***
— В ответ на его письмо с раскаянием в содеянном, я написал своё. Не знаю, как скоро он его получит, если не уже. Оба они потом пригодятся в суде. Не представляешь, как сложно было собраться с мыслями и не отходить от темы, писать только то, что нужно. Я просил доктора Яна выступить в суде, надеюсь, он всё-таки сможет. В принципе, у нас равные шансы. Прокурор говорит его поведение все эти годы было хорошим, работал прилежно и не ввязывался в передряги. Вроде даже и с местом жительства после освобождения, и с местом работы проблемы уже уладил. Даже компенсацию за «моральный» ущерб выплатил, — всё разом, представляешь? Я теперь богатый, — слабо усмехнувшись, Юнги, чуть подождав, продолжил. — От моего «прощения», говорят, многое зависит, но я почему-то в этом не уверен. Раньше я часто думал об этом — что будет, если его выпустят? Особо ничего не поменялось, также нежелательно, но в целом плевать. Только вот… Пусть я и свыкся со статусом сироты, но знаю, что просто не смогу продолжать жить, как прежде. Неизменный страх, охватывающий меня только в определённые моменты, — например, когда начинаю чувствовать себя как дома в этих сраных отелях, — станет постоянным. Я не смогу спокойно ходить по улицам, сидеть в барах и прочие мелочи. Я не смогу делать всё это, зная, что убийца моей матери, человек, сломавший меня, расхаживает по тому же городу, что и я. Мне одновременно плевать на происходящее и страшно. Я боюсь… Я боюсь сойти с ума. За окном дождь неспешно барабанил по стеклу, шумел слабый ветер, медленно плыли тучи, лишь изредка давая Луне освещать улицы. В комнате же было довольно темно, но глаза уже привыкли, и Чонгук даже видел едва различимое подрагивание длинных ресниц. Юнги не утруждал себя переодеванием, вместе с ним лежал на кровати прямо в пальто. Чон не просил об этом рассказе, но внимательно слушал, запоминал каждое слово и крепче сжимал худую руку каждый раз, когда видел, как Юнги перебарывал себя, продолжая говорить. Такое откровение давалось с трудом, но Мин снова и снова напрягаясь, пересказывая события и озвучивая мысли. — Когда назначено слушанье дела? — медленно перекидывая руку через Мина, Чонгук старался прижать его как можно ближе. Юнги чувствовал себя таким маленьким, будто его можно было раздавить неосторожным прикосновением. Продвинувшись ближе, он слегка сжал кофту на груди младшего. — В следующую пятницу. Чонгук испустил удивлённый вздох. — Так скоро… На время повисла тишина. Юнги не мог придумать, что ещё рассказать, казалось, что он поведал уже обо всём. Продолжая жаться к чужому неестественно горячему телу, он слабо улыбался приятному запаху, исходящему от Чонгука. Было стыдно за то, что он вот так вывалил всё на младшего, совсем не поинтересовавшись, как тот себя чувствует. Юнги знал, что простуда обострилась, и ему даже казалось, что достигла своего пика, но насколько плохо сейчас Чону он не представлял. «Нужно было уложить его спать, а утром уже рассказывать всё», — мысленно дав себе за затрещину, Юнги слегка удивился. Голос в его голове звучал как обычно, вновь стал его. Это не могло не радовать. — Я могу попросить?.. — голос Чонгука хрипит, и он так и не смог договорить, начиная задыхаться в новом приступе кашля. Юнги отодвинулся от него, с тревогой смотря в зажмуренные глаза. — Прости, — прохрипел Чонгук и слабо улыбнулся. — Я хотел попросить тебя. Понимаешь, ты никогда не рассказывал, как именно оказался в коляске… Я не настаиваю, просто если ты вдруг захочешь… Ну, если тебе не сложно. Нет, не больно вспоминать об этом. Хотя, чёрт, конечно больно. Прости, я просто… — он то и дело путался в словах, не зная, как будет правильнее сказать. Щёки его напились румянцем, а взгляд быстро скользил по предметам в комнате, надолго нигде не задерживаясь. Чонгуку было слишком неловко. Юнги же позабавило такое поведение, он тихо рассмеялся, всем телом вновь прижимаясь к Чонгуку. — Я расскажу, — прошептав куда-то в шею, он обвил чужую талию руками. — Но сначала ты примешь лекарства, и мы немного поспим. Не знаю, как ты, но я чертовски устал.Все катится к чертям
21 августа 2019 г. в 20:01
Примечания:
Писалось с телефона, поэтому если найдете ошибки, укажите на них, пожалуйста.
Чонгук хотел приготовить ужин на двоих — у них с Юнги ни разу не было ничего романтического. Пора это справлять. Парень чувствовал себя почти что хреново — где-то час назад вновь поднялась температура, но он изо всех сил игнорировал это. Слава богу, Чон ещё не успел до конца растратить свои сбережения и ему хватило на покупку и доставку всех продуктов. Из-за этой одержимостью старшим он почти с концами забросил работу, хорошо хоть доделать все заказы успел.
По телевизору крутили всякую хрень, Чонгук раз в несколько минут переключал каналы, надеясь, что хоть на каком-то будет что-то стоящее. Но, увы, в углу экрана уже появилось маленькое 103. Вновь щёлкнув пультом, парень взял в руки нож, принимаясь за нарезку фруктов. Из духовки тянул приятных запах мяса, приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы не обращать на это внимания — проголодавшийся за это время желудок ужасно ныл.
— Да вы издеваетесь, — хрипло ворчит Чон и опять выпускает нож из рук, переключая канал — прямо в середине фильма начался «срочный» показ новостей. Кажется, это был уже шестидесятый канал, по которому крутили эти сраные новости.
Надежда найти что-то интересное испустила свой последний вздох. Чонгук и рад бы включить какую-нибудь музыку, просто для фона, да только вот телефон разрядился, зарядного нет, а на ноутбуке Юнги стоял пароль (и это не дата рождения Мина, и даже не Чона).
— Не устану говорить, как мы рады, что ты согласился прийти к нам сегодня, — молодая девушка чуть ли не светится от счастья, смотря куда-то в сторону от объектива камеры. Чонгук слышит знакомый голос и выпускает пульт из рук, вновь возвращаясь к готовке. Наконец он нашёл идеальный канал.
— Для меня честь быть у вас гостем, — Юнги сдержанно улыбается, а Чон даже сквозь экран чувствует его смущение. Он готов поклясться — Юнги слишком неловко находится там. Но нужно отдать должное — держится он весьма неплохо. Чонгук даже жалеет, что интервью близится к концу. Чёрт, Мин даже не сказал, что это интервью на ТВ в прямом эфире!
«Вот засранец». Раскладывая порезанные фрукты на тарелке, парень внимательно следит за происходящим на экране. Мин сосредоточенно отвечал на вопросы, иногда слишком увлекаясь рассказом какой-либо истории, что происходила в момент написания очередной песни, слегка зажато шутил и заставлял зрителей в зале пищать от умиления в те моменты, когда улыбался или искренне смеялся. Чонгуку было стыдно признать, но он и сам бы пищал, если бы находился сейчас не на чёртовой кухне, а там, в зале.
Довольно забавно — стоило Чону включить это интервью, как он начал делать всё куда быстрее, и если честно, ему совсем не хотелось, чтобы старший переодевался перед приездом домой. Этот костюм ему чертовски шёл.
— К сожалению наше время заканчивается, — слова ведущей вызывают разочарованный гул студии. Чонгук же внезапно почувствовал странное превосходство. Всё-таки мысль о том, что Мин сейчас приедет к нему очень радовала его самолюбие. — Спасибо, что выделил для нас время. Твоим фанатам, я уверенна, запомнится этот чудесный день. Но перед завершением у нас есть ещё один вопрос, который интересует многих.
Чонгук замер посередине гостиной, стоял с тарелками в руках и внимательно смотрел на экран. Ему также как и всем было любопытно, что за вопрос решили оставить «на десерт».
Юнги медленно поднимает бровь, в ожидании смотря на девушку со слабой улыбкой на губах.
— Что ты чувствуешь, зная, что твоего отца выпускают из тюрьмы?
У Чонгука сердце, кажется, остановилось. Грозная тишина давила на уши, в голове быстро образовывался гул, который будто бы придавливал всё это тело. Парень не заметил, как тело налилось свинцом, как опустились руки. Он не слышал звона разбившихся тарелок и шума телевизора — присутствующие в зале были удивлены не меньше его самого.
Юнги казалось, что время текло в несколько раз быстрее. Ладони неприятно намокли, в голове сотня мыслей, но все такие хаотичные и заведомо неверные. Нужно взять себя в руки. Нельзя показывать шока. Нельзя показывать страха. Он переполнял изнутри. Наконец сумев глубоко вздохнуть, парень старался непринужденно улыбаться.
— Прошу прощения, но не думаю, что должен отвечать на этот вопрос. В конце концов это касается не только меня, но и моей семьи. Могу лишь успокоить вас: я спокоен и чувствую себя более чем хорошо. С нетерпением жду жду нашей встречи с папой , есть очень многое, что я хотел бы с ним обсудить, — Юнги говорил так спокойной и уверенно, что казалось никто и не заметил подвоха. Только Чонгука так легко не обмануть.
Взгляд Юнги был слишком тяжёлым, почти испепеляющим. Прямо как в тот день много лет назад, когда Чон впервые признался в чувствах. Только что-то всё-таки отличалось. Чонгук в этот раз ему не верил.
Чон находился где-то далеко, явно не в номере отеля. Явно не в Сеуле. Слишком неожиданно всё встало на свои места, слишком неправильно он узнал о причине такого странно поведения Мина. Чонгук не знал, как вести себя с Юнги, когда тот вернётся. Сказать, что теперь всё знает или сделать вид, что не видел этого долбанного интервью? Соврать Юнги. Парень знал, чувствовал, что это будет неправильно, что не хочет так поступать, но это же Мин Юнги. Он явно не обрадуется такому раскладу — наверняка хотел рассказать всё сам, если вообще хотел.
— Слишком неправильно, — выдохнув и сжав покрепче кулаки, парень снова искать пульт — хотелось избавиться от всех источников шума. Ему нужна тишина и время. Время побыть в одиночестве, дабы собраться с мыслями.
Только сейчас парень заметил разбившуюся посуду, но почему-то было плевать. Машинально собирая осколки, Чон теперь всё понимал. От этого было страшно. Недавний разговор с психиатром не казался более размытым и непонятным. Скоро должен вернуться Юнги, а как вести себя с ним пока так и оставалось загадкой для Чона.
За что парень был благодарен, так это за время. Юнги довольно сильно задерживался, но думалось Чонгуку, что это на пользу им обоим. Почти одновременно они проходили четыре стадии: злость, отрицание, смирение и принятие решения. Юнги сорвал горло, стоя в кабинете директора агенства и объясняя ситуацию, пришлось рассказывать, почему не оповестили с самого начала, почему действовал сам и что у него в дальнейших планах, пришлось вместе с менеджером думать, откуда у журналистки эта информация, и как сделать так, чтобы не так уж много людей нажились на этой новости. Если честно, то Юнги был даже благодарен директору за дальнейшую вольность действий, пусть ради этого и пришлось изрядно поспорить. Вторая стадия проходила хуже, чем он мог представить. Отрицать последствия было куда легче, чем смириться и подготовиться. Какая-то донельзя живучая надежда в нём всё никак не хотела умирать и твердила на задворках сознания неизменное: «Всё обойдётся». «А вот и нихера», — внезапный собственный голос прозвучал в голове, Юнги даже дёрнулся. Его голос звучал жёстко, грубо и вовсе иначе, не так, как парень привык его слышать. Это подвело Мина к смирению. В конце концов не впервые же он в дерьме, выпутается как-нибудь. Будет бороться до последнего (как и всегда), постарается игнорировать весь негатив в свою сторону, а если всё-таки всё пойдёт по худшему сценарию и придётся покинуть как сцену, так и агенство, он всегда может быть просто в тени — написание музыки и текстов тоже приносит кругленькую сумму. «Только нужно будет сменить имя. Стану каким-нибудь Шугой и все станут думать, что это кто-то милый и славный. Тоже неплохо», — хмыкнул Юнги. Однако он лгал. Как бы ни было тяжело, он надеялся, что всё-таки до этого не дойдёт. Данная стадия была всё-таки очень неопределённой. А вот с последней всё было куда проще. Мин в принципе всегда действовал лучше, чем думал, пусть зачастую и опрометчиво. Потушив уже девятую за этот вечер сигарету, он поднялся со скамейки. Всё тело ужасно замёрзло — парень не знал, сколько просидел вот так в раздумьях. Сам недавно ругался на Чона за подобное, а теперь повторяет. Уже было за полночь, но, увы, во сколько здесь оказался Мин не знал. Наскоро набрав такси, Юнги старался не портить себе настроение ещё больше, однако не получалось — Чонгук так ни разу и не позвонил за весь день.
В номере царил полумрак. Мин даже удивился немного, подумал, что младший спит и вновь почувствовал укол в районе груди. Чонгук уснул не дождавшись его. Какое-либо движение в апартаментах отсутствовало, Юнги думалось, что он вовсе здесь один. То ли от внезапной смены температур воздуха, то ли от ужаса данной мысли тело покрылось мурашками. Он же хотел рассказать всё Чонгуку, поделиться всеми страхами и мыслями, наконец ничего не утаивая. Быть откровенным, как никогда. Неужели Чон ушёл? Узнал обо всём и вновь сбежал? «Нет», — вновь собственный голос звучал незнакомо, — «Он болеет и навряд ли вообще за весь день вставал с кровати».
Не удосужившись раздеться, Юнги решительно направился в спальню, но не прошёл дальше гостиной. На небольшом столике был накрыт ужин, еда остыла и почти не пахла, поэтому парень и не почувствовал её с самого начала. Чонгук, который простыл и еле стоит на ногах, приготовил это для него. Продолжая некоторое время неподвижно стоять, уставившись на стол, Юнги услышал странный звук. Шорох от пальто был единственным шумом, разбивающим тишину. Он казался необычайно громким. Он пугал Юнги. Сделав пару шагов, Юнги хотел было взять коснуться хоть чего-то на столе, — всё казалось миражом, — но не успел. Сильные чужие руки обвили его за талию.
— Тебя долго не было, я переживал, — Чонгук говорил шёпотом, но даже так Мин понял, что его состояние ухудшилось.
— Мог позвонить, телефон-то есть, — меланхолично пожал плечами Юнги, вторя младшему и говоря шёпотом, прикрывая глаза и упираясь макушкой куда-то в чужой лоб. Чонгук утыкался носом в тонкую открытую шею, дышал неестественно глубоко, обжигая нежную кожу, а Юнги впервые за долгое время почувствовал, что согревается.
— Он сел.
— Скоро выйдет, — хмыкнув, старший сразу вспомнил, про что говорил Чонгук. — Мой отец может скоро выйти — подал на условно-досрочное, — через силу проговорив «отец», Юнги слабо выдохнул, открывая глаза. — Мы с прокурором стараемся разобраться в этом. Есть все шансы помешать ему, но для этого нужен чёткий план действий. Я не знаю, что чувствую больше: страх или веру в то, что у нас всё получится. А ещё я пиздец как устал держать всё в себе.
— Я смотрел интервью.
— Вот как… — протяв, Мин едва заметно приподнял уголки губ. — Думал, ты уйдёшь. Ну, или уже ушёл.
— «Не отпущу ни через год, ни через пять», ты же не забыл, хён? — гукова хватка на талии становилась всё сильнее, Юнги же казалось, что ему вот-вот сломают рёбра. Юнги улыбался почему-то глупо, чувствовал жжение в глазах и мокрые дорожки на щеках, а ещё сердце. И своё, и чужое. У Чонгука оно гулко отзывалось на каждый минов вздох — у Юнги работало как-то странно, будто его заменили — так легко и нисколечко не больно оно билось впервые.
— Да, ни через год, ни через пять.