Нет смысла

      Мрак надвигающейся ночи еле-еле развеивали тусклые фонари. Юнги насчитал только шесть, работающих по обе стороны улицы. Есть хотелось ужасно, только вот передвигаться быстрее не было сил — изнурительная полуторачасовая игра слишком сильно вымотала молодого человека. Было бы куда дальновиднее доехать от автобусной остановки на скейте, но Юнги был уверен — свалится при первой же кочке, поэтому поправив лямки тяжёлого портфеля, он лишь удобнее перехватил доску и также не спеша поплёлся домой. В последнее время атмосфера в родных стенах была какая-то странная. Юнги не мог объяснить, но ему всё меньше хотелось находиться там. Может, это связано с грядущими экзаменами и надоедливыми укорами родителей, которые переживая за будущее своего чада, нисколько не радовались его поздним возвращениям с тренировок. Ну вот как им объяснить, что он успевает и готовиться к экзаменам, и тренироваться? В конце концов близится не только конец выпускного класса, но и ежегодные соревнования по баскетболу, а это последний шанс сыграть этим составом. Юнги просто не может позволить своей команде проиграть!        — Я дома! — Тихо переступив порог дома, Юнги не сдерживаясь улыбнулся — по всем уголкам разносился великолепный запах готовящейся еды.        — Как день прошёл? — Из кухни показалась макушка с тёмными длинными прядями волос. Женщина, очень красивая, но уставшая на вид, внимательно смотрела на сына.        — Не плохо, получил результаты за тест, — скидывая портфель на пол, Юнги пошарился по карманам и вытащил смятый лист.       Забирая бумагу из его рук, женщина с трепетом развернула её и тут же просияла.        — Всего три ошибки!        — Да, я невнимательно прочитал вопрос, — растерянно почесав затылок, ответил Юнги.        — Ну-ка, — появившийся откуда-то из-за спины матери мужчина забрал результаты. — Дорогая, у тебя там, кажется, что-то подгорает.        — Ой, — растерянно пискнув, женщина мигом скрылась за дверью. Юнги успел увидеть нарастающую панику в её глазах. — Мясо!        — Не понимаю, в кого ты у нас такой умный, — мужчина говорил с гордостью, ласково смотря на сына. — Будь внимательней на экзамене и всё пройдёт хорошо. Мы в тебя верим.        — Спасибо, — у Юнги сил хватает только на слабую улыбку. — Я пойду переоденусь. — Кивнув в сторону лестницы, он направился наверх, таща за собой портфель по полу. Скейт он ставил в прихожей.        — Юнги.        Парень остановился, вопросительно смотря на отца. Тот в два больших шага преодолел разделяющее их расстояние и — неожиданно для Юнги — опустил свою широкую ладонь на чужую голову.        — Ты молодец, — растрепав мягкие, довольно сильно отросшие волосы, мужчина тепло улыбнулся. — Я тобой горжусь.        Юнги был растерян. Он заворожённо стоял, глупо улыбаясь в ответ и, незаметно для самого себя, краснея. Юнги мог поклясться: в уголках глаз напротив, рядом с паутинками морщинок, собралась влага.        Тихий хлопок двери сопровождался громким вздохом, Юнги, превозмогая желание завалиться на кровать, дотащил до неё портфель и привычным движением включил ноутбук. Мрак комнаты не спешно рассеивался по мере прогрузки системы. Тело уже давно было во власти приятной усталости, Юнги даже почти не замечал её. Ему не потребовалось много времени, чтобы в кучах разбросанной одежды отыскать чистую, закинув пару печенек со стола в рот, он направился в душ. Да, это именно то, что ему сейчас нужно.        Горячая вода обжигает почти прозрачную кожу, она моментально краснеет, слегка болит, но Юнги нравится. Долгое время парень не двигается, опустив голову, смотрит на голые стопы и слив, что жадно пожирает поток воды. Безумно хотелось спать, есть тоже и даже чуточку сильнее. Наверное, ужин был уже готов, и родители ждали Юнги за столом, обсуждая события или какие-то новости по поводу грядущего лета — каждый год они всей семьёй куда-нибудь ездили. В этом же придётся сильно напрячься с выбором даты — не только экзамены Юнги были проблемой, но и относительно новая работа матери, на которой она пропадала почти также сильно, как и сам Юнги на тренировках.        — Хочу сдохнуть, — шепчет парень, смотря на своё размытое от пара отражение. Под глазами виднелись синяки и небольшие мешки, делающие его глаза ещё меньше. Юнги бы поспать нормально, но только вот не судьба в ближайшее время. Сидеть за домашкой до ночи и вставать через три-четыре часа стало уже пагубной привычкой.        Прохладный воздух хорошо бодрит, однако Юнги спешит скорее закрыть окно и накинуть футболку — пусть он и привык ходить дома в одних шортах, простыть всё-таки не хотелось. Маленькие капли срывались с кончиков волос, подали на сухую ткань и вновь создавали прохладу. Кажется, Юнги было не суждено согреться.        Взяв из кармана штанов телефон и вновь швырнув их на пол, он принялся читать новые сообщения в беседе команды. Ничего интересного там не было, лишь незамысловатые диалоги и тупые шутки, над которыми тихо смеялся парень, не глядя на дорогу направляясь на кухню. Громкий звук от падения чего-то большого подействовал как молния, пронзившая хрупкое подростковое тело. Юнги замер. Оторвал взгляд от телефона и уставился на свет с нижнего этажа, что ярко бил по глазам — в коридоре наверху было также темно, как и в комнате Юнги.        — Не позволю! — Яростный крик мужчины донёсся до ушей парня. Сердце, казалось Юнги, готово было остановиться от перенапряжения — быстро билось, отдавая глухой болью в грудную клетку. Никогда раньше он не слышал, чтобы отец кричал. Было трудно поверить, что голос принадлежит его папе, ведь он никогда не повышал тон и даже будучи рассерженным, говорил спокойно.        — Он мой сын и мне решать, — женщина отвечала в разы тише, однако и её голос звучал незнакомо — мать Юнги никогда не обладала такой холодностью и безразличием, что сейчас присутствовали в её тоне.        — Это не даёт тебе право распоряжаться его жизнью, — уже более спокойно отвечал мужчина, но тем не менее в его словах чувствовалась ярость.        — Мам, пап, что у вас?.. — подав голос, Юнги сам удивился тому, как жалобно он звучал.        Ответа не последовало, однако движения на кухне стало больше. Парень слышал, как скрипели по полу ножки стола и стульев, как о стену ударилось чьё-то тело и как звенел металл, падая на паркет. Перепрыгивая сразу через несколько ступеней, Юнги спешил к родителям — звуки слишком пугали, в голове плясали неправдоподобные догадки, происходящего там, за стеной.        Пару раз споткнувшись о собственную ногу и лишь чудом не упав, Юнги-таки оказался на кухне. Открывшаяся картина ужасала куда больше недавней неизвестности. Глаза парня стали непривычно широко раскрыты, губы сжаты в тонкую полоску, а руки, словно у тряпичной куклы, упали вниз, колыхаясь некоторое время. Его мама лежала на полу, трепыхаясь под сильным телом, судорожно пытаясь сделать хоть небольшой глоток воздуха — когда-то подкаченные, но всё ещё довольно сильные руки сдавливали её горло, на красивом лице застыл ужас. Юнги впервые в жизни чувствовал такой сильный, леденящий душу страх. Он не мог двинуться, тело вдруг стало необычайно тяжёлым, перестало слушаться своего хозяина. Всего в паре метров его отец с непонятной гримасой на лице нависал над слабой женщиной. Сколько бы Юнги потом не думал над этим, он не мог однозначно охарактеризовать царившие там эмоции: страх, сожаление, ненависть, боль, ярость, смирение, любовь, — всё это присутствовало в глазах мужчины.        Из ступора вывел громкий лай с улицы. Юнги почувствовал спонтанный прилив сил — адреналин разливался по телу, забирая всё под свою власть.        — Прекрати, ты же убьёшь её! — Голос срывался на крик, и парень обхватил широкую спину, изо всех сил пытаясь оттащить отца.        — Не мешай, — лёгким движением мужчина скинул худые руки, освобождаясь. — Ты не понимаешь, у меня нет выбора. Она… Она… — Казалось, охватывающая его секунду назад ярость сходила на нет. Растерянно посмотрев на сына, глава семейства Мин приходил в ужас от собственных действий. Его руки дрожали, прямо как и голос. — Уходи, ты не должен это видеть.        — Юнги, пожалуйста, останови его! — голос матери звучал так жалобно, что сердце у Юнги сжалось. — Пожалуйста, Юнги! — из глаз её текли слёзы, но на лице не было и намёка на плач.        Юнги не успел среагировать — длинные узловатые пальцы сжались на его запястье, сильно сдавливая руку сына — мужчина тащил его из кухни. Тщетно пытаясь освободиться, парень крутил рукой (по крайней мере пытался), свободной же то пытался ухватиться за что-нибудь, то ударял отца. Это было весьма глупо — Юнги просто морально не мог всерьёз замахнуться на родного человека.        — Пусти, — жалобный стон раз за разом звучал на кухне.        — Тебе лучше этого не видеть, — не смотря в молодые глаза, прошептал мужчина, тепло взглянув на сына, и захлопнул дверь перед носом Юнги, тут же двигая защёлку.        Юнги бился плечом о закрытую дверь, с каждой новой попыткой прикладывая всё больше сил. Он не чувствовал боли, по крайней мере физической — морально он умирал вновь и вновь, когда из-за этой чёртовой деревяшки доносились звуки борьбы (теперь Юнги точно знал, что это была именно она). Лёгкий звон железяки тонет в окружающем шуме, вообще не понятно, как он сумел донестись до ушей, однако это было спасением. Юнги понял — он выбил защёлку. Дверь распахнулась с диким грохотом, мужчина удивлённо поднял взгляд, его рука, крепко сжимающая нож, повисла в воздухе. Он всё также нависал над женщиной, но — как понял Юнги, бегло осмотрев мать — всё ещё не нанёс ей ран.        — Прекрати! — Юнги вновь срывается на жалобный крик, с яростью несясь на отца, не чувствуя, как слёзы льются по его щекам, неприятным жжением оседая на уголках рта.       Завязавшаяся потасовка отца и ребёнка была полной неразберихой, Юнги не знал, куда наносит удары, не чувствовал попыток мужчины оттолкнуть его от себя, он не слышал своих нечеловеческих криков. Физически он не чувствовал ни-че-го. А потом резко боль, пронзившая всё тело, и какой-то странный мешающий звон в ушах. Потребовалось несколько бесконечно долгих секунд, чтобы он осознал, что лежит на полу между гостиной и кухней, прямо на чёртовом порожке; что над ним с ужасом в глазах нависает отец также, как и несколько минут назад над матерью.        — Прости, — голос ломается где-то на середине, маленькие капли падают на скошенное в гримасе ужаса и боли лицо подростка. Мужчина медленно поднимается, заворожённо смотря в стеклянные глаза сына, и крепче сжимает в руке нож — чудо, что он не задел им Юнги. — Я должен сделать это, даже если потом ты возненавидишь меня.       Но Юнги этого не слышал. Он вообще ничего не слышал, только этот отвратительный звон да свой голос, задававший лишь один вопрос: «Почему?..». Перед глазами плясали цветные круги, что изредка становились меньше, открывая взору отвратительные счастливые сцены из прошлого либо белый потолок, на котором ярко виднелись алые капли. Юнги хотелось кричать, наверное, это он и делал — тело он уже не контролировал. Слёзы всё не кончались, с новой силой текли вниз, скрываясь в волосах. Голова слегка склоняется в бок, предоставляя полный обзор. Красная жидкость (Юнги не верил, что это кровь) медленно то вытекала на пол, то брызгами пачкала всю кухню. Женщина сидела дальше, чем была в последний раз, когда Юнги смотрел на неё. Она, видимо, пыталась что-то сделать, но мужчина просто не позволил ей этого, нанося удары острым лезвием. Женщина уже не сопротивлялась, уже почти не двигалась, но мужчину это не останавливало. Он раз за разом вонзал в её тело остриё, плакал, что-то говорил, а, может, и кричал — Юнги не слышал, видел лишь двигающийся рот.        Казалось, что происходило всё это целую вечность. Юнги закрыл глаза, хотя они сами закрылись — усталость с неописуемой силой накрыла тело. В голове были воспоминания; проигрыватель, кажется, накрылся — на повторе мужчина вонзал свой нож в податливое тело.        Мужчина и женщина. Убийца и жертва. Отец и мать. Для Юнги они лишь гендерно разные люди, которым кто-то в фотошопе прилепил лица родных. Ведь это неправда. Этого не может быть. Сейчас он поспит немного и вновь будет завтракать с нежно улыбающейся женщиной и увлечённо читающим газету мужчиной. С мамой и папой отметит выпускной, а потом поедет с ними в отпуск.        Только сначала немного поспит…