Stardust

Придумывая все новые и новые отмазки, чтобы не разговаривать с Питером, Тони даже умудрился отвоевать у корпуса Нова новый двигатель для их челнока, который, впрочем, отлично сочетался с амулаксными батареями. Сначала центурионы и Нова Прайм хотели предъявить им обвинения в краже батарей, но даже эту проблему Старк смог решить – посредством острого языка, изворотливости и, конечно, нежелания смотреть на Квилла. Черт знает, что произошло – он продолжал делать вид, что их отношения в норме, иногда отшучивался, мол, возраст, устает часто, но Питер все еще был уверен, что он нагло лжет. Ну, может, теперь и не на сто процентов, но капля лжи портила всю эту чашу с правдой, отравляя их отношения, как яд. Питер больше не чувствовал той свободы, которая появлялась всякий раз, когда Тони был на горизонте. Буквально неделю назад он нелепо шутил, косячил, что-то ломал, и все сходило ему с рук, пусть и под строгий взгляд будто бы родителя, но все ошибки быстро забывались, потому что оба они понимали, что и Питер, и Тони – очень проблемные. Но все изменилось в один миг. Челнок скользил по космическому пространству, иногда останавливаясь на небольших планетах для заправки или чтобы Питер мог купить еды и воды, ведь их запасы быстро истощались. За день они могли сделать до пяти остановок, больше не углубляясь в историю новых мест или их рыночно-сувенирные ценности, потому что, кажется, Тони все это наскучило. Он проводил большую часть времени в своей каюте, перебирая свой костюм снова и снова, слушая дикую музыку и изредка наблюдая за звездами с площадки с большим иллюминатором. Питер устал от притворства. В тот день, когда они улетели с Ксандера, он продолжал подыгрывать лжи Тони о том, как все чудесно, какой прекрасный мир их окружает и как они счастливы, но чем дольше на челноке висела напряженная тишина, тем сильнее ему приходилось бороться с желанием бросить все и умчаться вымаливать прощение за свои проступки у Гаморы. Наверное, она уже простила его (хотелось в это верить), но она терпела его шутки, наглости и ошибки долгие годы, так что в любом случае заслужила много приятных слов. Может Тони хотелось вернуться на Землю, а может и правда случилось что-то, чего Питер просто не заметил, но с каждой минутой, что он просидел в одиночестве на палубе, изучая координаты ближайших обитаемых мест, сердце рвалось на части все сильнее. «Что я сделал не так?» – проносилось в голове, но ответом служило затянувшееся молчание. Как-то вечером, когда они решили остановиться на какой-то планете, небо которой было окрашено практически всеми цветами радуги, спутник поймал сигнал бедствия, и Питер уже подорвался лететь и спасать всех, но сигнал также резко исчез, а вместе с ним и весь энтузиазм Квилла. Он не понял, как именно это произошло но, но руки сами потянулись к коммуникатору, и после нескольких протяжных гудков на экране появилось прекрасное лицо Гаморы, с которого не исчезла грустная улыбка, даже когда она увидела Питера. – Питер? Что-то случилось? – Квиллу захотелось ударить себя за то, что эта фраза была первой ее реакцией на его лицо. – Нет! Боже, с чего ты взяла? – он нелепо улыбнулся, прекрасно зная то, что она проигнорирует этот вопрос, потому что ответ застыл у них обоих на губах: «Ты же чертова ходячая проблема». – Тогда… зачем ты звонишь? – спросила она, и Питер заметил, как бегают ее глаза, словно он отвлек ее от чего-то важного. В очередной раз за этот день ему хотелось провалиться под землю и больше не возвращаться и никому не мешать. На языке крутился бестактный вопрос, но он не смел его задавать, будучи уверенным, что она сразу отключится. – Честно говоря, я и сам не знаю, – он потер подбородок рукой, и Гамора нахмурилась. Ее взгляд все еще был прикован к чему-то за экраном. Извинения, которые он мысленно приготовил, пока смотрел на нее, будто растворились в воздухе. Если она не хотела слушать его, смотреть на его (еще одна, что ж), то в чем смысл? – Тони избегает меня. Здесь стало очень тихо, и я просто не знал, чем себя занять. – Почему он избегает тебя? Ты снова что-то натворил? – на ее губах промелькнула улыбка, и Квилл удовлетворенно выдохнул, усмехаясь. – Нет. Я не… – Эй, Гами, смотри, что по телеку крутят! – завопил Ракета где-то за кадром, и Гамора приподнялась с кресла, жестом прося его немного подождать. Звук был достаточно громким, чтобы Питер его услышал, но, черт возьми, лучше бы он отключился в ту же секунду. Он не слышал этот дерзкий грубый голос уже около двух лет, но после первых же слов узнал его. Тело накрыла дрожь, а температура вокруг будто снизилась до минимума. Питер знал, что то письмо, из-за которого он попросил Тони оставить его одного и высадил на Дивьене, будет лишь началом новых проблем, и хотя бы теперь он был прав. Ему не стоило никаких усилий, чтобы представить, как девушка, с гордостью произносящая речь, которую наверняка готовила самостоятельно, отказываясь от помощи всех королевских советников, смотрела в камеру, не отрывая глаз, почти не жестикулировала и не улыбалась. Его сестра была бриллиантом, ограненным самостоятельно, ведь отец никогда не видел ее истинную ценность. Наверное, поэтому она и выросла такой суровой, почти не позволяла себе улыбаться (только если Питер сморозит совсем глупую шутку) и не любила поддаваться эмоциям. Квилл мог бы позавидовать ее стойкости, но иногда ему не хватало в ней простого человеческого тепла. Он старался не смотреть на экран, чтобы не видеть разочарованное (не без оснований) лицо Гаморы, поэтому закрыл глаза и просто вслушивался. Сестричка наверняка была разочарованна не меньше, и он почти мог представить выражение ее смуглого лица и обрамляющие его темные кудряшки, из-за которых она часто хмурилась. «Я думаю, пришло время сделать официальное заявление относительно ситуации в королевстве Спартакс. Несколько недель назад в столице произошел мятеж: дворец был разграблен, часть города – обескровлена. Не обошлось и без жертв: по нашим данным, около десяти тысяч подданных были убиты, еще тысяча до сих пор считается пропавшей без вести. У меня, главнокомандующей спартаксианской армии, и королевского совета нет никаких сомнений, что мятеж был направлен на ликвидацию монархии, а именно моего отца, короля Джей’сона. После народных выступлений его немедленно отстранили от власти и отправили в тюрьму, откуда, как многим уже известно, он сбежал с целой преступной группой». Да, именно об этом и было письмо, которое выслал совет Питеру. Конечно, эти слова передавали далеко не всю суть и не передавали ни капли грубости, которая сочилась из каждой фразы, но часть рассказа была посвящена именно мятежу против его отца. Квилл чувствовал, как в груди что-то ныло, пока он читал то послание, вот только не мог понять почему – он ненавидел этого человека всей душой за все то, что он сделал и хотел сделать. Но он оставался его отцом, его кровью, и на какую-то жалкую секунду у Питера родилась мысль, что он мог бы исправиться. На самом деле даже это предположение было за гранью фантастики – Джей’сон был прогнившим насквозь, и любая его идея сводилась к желанию нажиться на проблемах других или подчинить десяток-другой планет, не способных защитить себя. Он видел в этом благородную цель – спасение и воссоединение, и пытался подсадить в голову Питера свои садистские идеи. Увы, на некоторое время ему это даже удалось. Это было именно тот период жизни, на разговоры о котором у Стражей было абсолютное табу. Даже Ракета, который любил издеваться над Питером из-за его прозвища, родственников, друзей, одежды и прочих вещей, всегда водил носом, если заходила тема семьи Квилла. «На данный момент у нас нет сведений о планах Джей’сона и его местоположении. Приоритетом королевского совета является выбор нового правителя для империи. Безусловно, я готова принять бразды правления на себя, потому что я осведомлена во всех вопросах Спартакса, включая внутреннюю обстановку и внешнюю политику. Но существует особый порядок принятия власти, и сейчас главным претендентом на трон является мой брат и единственный признанный сын и наследник Джей’сона – Питер Джейсон Квилл, также известный на просторах галактики как Звездный Лорд». Питер был уверен, что ее лицо исказилось от отвращения, пока она говорила о нем. Когда он видел сестричку в последний раз, они не на шутку разругались и расстались на негативной ноте. Его извинения пролетали мимо ее сообщений, его существование игнорировалось, и в этом с ней не мог соперничать даже Тони Старк, но в глубине души Квилл знал – она любила его сильнее, чем кого бы то ни было, просто были обязанности, которыми сестра не имела права пренебрегать. В том числе и общение с изменником. «Сразу после мятежа и побега Джей’сона совет отправил Питеру послание, где его уведомили о том, что он является наследником. Мы ждали ответа долгое время, но его так и не последовало, так что у меня есть полное право сообщить, что Питер Квилл претендует на престол. Я уверена, что совсем скоро, возможно, даже после того, как он услышит мое заявление, он объявится и потребует трон, и мы не сможем ему в этом отказать. Увы, мой брат импульсивен и эмоционален, и, даже обладая множеством полезных навыков и знаний, он все еще не годится в короли. Мое мнение ничего не изменит, но мы прекрасно знаем, что может произойти со Спартаксом под его руководством. Как только Питер появится в столице, я потребую, чтобы совет пересмотрел свое решение о престолонаследии». Звук оборвался. Судя по всему, выступление сестрички закончилось, и Ракета просто отключил экран. Повисла напряженная тишина, и не было сомнений в том, как именно Гамора истолковала себе все услышанное. Он же клялся ей, обещал, чтобы больше никогда не вернется на эту проклятую планету, в этот проклятый город и ни за что не свяжется со спартаксианским престолом. Да Питер и не собирался, он просто надеялся, что его тишину в ответ на то послание расценят как отказ от права на трон, но этим людям всегда нужен был четкий ответ, иначе будут последствия. Сейчас последствием было то, что сестра назвала его непригодным для власти, и может она и была права, но вся эта спартаксианская желчная знать не имела никакого права выносить на него грязь публично. Он сохранил им жизни однажды, второй раз так может не повезти. Никто все еще не произнес ни слова, только Ракета появился перед камерой и с сожалением покачал головой. Гамора, наконец, опустилась в кресло. Ее взгляд был прикован к камере, Питер видел это сквозь пальцы, закрывающие лицо, и она будто сидела перед ним. Он чувствовал нутром, как бешено бьется ее сердце, но в глазах нет ни капли удивления. Гамора словно знала, что подобное снова случится, но в этот раз, видит бог, она не знала всю историю до конца. Она не знала, что он чувствовал, когда пришло то послание, не знала, как он терзал себя, не зная, отвечать или нет. Это был самый сложный выбор в его жизни, и, кажется, он ошибся. – Питер, ты же… – надломленным голосом начала она, но Ракета дернулся перед экраном, и связь оборвалась. Квилл впервые в жизни был ему так сильно благодарен. Питер чувствовал, как внутри него закипает ярость. Не было больше веры в этого чертового Джей’сона, он даже не мог назвать его отцом. Он умудрялся портить единственному сыну жизнь, даже не делая ничего самостоятельно и находясь черт знает где с бандой ошалелых преступников. Единственная женщина, которая верила в него, перестала удивляться таким изменам, друг, к которому Питер привязался, игнорировал его (и Квилл был уверен, что его скрытность о семье – одна из причин). Ничего не могло быть хуже. Ну, только если… Были у жанровых фильмов свои законы – в трепетный и важный момент главный герой слышит то, что ему слышать не следовало, и весь его мир меняется. Питер ненавидел это клише, но когда за его спиной раздался скрежет, его сердце упало. На секунду он закрыл глаза и, понадеявшись на удачу, развернулся. … И он никогда так сильно ненавидел тот момент, когда оказывался прав – Тони стоял в дверном проеме, сжимая в руках свой генератор нано-частиц. – Так я был прав, – тихо произнес Тони, удивленно вскидывая брови. Он попытался прицепить реактор к груди, но, видимо, руки так сильно тряслись, то ли от злости, то ли от разочарования, что он просто засунул его в карман штанов, чтобы не сломать. Питер, наконец, поднял на него глаза. Прав? Он… знал? Или догадывался? Ну, предположить подобное можно было, учитывая, сколько раз Квилл мелькал в межгалактических новостях, сколько намеков было от всех, кого они встречали. Да даже Новы несколько раз чуть не сболтнули лишнего, и лишь то, что Квилл начинал орать на них, останавливало это ненужный словесный поток. Для нормального человека, знающего Питера, такая мысль была бы просто нереальной. Ну, кто он такой? Вор, бывший убийца, Опустошитель, самопровозглашенный Страж. В принцах таких не держат – они все чопорные, как один, высокомерные гады, идеально знающие языки, десятки видов пуль, но ни черта не смыслящие в людях. Питер не знал языков – да и зачем, если был имплантированный переводчик? – не пользовался оружием с пулями, но он знал, когда человек боится, когда грустит, когда счастлив. Он был тем самым принцем, которого полюбил бы народ, если бы знать не оскверняла его имя. – Все было прямо у меня перед лицом, а я этого так долго не замечал, – разочарованно (но скорее в себе) сказал Старк, но Питер отрицательно покачал головой. – Это тот секрет, который и должен быть незаметен на виду. Я не хотел, чтобы ты знал. Чтобы кто-либо другой, кроме Стражей, знал. Это черное пятно в моей жизни. Питер снова развернулся спиной к Тони и закрыл лицо руками. Ему придется рассказать все – полностью, не утаивая даже самых страшных деталей, раз уж теперь Старк знает главное. Были моменты, которыми он просто не гордился, но и были и такие, из-за которых ему хотелось лишить себя жизни. Потому что заслужил. Все те мерзкие вещи, которые он делал под влиянием отца… Такие пятна никогда не отмоешь, и они будут преследовать всю жизнь. – Семью не выбирают, Питер. Тебе нечего стыдиться, – Тони подошел ближе и положил руку ему на плечо, сжимая его. Кажется, он хотел знать больше. «Не сейчас. Пожалуйста, только не сейчас». – Я расскажу тебе. Все, что ты захочешь. Но сейчас… сейчас я должен лететь на Спартакс, – Питер чуть было не сказал «домой». *** Столица встречала корабль первыми звездами на темном небе. Город был похож на Нью-Йорк, каким его видел Питер – шумный, яркий, не засыпающий по ночам. Разве что небоскребов было больше, да военные шаттлы кружили над городом куда чаще, чем в Америке. У Милано не было доступа ни к одной посадочной площадке – чего уж там говорить про королевский порт, их бы даже за большую взятку уличные импровизированные парковки не приняли. Но челнок, никогда не отсоединявшийся от корабля во время пребывания на Спартаксе, никто не видел, так что посадка прошла тихо и незаметно. Оставалось лишь также тихо и незаметно пройти ко дворцу, не привлекая внимания местных «папарацци» или протестантов. На Тони внимания, может, и не обратят, но Питера либо отправят на ненавистный трон, либо на кол посадят, среднего не дано. Благо, посадочная площадка, которая их приняла, была буквально в нескольких минутах ходьбы от дворца. Питер старался не смотреть на Тони, пока они шли, да и сам Старк, кажется, не горел желанием болтать или слушать какие-то жизненные истории. У Питера их было много, и Тони был уверен, что некоторые его еще очень удивят, но даже сейчас, когда он, разбираясь в себе, игнорировал все, связанное с Квиллом, не пытался отвлечься, выпытывая у Питера его проблемы. Гвардейцы – высокие и мускулистые, как на подбор, – заприметили этих двоих издалека, даже не смотря на то, что Квилл нацепил свой старый плащ и шел, ссутулившись, закрывая лицо высоким воротником. Наверное, лицо блудного принца их заставили изучить от и до, чтобы в случае чего не промазать, стреляя ему промеж глаз. А вот в сторону Старка летели недоуменные взгляды, наверняка отчасти из-за того, что он решил облачиться в костюм. Защита ведь никогда не будет лишней, после всего, с чем они сталкивались? – Имя, – выпалил один из гвардейцев, столпившихся у решетки, и тут же получил подзатыльник. Новичок, возможно, но все равно удивительно, что он не узнал Питера. Но тот лишь снял бластер с пояса и практически ткнул гвардейцу в лицо через забор. Ворота распахнули быстро и почти бесшумно. Кто-то попытался остановить Тони под предлогом того, что не его здесь ждали, но после устрашающего взгляда главного гвардейца все быстро заткнулись и пропустили обоих во двор. Тони заметил это сразу – Питер шел недостаточно быстро и уверенно для человека, которому завещали все это богатство, будто был здесь пару раз от силы, да и то годы назад. Может его просто пугала перспектива встретить рассерженную сестру или столкнуться, в конце концов, с последствиями своей двойной жизни. Кому, как не Старку, знать о проблемах двойной жизни? В итоге все равно придется выбирать одну часть своей личности, иногда даже не самую комфортную, либо раскрывать миру обе эти части и (часто безуспешно) пытаться найти баланс. Внутреннее убранство дворца оказалось вовсе не таким, как Тони себе представлял – не было излишнего фарса, как любили делать владельцы замков на Земле, не было этих отвратительных картин в золотых рамах, ваз со свежими цветами, от которых так сильно разило ароматом, что можно было сойти с ума. Даже свет исходил не от огромных люстр и изящных канделябров – видимо, только на земле все было таким жутко пафосным. Во дворце королевской семьи Спартакса преобладали практичность и технологии. Наверное, у них тут были какие-то универсальные источники питания, потому что при работе такого огромного количества приборов ни одна лампа ни разу не моргнула – все было настроено идеально. Такие простые, казалось бы, вещи вызывали у Тони детский восторг, хотя он и понимал, что часть из них не отличается от земных, а другая часть настолько лучше, что не сможет их даже разобрать. – Питер, – произнес тот же голос, что звучал, когда Питер звонил Гаморе. Только в этот раз он был… мягче? Снисходительнее – вот более подходящее слово. Квилл медленно развернулся, вслед за ним и Тони. Сестру Питера Старк представлял совсем не так. Не то, чтобы он вообще до этого дня задумывался о его сестре и ее существовании, но по голосу ему казалось, что это будет дамочка под два метра со светлой-светлой, почти фарфоровой кожей и темными волосами «под мальчишку». На самом же деле у девушки были мягкие черты лица, а кожа оттенком напоминала кофе, слегка разбавленный молоком. У нее были длинные кудрявые волосы шоколадного оттенка, и она почти каждую секунду с раздражением откидывала с глаз одну короткую прядь. Ее форма напоминала гвардейскую, только более стилизованную под женскую, подчеркивающую каждый изгиб тела. На поясе висел огромный длинный меч, и, наверное, одного его вида было достаточно, что внушать врагам страха, она даже не нуждалась в его применении. За спиной развевался светлый плащ, что отличало ее от гвардейцев, у которых его не было, а голову украшала импровизированная тиара, плотно прилегающая ко лбу. – Вики, – тихо произнес Квилл, кивая. – Я знала, что ты сразу же прилетишь. Совет ждет тебя, – она развернулась, и громко цокая по мраморному (ладно, где-то все же был фарс) полу высокими каблуками, устремилась куда-то вглубь зала, и Питер направился за ней. Едва ли в таком коротком диалоге можно было уловить какие-то их чувства друг к другу, но Тони все равно казалось, что голос девушки дрогнул, когда она сказала, что знала, что Питер прилетит. Возможно, она была не такой стойкой, какой ей нужно было казаться, а может у Старка просто появилась чуйка на всех, кто связан с Питером. В очередном огромном зале за столом в форме полумесяца расселось человек пятнадцать минимум, и все они представляли собой именно то, что Тони так не любил – клоуны в плащах с позолотой и надменными лицами. Никто из них явно не хотел, чтобы трон принадлежал Питеру, но и ему явно было плевать на их мнение, он заявил об этом с порога, прогнав стражу. – Итак, друзья, – начал Питер, и Тони ожидал увидеть ухмылку или хотя бы саркастичную улыбку, но Квилл был серьезен как никогда. Судя по всему, этого не ожидала и его сестра, стоящая у двери и сжимающая рукоятку меча. – Давайте проясним одну вещь? Вы во главе с Викторией решили оклеветать меня на всю Галактику, я это понял. Но вы не имели никакого права заявлять, что потребую трон или что-то вроде того. Прости, Вики, – он повернулся к сестре, а затем снова к совету. – Но я думаю, что вы не понимаете, чем ваши козни могут обернуться. – При всем уважении, Питер.., – подал голос один из стариков, сидящих в центре, но Питер вскинул указательный палец, не давая ему продолжить. – Для вас всех я все еще «ваше высочество». Чего бы вы там себе не надумали, мне ваш трон даром не нужен, но я остаюсь законным наследником и вашим принцем. Так что прошу проявить то самое уважение, – Квилл вытащил один из элементарных пистолетов из-за пояса и крепко сжал в руке. Наверное, это была их семейная черта – готовиться к бою, когда им даже и не пахнет. – Вы посадите Викторию на трон. А иначе мне придется напомнить вам, что случилось в прошлый раз, когда вы пошли против моей власти. *** Тони никогда не видел Питера таким – не просто серьезным, а жестоким и угрожающим. Он не знал, что именно произошло, когда у Питера была та самая власть, о которой он говорил, но это было явно не из разряда «всех заобнимал и задарил подарками». Услышав ту историю с мятежом, он даже не был уверен, что все закончилось благополучно, и все остались живы – ведь черт знает, каким был Питер, пока власть ослепляла его. Но он определенно умел пользоваться положением, даже если оно было ему неприятно. Но Тони не мог согласиться с тем, какой выбор он сделал. Каждое слово выдавало тот факт, что он хотел убраться со Спартакса куда подальше как можно скорее, но стоило ли ему так поступать? – Ты должен был бороться, – сказал он, когда они, наконец, вернулись к челноку. Питер резко развернулся и удивленно вскинул брови, делая несколько шагов навстречу Тони. – Извини? – в его голосе прозвучала какая-то неприятная желчь, но Старк мог понять, почему он себя так ведет – вся эта ситуация была сплошным стрессом. – Не мог бы ты повторить? – Ты должен был бороться! – Тони повысил голос, потому что второй своей фразой Питер дал понять, что нарывается на новые проблемы. Это напомнило Тони тот день, когда он посадил челнок на Ригеле и ушел грабить древний храм. Общего, вообще-то, было мало, лишь сама суть – Питер встречается лицом к лицу с проблемой, которую боится решить неверно, и уходит в отрыв, ведя себя как настоящий придурок. Наверное, стоило ему напомнить, каким идиотом он мог быть. – За что? И зачем? За планету, которой правил кретин, из-за которого убили мою маму? За планету, где рядом с властью сидит вот такая шайка, которая думает лишь о деньгах? Здесь все прогнило, и не за что бороться. – За народ, Питер. Эта шайка тебя боится не просто так – они знают, что если бы ты был на троне, они бы полетели в ад, а тебя люди обожали бы. А ты просто так отдал им всю империю на растерзание, – Тони покачал головой. Питер тяжело вздохнул и отвернулся, поднимая руки в жесте «за что мне все это?». Одна часть его, закрытая на тысячу замков в углу разума, понимала, что в словах Тони есть доля правды. Он мог бы стать хорошим королем, потому что видел немало дерьма в жизни, и знал, с чем могут сталкиваться простые люди. Знал, как и чем им можно помочь. С таким королем, наверное, не было бы даже проблем с преступностью – он и сам бывший преступник, а они своих не трогают, разве нет? Но другая, разочарованная в этом месте, сторона отрицала любую возможность контакта со Спартаксом. Он же поклялся Гаморе… и все равно оказался здесь. – Виктория росла во дворце, она знает эту систему. Она была права – я не король. Я вор и мошенник, я Страж. Не нужно бороться за то, чем не сможешь воспользоваться и распоряжаться, как надобно, – он перевел дух и ступил на первую ступень челнока, но Тони не двинулся с места, чем снова привлек его внимание. – Мой отец был настоящим уродом. Когда я впервые встретил его, я ждал, что он извинится, постарается наладить отношения, а он делал из меня свое подобие, издевался над Вики и, кажется, ничуть не жалел, что женщину, которую он вроде как любил, убили по его вине, а его сын рос с бандой Опустошителей! Он… – Так вот в чем дело! – ахнул Тони, и Питер нахмурился. – Все дело в твоем отце, да? Ты ведешь себя так, будто весь мир растерзал твоего любимого котенка, но на самом деле это отец сыграл на твоих эмоциях, и продолжает играть до сих пор! – Что ты… – Каждое твое действие, каждое твое слово, каждый выбор – то, кем ты стал, - это влияние твоего отца на тебя. И все, что ты делаешь, чтобы избавиться от этого, – лишь предлог, чтобы привлечь его внимание, – Квилл отрицательно качал головой, но его испуганному взгляду Тони понял, что он давит на больное. Он был прав, на все сто процентов, но сам Питер еще не до конца это осознавал. – Прекрати! – Ты ведешь себя как маленький упертый ребенок, который не умеет пользоваться тем, что ему дают, но и получить желаемое он тоже не может. Поэтому у тебя столько проблем, Питер. Ты всего лишь обиженное дитя! – Тогда какого черта ты возишься со мной? – закричал Питер, в один момент оказываясь напротив Старка и тыча пальцем ему в грудь, туда, где был реактор. «Скажи ему!» - молило сердце. «Не смей открывать свой рот!» - вопил разум. Тони всегда руководствовался велениями сердца, но в такой ситуации оно было бесполезно. Ему нужно было стать жестким, сосредоточенным, чтобы привести Питера в чувство, не сломав ему при этом челюсть или не продырявив лазером насквозь. Разум стоял превыше всего, превыше любых чувств. – Потому что ты упрямый как баран! Поэтому ты проиграл все свои деньги на спутнике, ведь боялся оказаться рядом со Спартаксом, поэтому ты оставил меня на Дивьене, когда получил письмо от совета, поэтому ты ограбил храм на Ригеле, чтобы доказать папочке, что ты не избалованный никчемный принц, и поэтому ты не взял коды к кубу у Космо! Питер опешил. Он отшатнулся назад к кораблю, и только через минуту молчания и пугающе пустого взгляда Квилла Тони понял, где он прокололся. Он так и не рассказал ему, что забрал у Космо свитки и пытался расшифровать их, хотя Питер наотрез отказался их брать. По крайней мере, теперь это было объяснимо – куб был напрямую связан с Джей’соном, а Питер якобы не хотел иметь с ним ничего общего. – Почему ты сказал про коды? – но Тони нечего было сказать. – Отвечай! Ты забрал их, да? Питер мотал головой, словно пытался стряхнуть все это бремя, резко обрушившееся на него, но с каждым разом, каждым словом становилось лишь хуже и хуже. Эта идея с самого начала была провальной – брать с собой Тони, который много лет провел бок о бок с Капитаном Америка – символом честности, правильности и тому подобного. Нахватался у него своих моральных устоев и пытался привить их мошеннику – провальная, однако, идея. Да, может Квилла убили бы на первой же планете, если бы не Старк, но разве он и не из таких передряг выбирался? – Ты забрал их? Ты не знаешь, во что лезешь, Тони, – со злобой произнес Питер. – Ты берешься за то, с чем не сможешь совладать, но даже не смей просить меня о помощи, когда найдется кто-то, кому эти коды будут нужны. Знаешь что, Старк? Пошел к черту. Он поднялся на корабль и закрыл люк прежде, чем Тони успел произнести хоть слово. Двигатели запустились на полную мощность, и челнок поднялся над землей, отражая разноцветные огни города на металлических панелях. А Тони так и остался стоять посреди посадочной площадки, наблюдая, как в ночном небе исчезает человек, который был ему другом.