашёл это во мне. Это приятно, ведь как я уже говорил, считаю его сыном. Я хочу помочь ему, сделаю всё, что в моих силах, чтобы он вновь испытывал счастье.       — Так что случилось?       Юнги сидит в моей квартире весь день, но за это время так и не объяснил причину, по которой несколько дней игнорировал чьи-либо звонки.       — Это как-то связано с Чонгуком? — удивлённый взгляд красноречиво говорит о том, что я прав. — Он звонил мне вчера, мы договорились о встрече. Так что я жду объяснений, если так и будешь молчать, то иди домой. Мне скоро уходить.       — Ты согласился на встречу?       — А сам как думаешь?       — Кто бы сомневался, — фыркая, Юнги откинулся на спинку дивана.       — Надеюсь, ты не думаешь, что темой разговора станешь ты, — Юнги не ответил, но по одному его виду было ясно, что думает он именно так. — Вещей, связывающих нас с Чонгуком, больше, чем ты можешь себе представить. — Конечно же я блефовал.       Юнги несколько медлит, удивительно, он будто растерял всю свою уверенность, которую копил годами. И что-то мне подсказывает, что Чонгук, — как бы сильно он не был дорог Юнги, — здесь явно не главная проблема. Чон не может быть причиной, по которой этот гордец бы перестал следить за своим внешним видом — кажется, он вовсе пришёл ко мне в домашней одежде. Ни за что не поверю, что он так через весь город шёл бы в трезвом состоянии. Чон просто не может быть причиной ложной пустоты в этих маленьких глазах. Самое забавное, что Юнги до сих пор верит, что куплюсь на этот трюк и не замечу целый спектр беспокоящих его эмоций. Чон Чонгук не может быть причиной, по которой передо мной сейчас сидит маленький растерянный мальчик, которого поместили в тело Юнги и сказали решать «взрослые» проблемы.       — Время, Юнги, его осталось не так много, — сдержать улыбку получается с трудом, но уж больно забавно он дёрнулся от жёсткости в голосе. Прости, Юнги, но если буду более мягок, то и через три часа из тебя и слова не вытяну.       — Как же ты прав, чёрт возьми, — хмыкнув, Юнги позабавила правдивая горечь высказывания. Он наклонился вперёд и, вынув из кармана кофты смятый конверт, кинул его на стол передо мной. — Почитай, занимательная бумажка.       Пока я поддавался любопытству и читал до тошноты пропитанные ложью строчки, Мин сидел смирно, лишь спокойно проговаривал давно подготовленный текст:       — Мой отец просит условно-досрочное. Как я уже выяснил, для этого необходимо несколько условий, которые, похоже, он уже как-то выполнил. Самым проблемным для него может быть выплата за «моральный» ущерб, характеристика с места лишения свободы и мой ответ-письмо на его просьбу о прощении. Но что-то мне подсказывает, что всё-таки не так уж проблемно для него это и будет.       — Может, не будешь томить? — Я уже закончил читать «письмо раскаяния» и большую часть речи Юнги смотрел на него.       — Два дня назад на мой счёт перевели довольно крупную сумму денег — весь остаток, который он «должен» был мне. У меня меньше месяца на то, чтобы написать ответ и продумать тактику действий на судебной процессе. Мне нужно, чтобы ты предстал в суд как мой врач, — от былой подавленности не осталось и следа. Юнги был зол, совру, если стану отрицать, что решительность в его голосе не напугала меня. Если одна новость о возможном освобождении его отца так сильно выбила Юнги из колеи, то всё куда хуже, чем я думал всё это время.        — Чонгук не знает? — Юнги слегка кивнул. — Ты собираешься присутствовать на суде?       — Я должен сделать всё, чтобы этот ублюдок остался в тюрьме, и плевать, к каким методам придётся прибегнуть. Я хочу уничтожить его, — Юнги впервые за весь разговор посмотрел мне в глаза. Ярость. Невообразимая ярость была в этих карих глазах, кажется, он даже не представляет, как вся эта ситуация может отразиться на нём самом.       — Юнги, послушай, — стараясь говорить как можно мягче и спокойнее, я положил руку ему на плечо. — Как твой друг и врач, в первую очередь, могу сказать, что это слишком тяжело для твоего здоровья. Понимаешь, подобное даже для самого крепкого морально человека…       — Плевать, — перебив, Юнги резко поднялся. — Я уничтожу его с твоей помощью или нет, но я сделаю всё, чтобы он до конца своей жалкой жизни оставался там, — договорив, он направился к двери, не дожидаясь от меня никакой реакции. Честно? Я даже не собирался ничего говорить — он не готов сейчас слушать.       — И да, — остановившись у двери, Мин слегка повернул голову в мою сторону, — не смей ничего говорить Гуку. Я не хочу его втягивать в это дерьмо.