Sanguis Sanctus

Тучи рассеялись, обнажив тонкий лунный серп. "Первым однорукая Дочь Ночи перевязь для снопов разрежет, вторым — урожай соберёт", — говорили в Степи. Что значило: всему своё время. И посеву, и приготовлениям, и жатве. Не созрели ещё плоды, но придёт срок. Даниил спал и впрямь беспокойно. Звал во сне то Артемия, то Клару, хоть кого-нибудь, пусть даже грозного, но бессильного Полководца, пусть даже коварную, но отчаявшуюся Инквизиторшу... Будто в этих кошмарах снова был в Городе, лицом к лицу со своим извечным врагом, совсем один. А порознь им было бы ни за что того не одолеть. Это Бурах знал точно. Данковский восстановил его доброе имя, снабжал бесценными сведениями, помог бежать из плена, помирил со Стахом... И Артемий не остался в долгу: спас его от Песчанки, отдав одну из первых панацей, вытащил потом из когтей "солдатской болезни", убедил не сдаваться и довести временную победу до полной. Так что ему всего лишь сон? — Гурат, Мар Бодхо, ойнон гхэйне лат, — прошептал он, сложив обережный знак. Веки Даниила дрогнули. — Говорите, нет у меня сердца... — еле разборчиво пробормотал тот. — Так вот... принёс... ещё тёплое... бедная девчонка, кровь, сколько крови... Обыкновенный лунатизм, сказали бы другие. В самом названии — старое суеверие, но ничего не бывает просто так. И Гаруспик уже давно чуял, что в этом городе творилось что-то глубоко неправильное. Иначе призраки прошлого не осаждали бы Бакалавра с такой настойчивостью. Вместо Степи здесь — лес. Гладь холодных озёр, туманные болота, каменные пещеры, тёмные чащи. Не его стихия, но тоже Земля, древняя и мудрая. И словно не он обратился к ней, а она к нему. Болью и страхом откликнулась в ответ. Позвала своего Служителя. Улицы в Ярнаме скованы камнем мостовых, в тусклом свете фонарей блестящих после дождя. Клочок земли — лишь на заднем дворе. Вместо горькой твири — белые цветы, в ночи разлившие призрачный шлейф сладкого дурмана. Почва чёрная и влажная, как раз, чтобы острый конец кости-удэя оставил глубокий след. — ...Раг тэр мгханну, как острый лунный серп вырезает чадо демона из чрева женщины, как кровоточит закатом небесный свод, распоротый рогами Боса Туроха... Дикие травы, последний раз слышавшие подобное долгие века назад, прекратили перешёптываться на ветру и прислушались. Потянули древнюю силу из самых глубин, из узловатых корней старых деревьев, из забытых подземелий... Запах железа и морской соли. Запах крови. Артемий насторожился: кто-то проводил ритуал одновременно с ним. Ещё отец предупреждал его, как это опасно. Нельзя переплетать Линии. Но нельзя и обрывать, если уже начал. И они с неведомым соперником продолжали перетягивать волю. Один к земле — другой к небу. Жар недр и холод звёзд, исцеление и яд, кость и металл... "По рукам узнают их..." — краем сознания ухватился он за слова, непоколебимые, выгравированные в памяти. "По глазам отличают их..." — ответили бесчисленные зеркала, насмехаясь над ним. В пустой комнате Даниил вздрогнул и сжал край грубого покрывала, не просыпаясь. В Соборе его ждали, но не Инквизитор и не Дора с Маратом. Человек, охваченный пламенем, медленно повернулся к нему. Белые одежды обугливались и чернели. — Вы же врач, Данковский, — прохрипел он. — Так спасите меня... Когти вцепились в рукав пальто. Запах палёной плоти стал невыносим. Стараясь не смотреть на его лицо, Даниил вырвался и отшатнулся. Но это был уже не Собор. Живое сердце Города – Театр, храм полночных мистерий. И привычная извращённая картина: ряды мертвецов, рассаженных вокруг сцены. Идеальная публика: не критикуют, не отвлекаются, не нарушают тишину перешёптываниями. — Марк? — позвал Бакалавр. — Хотя бы ты можешь мне объяснить, что происходит? Да, когда они виделись в последний раз, Даниил в сердцах назвал его самим дьяволом. Бросил эти слова прямо в ухмыляющееся лицо с надеждой никогда больше его не увидеть. Но теперь он готов был ухватиться за что угодно, лишь бы сбежать из этого безумия. Стоявший в центре оглянулся. Нет, не Бессмертник. Но и его Данковский уже где-то видел. — Рановато вы пришли. У нас ещё только репетиция, — ядовито улыбнулся тот. — Но вы оставайтесь. Настоящее представление начнётся очень скоро. Марионетки подвешены, маски надеты, полночь близко. Прошу, садитесь. У нас как раз остались места. Чумные трупы, все как один, повернули головы в его сторону. Одно из их кресел действительно было свободно. ...Пошатнувшись и выронив удэй, менху пришёл в себя. Нить таинства была безнадёжно упущена. Но и он, похоже, тоже прервал чей-то ритуал. Тёмное, дурное колдовство, режущее против Линий и сшивающее то, что не должно быть соединено — божественное и звериное, явь и сон... Их было много, а он — один, и всё же тягаться со Служителем они не решились. Бакалавр продолжал дремать, ни о чём не подозревая, но впервые за долгое время дышал спокойно. Пусть временно, но кошмар отступил.