***
Весть о том, что совет магистров наконец-то решил собрать добровольцев не только для экспедиций на поверхность, но и для создания полноценных наземных городов, облетела убежища за считанные часы. В каждом бункере появились своеобразные вербовочные пункты, в которых все желающие могли пройти запись в тот или иной отряд, после чего направлялись на курсы подготовки выживания в агрессивной среде. Отсеивались только самые молодые жеребцы и кобылы, а также птенцы из числа крылатых хищников, ну и специалисты, необходимые для поддержания стабильного уровня жизни убежища. Основной массой рабочих, которые должны будут заложить первые камни фундамента новой Блэксендии, ожидаемо стали перевертыши как самые многочисленные и неприхотливые члены общества. Друидам и некромантам предлагался выбор из нескольких должностей в зависимости от направленности дара: инженеры, садоводы, артефакторы, охранники и чистильщики. Грифонов почти поголовно на вербовочных пунктах сразу же записывали в охранные отряды. Лишь некоторым крылатым хищникам удалось получить иные должности, но для этого пришлось продемонстрировать по-настоящему незаурядные способности. Каждому добровольцу надлежало пройти строгое тестирование и инструктаж, после чего на складах выдавались симбиотические скафандры с элементами навесной брони и оружием. Зебрам, не проявившим какого-то яркого таланта, предлагалось получить тяжелую броню из железного дерева с усилителями в виде искусственных мышц, чтобы поступить в ряды чистильщиков. Бурлящая деятельность, заставившая жителей подземных убежищ скинуть с себя пелену вялости и безнадежности, на первый взгляд была совершенно бессмысленной, так как информация о каждом гражданине Блэксендии и без того имелась в архивах в достаточном объеме. Однако же, устраивая все это шоу с вербовкой, Жизель преследовала сразу несколько целей: отвлекала пони, зони, грифонов и зебр от текущих проблем, лишала лидеров молодых фракций большей части сторонников, позволяла порядком проржавевшему бюрократическому аппарату снова набрать обороты, давала время своим подчиненным прийти в тонус и настроиться на рабочий лад. Не стоило так же забывать, что даже те жеребцы и кобылы, которые во времена Мозенрата служили в армии, вполне могли позабыть о том, как пользоваться современной техникой, оружием и броней, не говоря уже о необходимости освоиться с последними разработками в области артефакторики. Проводя аналогию, можно было сказать, что Блэксендия, как машина с неэффективным паровым двигателем, разожгла в остывшей топке котел и теперь на холостом ходу нагнетала давление, чтобы после этого резко стартовать. При этом все магистры, участвовавшие в подготовке, надеялись, что колеса не сломаются в самый неподходящий момент и дорога, по которой предстоит ехать, не окажется слишком неровной…***
Сон был долгим и запутанным, порой события в нем ускорялись или замедлялись, а иногда повторялись или вообще шли в обратном порядке. В том, что все эти мелькающие картинки — сон, она почему-то совершенно не сомневалась, хоть и не понимала, откуда взялась подобная уверенность. Кем она являлась? Безымянная не могла дать точного ответа на этот вопрос, но чаще всего в ее сне фигурировала желто-черная полосатая крылатая кобылка, с которой получалось себя ассоциировать. «Большая черно-белая и полосатая… улыбается и качает маленькую желто-черную на передних ногах… Что-то говорит и смеется». «Маленькая желто-черная, путаясь под ногами у большой черно-белой, по коридору идет в сторону большой комнаты, где много больших черно-белых и маленьких цветных». «Желто-черная и крылатая уже не такая маленькая, берет из копыт большой черно-белой совсем маленького черно-серого однорога… Маленький однорог укусил крылатую за ухо… Больно? Нет, не больно. Щекотно? Да, щекотно и весело». «Подросшая маленькая желто-черная и крылатая, летя под потолком коридора, видит маленького черно-серого и рогатого… Спикировав на жеребчика, стискивает его передними ногами… Улыбается». Ей казалось, что все эти моменты очень важные. Однако она не могла понять, почему именно для нее так ценны эти… воспоминания? «Взрослая желто-черная и крылатая стоит на ровной площадке перед большим черно-белым, одетым в какие-то тряпки… Жеребец что-то говорит, что сильно расстраивает желто-черную, но она старается этого не показывать… лежит под одеялом, свернувшись клубком, закрывает мордочку передними копытцами и крыльями… Плачет? Почему плачет? Больно? Да, больно. Но не телу… Больно в груди». Чем дольше шли воспоминания, тем более странными, страшными и запутанными становились показываемые ими картинки. Иногда она видела взрослого черно-серого и рогатого, при встречах с которым желто-черная крылатая радовалась и вела себя… странно. «Желто-черная — самка, черно-серый — самец. Может быть, она хочет завести с ним потомство? Нет… Не хочет… Тогда зачем ведет себя так… подстрекательски?». На многие вопросы воспоминания помогали найти ответы, только вот из-за этого возникало еще больше вопросов, от которых хотелось попросту спрятаться. А в какой-то момент, когда перед мысленным взором появлялся летающий минотавр, стреляющий красными лучами, все обрывалось и возвращалось к самому началу, где были большая черно-белая и совсем маленький черно-серый с рогом. «Большая черно-белая… добрая… заботливая… Мама? Да, правильно… Это мама. Чья?». С каждым разом воспоминания становились чуть более четкими и подробными, но при этом все равно обрывочными, словно бы кто-то грубо вырвал целые куски. Ей отчаянно хотелось остаться в самых ранних воспоминаниях, когда рядом были мама и маленький черно-серый с рогом и не происходило ничего плохого и страшного… Только вот память упорно гнала вперед, к тому, что с чистой совестью можно назвать кошмаром наяву. «Не хочу… Прекратите это… Мама… Мама… Мама, где ты?» Иногда появлялось ощущение, будто бы сон готов вот-вот прерваться. Но она совсем не хотела просыпаться и всеми силами цеплялась за ускользающее ощущение, вновь и вновь возвращаясь к самому началу, желая узнать и увидеть больше. Ей очень хотелось услышать имя… свое имя. Это казалось очень-очень важным. Словно бы, если она услышит свое имя, все сразу же встанет на свои места… И она ждала… Ведь ей некуда спешить.