И все-таки Майкл

      Начало октября приносит с собой затяжные дожди. По утрам Лондон стоит в пробках, и теперь нам с Майки, чтобы успеть в школу к девяти, приходится вставать еще раньше.       Бужу его в семь. В детской промозгло и влажно. Майки сидит на кровати с закрытыми глазами, засунув одну ногу в штанину форменных брюк.       — Не хочу одеваться, — канючит он. — Не хочу в школу.       — Я тоже не хочу в школу, — говорю я, и он от удивления приоткрывает один глаз. — Но надо.       Майки снова зажмуривается и протяжно, по-кошачьи стонет. Плюнув на все правила воспитания, сажусь перед кроватью на корточки и сам натягиваю ему брючки и носки. В конце концов, ему всего пять.       — А ты ходил в школу? — спрашивает он меня, пока я вытряхиваю его из пижамной кофты и надеваю вместо нее рубашку.       — Ходил, — отвечаю я почти сердито: пуговки на рубашке мелкие, как аскорбинки, и застегивать их невероятно трудно. — Только это было не в Лондоне, а в Глазго.       — Это где бабушка?       — Да, там живет бабушка Лиза.       — Мешаются! — вдруг кричит он, и я вздрагиваю. — Носки мешаются!       Он притягивает к себе одну ногу и пытается содрать с нее носок.       — Что не так?       — Резинка тугая! — он почти плачет. — Давит! Мешается!       Перехватываю его ладошки, пока он не успел стянуть носки, и заглядываю в глаза, стараясь говорить как можно мягче:       — Майки, послушай. Вчера ты был в этих же носочках, и тебе ничего не давило. Может быть, мы немного подождем, и ты привыкнешь?       — Нет! Она тугая!       Отпускаю его руки, и носки тут же летят куда-то в угол.       Дышу. Глубоко дышу. Ему всего пять.       — Хорошо, — я осторожен, как агент ФБР на переговорах с террористами. — Давай возьмем другие.       Иду к комоду, роюсь там и нахожу две пары.       — Голубые с жирафами или белые с Человеком-пауком? — ответ я знаю заранее, но если не дать Майки возможность выбора, эпопея с носками затянется еще на полчаса, а мы и так рискуем опоздать.       — Человек-паук! — вопит он восторженно.       Носки на месте. Я надеваю на него жилет. Майки недовольно поводит плечами.       — Колется! — заявляет он       — Нисколечко не колется! — ору я. — Это самая мягкая жилетка в мире! Она из шерсти... шотландских барашков. А знаешь, что едят шотландские барашки?       — Что? — он моментально успокаивается и смотрит на меня так, будто сейчас я покажу классный фокус.       Так, быстро вспомнить что-то мягкое...       — Облака, — придумываю я на ходу. — И зефир. И сахарную вату. А еще крем-суп из брокколи и рисовый пудинг, и...       — И сливочное мороженое?       — И сливочное мороженое, да. Вот поэтому у этих барашков очень мягкая шерсть. Когда они вырастают, их стригут и вяжут лучшие на свете школьные жилетки.       Майки смотрит на свой жилет влюбленными глазами.       — Я никогда-никогда не буду его снимать, — шепчет он.       — Вот и отлично. А теперь пойдем надевать ботинки.       — Но я хочу какао, — Майки поднимает на меня невинный взгляд.       Чертыхаясь вполголоса, иду на кухню, грею молоко в микроволновке, второпях сыплю туда три ложки «Несквика». Когда я возвращаюсь, он крепко спит, забравшись под одеяло прямо в школьной форме.       Фассбендера я могу теперь не избегать и потому сегодня провожаю Майки до дверей класса. Мисс Брайт машет мне рукой и подходит, ловко прокладывая себе путь в галдящем море детских голов.       — А вас директор хотел видеть, — говорит она. — Это по поводу Хэллоуина.       — О, да, конечно, — я стараюсь казаться воодушевленным. — Прямо сейчас и зайду к нему.       — Так здорово, что вы согласились возглавить актив, — мисс Брайт улыбается. — Между нами говоря, ваша предшественница на этом посту не очень хорошо справлялась со своими обязанностями. Вечно пропадала на работе, а школой почти и не занималась. Но вы, я уверена, найдете время. В деток надо вкладывать всю душу, ведь так?       — Еще как! — отвечаю я с жаром. — Вы совершенно правы. А что, этот вот актив и Родительская ассоциация... много времени они отнимают?       — Нет, не очень, — мисс Брайт задумывается. — Актив проводит собрания раз в неделю. Иногда чаще, если обсуждается что-то важное. Бывает еще, что нужно куда-нибудь съездить — купить цветную бумагу, например, или заказать сладости к празднику, найти фотографа или аниматоров. Но это обычно родители делают по очереди.       М-да... Поднимаясь на второй этаж, я в красках представляю свой разговор с Грэхэмом: он сурово вопрошает, почему я снова опоздал на репетицию, а я в ответ рассказываю, что закупался цветной бумагой и пек булочки для благотворительной распродажи, ведь мне очень важно наладить отношения со своим бывшим любовником, которого я когда-то втянул в секс-скандал.       Захожу в кабинет Майкла. Он сидит за столом и вырезает из бумаги тыкву. Я тихонько кашляю, и он поднимает голову.       — Что ты делаешь? — спрашиваю я.       Он смотрит на ножницы в своей руке взглядом одновременно беззащитным и полным раздражения.       — Подбираю образец, — он слегка морщится. — Надо найти самую лучшую тыкву из тех, что я скачал в Интернете, а потом раздать трафареты по классам — пусть рисуют, вырезают и делают гирлянды.       — А тыквы обязательно должны быть одинаковые? — я присаживаюсь на стул. — Сколько у тебя тут их? Пять? Вот и раздай по разным классам.       Майкл задумывается на мгновение и кивает.       — Хорошо. Так и сделаю. Я, кстати, поэтому тебя и пригласил. Есть время? Нужно обсудить подготовку к Хэллоуину. Развлечения, угощение, напитки и все остальное.       — Предлагаю Брэдбери и сидр, — быстро говорю я, и Фассбендер вздрагивает.       Да, тот Хэллоуин был хорош: мы валялись на диване у него в гостиной, пили сухой яблочный «Баджер», я читал «Что-то страшное грядет», а Майкл готовился к лекции.       Я знал, что он вспомнит.       — Позову-ка я своего заместителя по внеучебной работе, — Фассбендер хватается за трубку телефона. — Думаю, втроем нам будет гораздо легче... придумывать.       Я подавляю разочарованный вздох.       ***       Обожаю Хэллоуин.       Я стою на галерее, поверху опоясывающей актовый зал в школе «Дансфилд». Внизу резвятся полторы сотни детей от пяти до десяти лет: все они в костюмах ведьм, скелетов, мертвых пиратов и призраков. Кто-то самозабвенно танцует, кто-то пытается ухватить ртом яблоки из огромного бака с водой, в дальнем углу учитель химии устроил шоу мыльных пузырей, а остальные преподаватели показывают, как делать маски в виде летучих мышей и оскаленные светильники из миниатюрных тыковок. Столы ломятся от яблок в сиропе, сахарных черепов, пиццы и сладких пирогов.       Рядом со мной стоит Фассбендер, и я чувствую, что и ему все это страшно нравится.       Но главное — я уговорил его надеть костюм!       Ей-богу, сам не понимаю, как мне это удалось. Но за те четыре недели, что шла подготовка к Хэллоуину, мы виделись с Майклом, наверное, раз десять, а еще без конца переписывались. («Нужно срочно найти украшения для зала в виде паутины» — «Ок, принято. Яблоки я купил, когда их привезти?») И кажется, что он уже почти не злится. По крайней мере, сейчас, разговаривая со мной, Фассбендер не морщится так, будто у него болят все его сто тысяч зубов разом.       Конечно, я не мог не воспользоваться этим. На полноценный костюм он так и не решился, но кое-какие детали... Темно-серая шелковая рубашка, например. И клыки во рту. И черная полумаска, которую Майкл, к сожалению, почти сразу снял, и теперь она болтается у него где-то под подбородком. Зато я оторвался по полной — я не директор, мне можно. Воспользовался нашей костюмерной и пришел в образе из «Интервью с вампиром»: тут и клыки, и расшитый жилет, и роскошный камзол, и даже парик — длинные волосы, убранные сзади в хвост. Чувствую себя просто офигенно.       Правда, с музыкой я немного промахнулся.       О том, что деткам на празднике нужен саундтрек, я вспомнил в последний момент — по дороге в школу. Ладно, на Эберн-роуд нашелся музыкальный магазинчик, где я откопал какой-то сборник под названием «Хэллоуин» с рисованной обложкой и пометкой «Kids’ Halloween Party». В школе я сунул его учительнице музыки, которая была у нас вместо ди-джея, и после вступительной речи Фассбендера дал знак врубать на полную громкость.       В общем, открывала этот сборник Highway to Hell.       И нет, не кавер в стиле детских вечеринок, а самая что ни на есть оригинальная запись.       За ней последовали саундтрек из «Семейки Аддамс», Bang Bang из «Убить Билла» и — вишенкой на торте моего позора — Toxic Бритни Спирс. А я-то надеялся, что смогу обеспечить народ глубокой, загадочной, мистической музыкой в духе Дэнни Эльфмана.       В свою защиту могу сказать, что пунш в меню напитков я добавил не зря: к концу вечера учителя на музыку уже почти не обращают внимания, наоборот — мисс Брайт, например, очень лихо отплясывает под Gorillaz и, кажется, даже подпевает. Я смотрю на Майкла: тот едва заметно кивает головой в такт. С его-то сдержанностью это можно приравнять к самому отвязному на свете танцу. Заметив мой взгляд, он фыркает и отворачивается.       Около восьми вечера детей начинают забирать: родители по одному пробираются в зал, пытаясь отыскать среди этой дьявольской своры своих отпрысков. Замечаю Джесс и машу ей рукой, указывая на Бобби Мэя, который стоит возле стола в костюме толстенького черного кота и уплетает пирог. А потом я вижу, как к лестнице, ведущей на галерею, решительно пробирается Вера Вудвилл — та самая, с которой мы познакомились еще на родительском собрании.       — Только не это, — бормочет Майкл, и я поворачиваюсь к нему.       — Что такое? — шепчу я.       Он показывает глазами на Веру.       — Эта мама из вашего класса... просто кошмар, — Майкл вздыхает. — Каждую неделю приходит с очередным «рациональным предложением». То ей веганское меню в столовой подавай, то уроки по йоге, то еще что-нибудь такое же... сложно выполнимое.       Вера подходит к нам. На ней изысканный белый свитер из тонкой шерсти и идеально сидящие черные брюки. Плечи воинственно расправлены, нос вздернут, стекла очков сияют ледяным блеском.       — Добрый вечер, мистер Фассбендер, — говорит она холодно. — Чудесный праздник получился у вас сегодня.       — Спасибо, — голос Майкла звучит не менее церемонно. — Но это не только моя заслуга, мне помогали родители.       — О да, я наслышана, — Вера смотрит на меня. — Значит, это вы у нас теперь председатель актива и член Родительской ассоциации?       Я успеваю лишь кивнуть, и тут она бросается в атаку:       — Мистер Фассбендер, я вас решительно не понимаю, — глаза ее сверкают. — Позвольте напомнить, что я не раз подчеркивала свою готовность занять этот пост. Я была идеальным кандидатом! У меня есть связи, амбиции... ум, в конце концов! Но вы отмалчивались до последнего, и что в итоге? Интересы школы представляет этот... безработный актер!       У меня отвисает челюсть. Нет, не из-за «безработного актера». Мне вообще сейчас плевать на Веру. В голове только одна мысль: Майкл говорил, что никто не хочет быть председателем. Выходит, это не так?       — Я разочарована, мистер Фассбендер, — чеканит тем временем Вера. — Я намеренно не хотела высказывать вам свои претензии до сегодняшнего праздника, так как надеялась, что мистер Макэвой со всем справится. Но что я вижу?       — И что вы видите? — эхом откликается Майкл.       Она обводит зал жестом, полным презрения.       — Я вижу... вакханалию! Эти жуткие костюмы, эта дикая музыка. А угощение? Сплошные углеводы! Даже яблоки вы умудрились облить сахаром. Я уж не говорю про... алкоголь!       В этот самый момент на всю школу вновь гремит Highway to Hell. Краем глаза я вижу, как наша мисс Брайт трясет головой и играет на невидимой гитаре. Она в полном экстазе.       — А по-моему, очень веселый получился Хэллоуин, — отвечает Майкл невозмутимо. — Пунш, кстати, отличный. Не хотите стаканчик?       — Мне тоже кажется, что праздник удался, — я улыбаюсь Вере, ненароком демонстрируя клыки, и она отшатывается. Лицо ее искажается.       — Клоуны! — гневно выплевывает она, разворачивается и бежит вниз, грохоча каблуками по ступенькам.       Мы с Майклом переглядываемся, и он наконец-то мне улыбается.       Обожаю Хэллоуин!       После праздника мы выходим из школы втроем: два уставших вампира и маленький Дэдпул. Майки то и дело поглядывает на своего директора — с опаской и интересом, как на диковинного зверя, мамонта там или диплодока. На улице темно, с заднего двора школы остро и горько пахнет опавшей листвой. Фассбендер открывает свой зонт-трость — темно-серый, с отполированной ручкой под дерево, — и дождь упруго стучит по его натянутому куполу.       — Где твоя машина? — спрашиваю я, когда мы оказываемся за воротами.       — Сегодня я на метро.       — Тебя подвезти?       Майкл смотрит на меня и молчит — видимо прикидывает, как бы повежливее сказать «Нет».       — Не отказывайся, — я словно невзначай дотрагиваюсь до его плеча. — Ты весь день на ногах, до метро два квартала, а на улице дождь.       И он сдается.       Мы садимся в машину: Майки назад, в свое кресло, Майкл вперед, рядом со мной. «Жук» медленно скользит по вечерней Хэллоуэй-роуд, расцвеченной сигнальными огнями соседних авто, дворники смахивают капли дождя с лобового стекла. Мы молчим. Не знаю, о чем там думает Фассбендер, а я отгоняю непрошеные воспоминания восьмилетней давности, такие же дождливые и полные огней. Разве что за рулем тогда был он, а не я.       Раздается мелодичная трель, и Майкл лезет в карман пальто за телефоном. Я моментально напрягаюсь, накручивая себя так, что почти слышу его «Привет, детка», но вместо этого он обсуждает с кем-то школьных инспекторов отчеты и грядущую проверку.       — Наверное, трудно руководить школой? — спрашиваю я, когда разговор заканчивается.       Майкл в ответ пожимает плечами:       — Мне нравится. Сложно конечно — особенно когда нужно снова и снова доказывать, что мы соответствуем всем стандартам и не зря занимаем свою строчку в рейтинге. Но зато не скучно.       Он говорит о своих учителях, о том, как они выдерживают повышенную нагрузку, как бесконечные инспекции загоняют их в жесткие рамки, о детях — как здорово бывает следить за их ростом, но потом спохватывается и начинает задавать вопросы мне. Кажется, ему и правда интересно узнать, чем живет «Пилигрим», и я рассказываю о репетициях «Калеки», и, конечно, обещаю, что непременно приглашу его на премьеру.       — Два билета? — спрашиваю я, и внутри разливается стыдливое тепло, когда он отвечает:       — Нет, одного достаточно. Даже не знаю, кого бы я мог пригласить.       На очередном перекрестке я еду прямо, и Майкл вдруг спрашивает:       — Ты куда?       — А ты разве не живешь уже в том пафосном районе? — уточняю я.       — Нет, я перебрался в Камден.       — Классно, — я соображаю, как выстроить новый маршрут. — Мы тоже. Правда, дом старой постройки, но зато недорого. А твоя квартира где?       Майкл называет адрес.       — Так мы почти соседи! — радуюсь я.       — Знаю, — отвечает он.       — А, точно, это же есть в личном деле. Ну... Заходи как-нибудь на чашку кофе, сосед.       Не вижу сейчас его лица, но у меня четкое ощущение, что Майкл смотрит на меня как на придурка.       — Ладно, проехали, — говорю я.       Он молчит.       Я останавливаюсь на очередном светофоре, и Майкл вдруг поворачивается ко мне.       — Спасибо, — говорит он. — И за то, что подвез, и за помощь с праздником. По-моему, получилось очень хорошо.       Я ухмыляюсь.       — Все дело в пунше, с ним любой праздник становится в три раза веселее. Слушай, а почему ты сказал, будто никто не хочет быть председателем актива? Вера вон как, оказывается, рвалась.       Майкл фыркает.       — Только не Вера! Я бы тогда не выдержал и сбежал из школы.       Странно, но я почему-то разочарован. На мгновение мне показалось, что Майкл именно меня хотел бы видеть на этом посту, а на самом деле он просто выбирал меньшее из двух зол.       — А еще претенденты были? — спрашиваю я.       — Ну... была парочка, — он смотрит в окно. — Такие же сумасшедшие мамаши.       Настроение снова ползет вверх.       — И что там дальше по плану? — сейчас мне кажется, что я готов свернуть горы. — Рождество?       — Да, но до него еще нужно организовать благотворительную ярмарку, — теперь очередь Фассбендера ухмыляться. — Выдержишь?       — С тобой — легко, — отвечаю я.       Когда я торможу возле его дома, Майкл снова произносит свое бесконечно вежливое «спасибо» и хватается за ручку двери.       — Увидимся в школе, — я киваю ему. — Майки, скажи дяде директору «до свидания».       — До свидания, дядя директор, — тянет он нараспев, зевая, как львенок, и Майкл снова улыбается.       На следующее утро я просыпаюсь поздно. Судя по теплому желтому свету, льющемуся в щели между занавесками, дождь кончился, и суббота обещает быть солнечной.       У меня стояк, но сегодня я его не игнорирую. Медленно пробегаю пальцами вдоль члена, а левой рукой нашариваю под подушкой смазку. Все заканчивается быстро и резко, и, конечно же, в эти мгновения в голове у меня — один сплошной Фассбендер.