Кот-чиновник и полосатый дракон

Правление императора Ань-ди. Восьмой год эры Дабао. Цзиньлин. Усадьба светлейшего Линь-хоу. «Набрал себе красоток: иных даже от мужей сманил! Небось, и бьет их. Детей толпа. Сам уже немолодой, толстый, одевается ярко, как его певички. И выговор смешной. Живет в какой-то северной дыре, куда солнца лучи не доходят. Три захудалых лавчонки там держит, а гонору — словно у Ши Чуна [43]. Словом, мелкая сошка, рваная шапка. И такой-то еще удумал меня в младшие жены звать. Захотелось вороне лебединого мяса!». Что-то Хуннян на дядюшку Бао взъелась! [44] Может, оговорили? Не верится, чтобы он собрался ее в младшие жены сватать. Дядюшка все заранее выведывает. Как про меня в свое время выведал. Я, помню, всего-то подумала: что за забавный маленький толстячок у хоу сидит? Он на меня глазом зыркнул и продолжил хоу почтительно докладывать что-то про торговлю с Юй. А через пару дней объявился. Сказал: мы с вами, барышня Пань, земляки. Наши прадеды, если даже и не ели из одного котла [45], так точно учеником и учителем друг другу приходились [46]. И про Таошуй, и про освобождение семьи от налогов откуда-то уже вызнал. Потом батюшке помог на ноги встать. Тот его едва ли не как небожителя почитает. И боится как небожителя. А уж про три захудалых лавчонки — и вовсе пальцем в небо. У дядюшки Бао в долговых книгах всё Сяньчжоу и пол Чанъани! А что одевается как молоденький, и говор северный такой густой, что хоть ножом режь, ну, так все вокруг считают — он безобидный, вроде тех неотесанных северян, каких любят на подмостках представлять. Вот и Хуннян попалась. Решила, что он действительно с котовьей травой к хоу явился! Я ее разубеждать не стану. Сама разберется. Да и засиделись мы, пора расходиться. Как там маленький господин Ламэй [47]? Он у нас шустрый: стоит отвернуться — и все, пропал, ищи потом по всей усадьбе. Как-то управятся без меня? Кто ему будет на ночь северные песни петь? Кто сказки рассказывать про фею «Как пожелаешь»? Как он потом на Новый год со связкой монет бегал — веники искал, кидал и кричал «Жу-юань!» [48]. И смеялся. И кто меня будет «Чу-у-ня» называть? Понимаю, что драгоценная княжна по доброте своей позаботилась о моей судьбе. Хуннян, как услыхала, сказала: меньше, чем на пятый ранг не соглашайся! И только законной супругой, а то будешь в младших женах маяться. Сама знаешь! Знаю. Уж до чего княжна добра и справедлива, и то порой не выдержит и уколет. А ты терпи, кланяйся и покорствуй. А дядюшка Бао преподнес благовоние листа фасоли [49]. Сказал: пригодится на подарки внутренним вельможам [50]. Все-то он знает: и выражение благородное, и в чем у евнухов нужда! Доброта княжны безбрежна как море, но все равно боязно! Дворец же! Пусть даже государь, как добродетельные древние императоры, отослал всех наложниц, у которых нет детей, и старых наложниц прежнего императора. Императрица, говорят, решительна, строга и добродетельна, иногда, радея за справедливость, даже может быть жестокой. Она не любит женских уловок, и Шуюаньфэй, боясь ее, внимательно следит за своей прислугой. Говорят, Шуюаньфэй сейчас ждет ребенка. Если родится принцесса — вот будет прекрасная пара нашему маленькому господину! А вдовствующую императрицу я даже видела, когда она приезжала в поместье. Сразу видно, что была редкая красавица, да и сейчас хороша. Говорят, ничто от нее не скроется: ни что делается в шести дворцах, ни что происходит в широком мире. Сам хоу ее за мудрость почитает. А я ведь дура деревенская, видела только мою добрую княжну да месяц служила госпоже Чжу, которая терпела мое нерадение... Ох, страшно! Опять шум и крики — ужинать пора, а маленький господин Ламэй пропал! Как я и думала. И чего руки заламывать и причитать — словно в первый раз. Это они для госпожи Нэнхун, напоказ, заботу показывают, знают, что она в маленьком господине души не чает. Пойду, проверю кусты османтуса у пруда рядом с Павильоном Апельсиновых деревьев — он любит там сидеть. Не ровен час, на барышню Сай опять найдет и она его напугает. В прошлый раз приняла за маленького хоу, давай кланяться и восклицать: «Маленький господин! Не трогайте матушкины цветы! Сиятельная принцесса сама изволила своей рукой посадить саженцы. Тысячи прекрасных дев томились-тосковали, запертые во дворцах. Приняли злую смерть и на могилах их выросли красные с изумрудным золотые зонтики! [51]». А господин Ламэй ничего. Послушал и спросил: «Тетя глупая?» Вот какой умненький! Так и есть! Заснул под кустом. Хорошо, Маогуаня рядом нет. А то повадился маленького хозяина сторожить. Все-таки дикая тварь, не сделал бы чего ребенку. Тот любит с ним прутиком играть. Каждый раз боюсь: вдруг укусит или ударит лапой. По-настоящему, с когтями, а не так, как он порой отмахивается, когда маленький господин очень уж надоест. Просыпайтесь, маленький господин! Вас уже обыскались! Маленький господин… Вот разоспался! Проще на руках отнести. Да, Чуня это, Чуня! Набегался за день, вот к вечеру и сморило. Маленький господин! Маленький господин! Вон ваш батюшка, с господином Линь Чэнем. Помните, как матушка вас учила? Все-таки маленький господин Ламэй очень умный! Уже научился правильно кланяться: и ручки складывает, как подобает, и на колени опускается. Всего несколько раз показали, и он подхватил. И перед дедовой табличкой тоже правильно совершает поклоны. А вот маленький господин Юнь-гэ [52] совсем ничего не умеет. Он, конечно, помладше, но господин Ламэй в его возрасте выпутывался из помочей и убегал, попробуй догони! А этого еле уговорили от материнской руки отцепиться. И то — сделает шаг на помочах, сделает другой, а потом шлепается на дорожку и начинает рыдать. И пока Вторая госпожа его на руки не возьмет, не успокоится. И Маогуаня боится. Играет только с Баньлуном, потому что тот даже не просыпается, когда его гладят или за уши теребят. Все говорят, что господин Юнь-гэ хорошенький, как шелковая куколка. Как увидят, начинают восклицать: «Вырастет — закидают мандаринами!» [53]. Подлизываются, кто к хоу, кто ко Второй госпоже. А я думаю, если нашего деревенского мальчишку взять, отмыть и нарядить в шитый золотом алый халатик, тоже станет красавчик! Зато господин Ламэй — вылитый хоу в детские годы. Об этом сам государь сказал! И дядя у него — князь Му, который княжне приходится младшим братом. Всякий раз, как посещает Цзиньлин со своей конной свитой, привозит подарки племяннику. Тоже в маленьком господине души не чает. Тот, умница наша, как завидит, радостно смеется и бежит навстречу быстрее ветра. Князь его на руки подхватит, смешные рожи строит, а мальчик тянется поиграть его заколкой со стрекозой. А у господина Юнь-гэ хоть и есть по отцу частица драконьей крови, дядя кто? Госпожа Нэнхун как-то заметила: «Кто знает, каких кровей Вторая госпожа? Она ведь не из родительского дома честной девушкой взята!». Понятно, госпожа Нэнхун боится, чтобы сыну княжны не вышло ущерба, но все-таки… Маленький господин Ламэй ушел со светлейшим хоу, у него и поужинает. И княжна с ними. Можно не торопиться, сейчас в Восточном павильоне особых дел нет. Госпожа Нэнхун, наверно, прилегла отдохнуть: с маленьким господином ни на мгновение покоя нет, а годы ее уже немолодые. Так что можно по вечерней прохладе прогуляться по саду. Да что сегодня за день! Опять господин Юнь-гэ рыдает. Его привели к отцу, а он требует кота. Даже матушку не слушает, кричит: «Дайте мао-о!» А правда, где коты? Кто-кто, а Баньлун ужин никогда не пропускает. Всегда явится посмотреть, что едят и не угостят ли чем. Если бы его Маогуань не гонял, вообще бы стал как подушка с лапками. А Маогуань обязательно прибегает подразнить Фэй Лю. Иногда даже хоу забавы ради присоединяется к их шутливому бою. Маленький господин Юнь-гэ докричался, сам хоу появился. Тут, наконец, умолк и даже попытался поклониться. Упал и снова в рев. Что за плакса! *** Коты светлейшего хоу пропали! Всю усадьбу обыскали — нет нигде! Вот тут все и забегали, словно небо рушится. Все хотят усердие показать, особенно те слуги, что из новеньких. Это Маогуань! Сколько лет живет в благородном доме, а все злодей и разбойник! Переловил здесь всех карпов и птичек. И вид у него вечно какой-то взъерошенный и лохматый, кисточки на ушах в разные стороны торчат. Вот Баньлун — сразу видно, что благородный! Признал Маогуаня старшим, чтобы не было в усадьбе драк и нарушения порядка [54]. Конечно, когда хоу после исцеления вернулся в Цзиньлин с Баньлуном, коты первым делом подрались. До сих пор помню: шерсть распушена, хвосты вздыблены, сами изогнулись знаком «цзю» [55]. Грозно рыча, медленно сошлись, затем враз заорали, словно неупокоенная нежить, и вцепились друг в друга, только клочья полетели. Вторая госпожа перепугалась, хотела водой их облить, а хоу успокоил: сами разберутся. И верно, разобрались: Баньлун уступил. А ведь, как рассказывал дядюшка Бао, в своем монастыре был главным и распоряжался целым стадом котов. Потому что Баньлун умный и воспитанный. Вылизывается чисто да гладко, двигается размеренно, как знатный господин, голова у него большая и круглая, глаза большущие, кисточки всегда тщательно расчесаны. И урчит, словно песню поет или ученый канон декламирует. И всегда радуется, если его гладят или на руки берут. А Маогуань только хоу и Вторую госпожу и признает. И маленьких господ, но тех больше терпит. Так что это наверняка Маогуань Баньлуна сманил. Тому бы самому в голову не пришло: он у нас лентяй известный. Может спать сутками напролет. Зимой у жаровни, летом на веранде. Драгоценная княжна как-то раз, смеясь, посоветовала хоу брать с него пример, а то он вечно в делах и заботах. Однако что делать? Все суетятся, мечутся туда-сюда, всплескивают руками и хватаются за головы. Переживают за светлейшего хоу, лишившегося любимых тварей. Сам-то хоу спокоен, как небожитель. Сидит у нас в гостиной, пьет чай в обществе драгоценной княжны. Маленький господин Ламэй несколько раз спросил: «Маогуаня найдут?» и, когда княжна ответила: «Конечно, найдут», успокоился и позволил отвести себя спать. Как раз успела накрыть к чаю, пока отец-хоу и матушка-княжна его укладывали: рассказывали историю о том, как императрица-прапрабабушка учила маленького хоу складывать бумажные фигурки, а тому было скучно, и он убегал. Маленький господин смеялся. Надеюсь, он не станет следовать примеру отца! Вдовствующая императрица добра и справедлива, но может ведь и обидеться за непочтение… Потом княжна пела южную колыбельную, подходящую потомку великих воинов: Пасти тигров — шире чанов, Каждый ус у них, как веер, И они усами машут. Все мосо [56] охоту любят. Будешь ты охотник смелый, Ты сумеешь тигров встретить. Лук и стрелы приготовлю. Подрастай, Ламэй, скорее... [57] Потом хоу с княжной вернулись в гостиную. Когда заходили, княжна спросила: — Идет охота? И хоу ответил: — Пока на маленьких тигров. Так и знала, что пропажа котов — неспроста! А хоу, устраиваясь на диване, продолжил: — Пришло известие из Синцина [58]. Чжу Ланьцзинь умерла. То ли подхватила заразную лихорадку, то ли от огорчений и постоянного беспокойства развились внутренние недуги и свели ее в могилу. Госпожа Чжу скончалась?! Княжна вздохнула: — Жаль ее. Умереть на чужбине, во цвете лет... Теперь ее сына некому будет учить нравственности. Совсем испоганится среди западных варваров! Хоу отвечает: — Ему не помог бы никакой добродетельный наставник и самое благодетельное ханьское окружение: сын Сяо Цзинхуаня с самого начала обладал неблагоприятной природой [59]. Хоу по-своему, по-ученому, а я скажу просто: такого гаденыша, как маленький господин Сяо Фаншэ, еще поискать! Он сам кого хочешь испоганит! А госпожу Чжу жалко. Не повезло ей с супругом и сыном. При ее добродетели, если бы выдали за достойного человека, вела бы спокойно дом и была бы опорой семьи. Одна надежда на мудрость и доброту вдовствующей императрицы: если и не позволит мне самой выбирать мужа, то наверняка не отдаст в лапы какому-нибудь злодею или бессовестному кутиле. Хоу с госпожей еще поговорили о том, как Цин-эр (это княжна так князя Му называет) управляется в Юньнани, а потом хоу вдруг сказал: — Пойду, проведаю Юнь-гэ. А то из-за пропажи котов весь извелся — может всю ночь проплакать. Княжна только головой качнула, а я расстроилась: из-за этого плаксы хоу ее покидает. Еще и ночевать останется у Второй госпожи. Что за несправедливость! Нет, что бы хоу ни задумал, а котов надо срочно разыскать! Госпожа Нэнхун, услышав, что я собралась на поиски, только усмехнулась: — Ладно, иди. Вот нашли занятие челяди! Все развлекаются, и ты развлекайся. Госпожа Нэнхун не любит ни Маогуаня, ни Баньлуна. Говорит: вол пашет поле, конь ходит под седлом, а коты на что нужны? У них в Юньнани тигры, случается, и людей утаскивают, поэтому она даже на маленьких тигров смотрит с подозрением. Первым делом я отправилась на поиски не котов, а Хуннян: она всегда всё знает, должна знать, и как пропали коты. Но Хуннян только плечами пожала: — Я их который день не видала. Они у нас на хозяйственном дворе редко показываются. Разве Маогуань прибегает крыс погонять, а Баньлун и вовсе брезгует. Тогда я предложила сходить к Павильону апельсиновых деревьев, где последний раз видела Маогуаня. Может, следы какие остались. Пока пробирались по саду, стемнело. Хорошо, догадались захватить фонари. Идем, обсуждаем, куда коты могли подеваться. Благодаря светлейшему хоу держать маленьких ручных тигров вошло в моду, они теперь во многих знатных домах живут. Может, кому-то захотелось не просто маленьких тигров, а тигров самого Линь-хоу? Сомнительно — очень уж рискованно, но исключить нельзя. У Павильона Апельсиновых деревьев наткнулись на барышню Сай. Похоже, шум и гам из-за пропажи котов ее взбудоражили, потому что она бродила по лужайке и что-то бормотала себе под нос. Но когда мы приблизились и поклонились, все-таки нас узнала и тут же стала жаловаться на Динсян: — Эта нерадивая девка привела кругломордого кота. Все зло от котов — что монастырских, что уличных! Мы с Хуннян было навострили уши, но барышня Сай опять начала плести что-то невнятное: — Урчит, ластится, браслет с сапфирами подарил потаскухе! А та и рада: да только штучка-то давно у законного владельца. Или владелицы, ежели сжалится Великий Змей и потерпит Краса Небес. О чем это она? Чтобы коты подносили в подарок браслеты — такого даже в сказках не бывает! Кто тогда к Динсян подбирается? И зачем? Тут барышня Сай усмехнулась, пальцем в меня ткнула и говорит: — А ты, девица Пань Чуньмэй, очень уж хочешь возвыситься! Цветы, выросшие на крови, тебя не пугают. Везде, где казнил, велел сажать пурпурные астры. А жены у него лишь его крови. Приблудных зовут лишаем на теле царского рода. Я так и обмерла. Опять нашло! Объясняю Хуннян: — Старшая сестра, это она не государя, упаси Гуаньинь, оскорбляет, это она в безумии своем воображает нечестивого хуаского вождя. А Динсян и впрямь совсем распустилась в последнее время. Придется самой сказать доктору Яню, чтобы прибавил лекарства барышне Сай. Хуннян кивнула и решила уточнить: — А про котов это она все-таки про наших? Или она кого-то котом называет? Может, торговца Бао? Вот дался ей дядюшка Бао! Спрашиваю — не примечала ли, не ходит ли кто к Динсян? Хуннян задумалась, а потом говорит: — Вроде нет. Но что-то она в последнее время редко у нас бывает. Раньше из кухни не выгонишь, сидит, языком чешет, а теперь забежит за едой и опрометью назад. С чего бы? Попрощались с барышней Сай, идем обратно. Я решила Хуннян на хозяйственный двор проводить — все равно маленький господин спит, да и княжна, наверно, тоже уже спать легла. Вряд ли станет хоу дожидаться. Приходим, и тут откуда-то появляется дядюшка Бао. Вид веселый и довольный: наверно, с господином Ли Ганом пил рисовое вино и обсуждал дела. Хуннян мне шепчет: — Вот чучело северное [60] в шкуре навозного жука [61]! Я почтительно поклонилась: — Приветствую почтенного Бао Цюя! И Хуннян локтем толкаю. Той деваться некуда — пришлось кланяться. Распрямилась и спрашивает насмешливо так: — Почтенный Бао Цюй славится умом. Может, подскажет нам, глупым девицам, где искать котов светлейшего хоу? Дядюшка Бао тут же скроил грустное-грустное лицо, еще и руками всплеснул для убедительности: — Ах, горе-беда! Каково светлейшему хоу лишиться любимых тигряток! Как подумаешь — сердце от жалости разрывается. И сам только что не рыдает. Но Хуннян упорно гнет свое: — Так что же нам, бестолковым да малоумным, делать? Как горю-беде помочь? Дядюшка Бао все с тем же печальным лицом отвечает: — Господа Маогуань и Баньлун наверняка отправились гулять по крышам, кошечек искать. Нагуляются и вернутся. Может, и впрямь? Дядюшка Бао зря не скажет! И коты просто загуляли, а премудрый план светлейшего хоу тут ни при чем? Хуннян дядюшке, видно, не поверила, и не удержалась, снова уколола: — Разве зверей в их возрасте могут еще будоражить весенние чувства? Им бы только на солнышке греться. Тот усмехнулся и ответил: — Эх, барышня... Поживете с мое, узнаете. За поясницу схватился, покряхтел и добавил: — Я сам с утра по соседним усадьбам похожу, поспрашиваю слуг, у кого кошки есть. Может, повезет, и сумеем найти пропажу, утешить сердце светлейшего хоу. На это Хуннян сказать было нечего. Простились и разошлись. Когда уходила, обернулась — а дядюшка Бао мне подмигнул! *** С утра, как изволил выразиться светлейший хоу, начался котопад. Мы-то ничего не подозревали: маленький господин Ламэй раскапризничался, не желал есть рисовую кашку, и мы все во главе с госпожой Нэнхун его уговаривали. Кормилица Кунцин чуть не плачет, сынок ее Маньцзи (все-таки до чего княжна добрая – позволила кормилице держать при себе сына!) уплетает за обе щеки, чтобы показать, какая кашка вкусная, младшие комнатные девушки поют и пляшут – все без толку! Даже угроза пожаловаться матушке-княжне не подействовала – господин Ламэй упорно мотал головой и сжимал губы. И тут прибегает Сяогуй [61] – ее на кухню отправили за любимыми тянучками маленького господина. Без тянучек. Глаза огромные, сама задыхается. «Что на хозяйственном дворе творится!» Оказывается, там набежала толпа, и все с котами: коты в корзинах, коты на руках, коты на поводках. Причем страшно недовольные: орут, как голодные бесы, царапаются и так и норовят сцепиться! Но, по словам тетушки Цзи, коты не те. Наши сразу видно, что из челяди знатнейшего вельможи – большие и толстые, а эти так, жалкие бедняцкие котишки. Некоторые даже без полосок и кисточек на ушах! Господин Ламэй заслушался, и я тут же пару ложек кашки ему и скормила. Он только рот открывал. Потом вспомнил, что капризничает, и снова принялся мою руку отпихивать. Но тут появилась драгоценная княжна, сказала – кто кашку съест, того возьмут на хозяйственный двор, посмотреть «много мао». Так что кашка исчезла вмиг! И косички-рожки господин Ламэй позволил заплести без всяких уговоров, а мы уж боялись, что снова начнет кричать «Сам!». Сколько мы ему объясняли, что самому невместно – отцу-хоу волосы всегда слуги укладывают – ничего не помогает! Собрались, пошли всей свитой. Маленький господин Ламэй с собой захватил игрушку – флажок с погремушкой, идет, гремит. А на крыльце не только княжна, но и сам хоу, и Вторая госпожа с маленьким господином. Оказывается, маленький господин Юнь-гэ так горевал о пропаже Баньлуна, что было решено отвести его на двор, показать «много мао». Чтобы отвлекся и перестал печалиться хотя бы на время. Господин Юнь-гэ сидел на руках у матери, сосал палец с несчастным видом. Хорошо, хоть не рыдал! А еще с ними господин Линь Чэнь увязался. Он-то зачем? Всегда ведь подшучивает, что хоу котов любит потому, что слепой не забывает времени, когда видел, а белый и пушистый не забывает своей шерсти. Княжна каждый раз морщится, словно он что обидное для чести хоу говорит. Что бы это значило? Хоу тоже изволил пошутить. Тогда я слово «котопад» и услыхала. Оказалось, что это еще не все: с утра в усадьбу хлынули потоком соболезнования. Весь чиновный люд в столице сочувствует светлейшему Линь-хоу и выражает твердую решимость наших котов найти. Хоу говорит: — Соболезнования велел отправить Ли Гану – пригодятся счеты вести на оборотной стороне. Кажется, в нашей славной столице нет чиновника рангом выше пятого, кто бы мне не написал! А кое-кто и лично явился. Гао Шэн пожаловал, чтобы сообщить – соглядатаи разосланы по всем сомнительным местам, наказано слушать в оба уха и, чуть что – сразу страже сигнал, чтобы хватала злоумышленников. Из Управления доложили, что по всем придорожным трактирам и ближним селеньям отправлен приказ – быть настороже, глаз не спускать с выезжающих из столицы. Предположу, что и в окрестные державы полетели донесения о том, какая беда стряслась в Великой Лян. И задумчиво добавил — Может, расхвораться с горя? Надо же соответствовать! Распорядиться, что ли, белой пудры принести, чтобы вид был поубедительнее… Княжна нахмурилась и, как всегда безо всякого вежества, заявила: — И думать не смей! Нашел, над чем шутить. А тут навстречу господин Ли Ган с докладом: пожаловал Чанлинь-ван, да не один, а с побратимами! Кланяются, выражают наставнику сочувствие и рвутся искать котов! Господин Линь Чэнь в голос расхохотался – даже рукавом не прикрылся для приличия. Княжна губу закусила. Хоу улыбается: — Спасибо за заботу, Тиншэн! Только котов нам уже нанесли. Пойдем с нами, поглядишь, сколько их нынче в столице развелось. Идем уже целой толпой – хоу, княжна, господин Линь Чэнь, Чанлинь-ван с побратимами, Вторая госпожа с сыном и комнатными девушками, мы с господином Ламэем, да еще и Фэй Лю неизвестно откуда взялся – тоже захотел на котов посмотреть. Тут опять прибегает Чжэнь Пин, докладывает – прибыла старшая свитская девушка вдовствующей императрицы с соболезнованием и вопросом, не нашлись ли коты светлейшего хоу. Господин Линь Чэнь совсем от смеха скис. Потом просмеялся и говорит: — И впрямь в Лян стряслась великая беда. Не удивлюсь, ежели сам государь пожалует. И что же? Не прошли и ста шагов, как спустились пятицветные облака[63]! Государь пришел накоротке, с небольшой охраной. Мы, конечно, пали в ноги, а когда государь велел подниматься, хоу распрямился, поклонился и говорит: — Недостойный подданный Линь благодарит государя за снисхождение к его глупой прихоти! Государь нахмурился и отвечает: — С утра со всех сторон только и слышу — у светлейшего Линь-хоу злоумышленники свели со двора маленьких тигров. Решил лично проверить, а то все дела стали: никто ни о чем думать не может, кроме как о твоих котах! Хоу в ответ: — Как раз идем смотреть, не объявилась ли пропажа. Не изволит ли государь к нам присоединиться? Впереди государь с хоу, за ними Чанлинь-ван и княжна, потом господин Линь Чэнь — обмахивается веером да подмигивает комнатным девушкам. Даже особо не таится. Видно, что коты наши его нисколько не волнуют! За ним побратимы Чанлинь-вана – Лу Юань и Линь Шэнь. Беседуют с Фэй Лю, о чем – не слыхать, но, судя по движениям, какой-то боевой прием обсуждают. Потом мы с маленьким господином Ламэем и Вторая госпожа с господином Юнь-гэ и свитой. А вокруг – государева стража бдит, чтобы не вышло величию ущерба. В общем, настоящее придворное шествие! Пока шли, я все разглядывала Чанлинь-вана. Все так же хорош – отроду никого прекраснее не встречала! Но похудел сильно, лицо обветрилось и осунулось. Не дает государь ему пощады: не первый раз гонит на Север воевать. И два товарища ему под стать: сразу видно, карабкались по льду, спали под снегом. Да, что высокий военный чин в блестящих доспехах, что простой замаранный грязью солдатик из деревенских — судьба у них ненадежная. Как говорится, глиняный кувшин разбивается у колодца, полководец гибнет в бою. И Хуннян согласна: только не за военного! Чиновник живет в тепле и холе, почете и уважении, и супруге его законной от того благополучия и почета тоже достается немалая часть. А у военного — была женой, стала вдовой, и перебивайся, как знаешь. У меня, как гляну на Чанлинь-вана с товарищами, всякий раз сердце сжимается: кому из них суждено на этот раз вернуться с северных рубежей невредимым? Защити их, милостивая Гуаньинь! Прибыли на хозяйственный двор. Все, как увидели государя – в ноги. Даже коты, и те перестали орать из почтения к высочайшему присутствию. А может, хозяева их уняли. Господин Юнь-гэ из материнских рук выкрутился и к котам. Вот до чего Баньлун ему полюбился: обычно он от матушки старается не отходить, особенно когда вокруг незнакомые люди. Поглядел – и в плач: «Не те мао!» И тут маленький господин Ламэй к нему подошел, по голове погладил и сунул ему свою погремушку с флажком и перьями, чтобы успокоился. Вот какой заботливый и сообразительный! Сам государь изволил заметить: — Ведет себя, как подобает старшему брату. Госпожа Нэнхун рассиялась, как летнее солнце. Еще бы – Сын Неба изволил сына драгоценной княжны похвалить! Хоу тем временем тоже двор оглядел, подозвал Чжэнь Пина и тихо отдал приказ: «Прогнать всех и внушить впредь не издеваться из корысти над бессловесными тварями!». А лицо каменное – видно, сильно рассердился. Я уж давно приметила: когда хоу в гневе, он и говорит тише обычного, и лицо у него застывает, как маска неживая. Государь, видно, тоже это знает, потому что сказал: — Еще десять лет назад, при батюшке, во всей столице не было ни одного кота. А теперь, благодаря тебе, Сяо Шу, в любом приличном доме слышится мяуканье. Даже матушка, и та недавно обзавелась индийской кошкой! Про эту кошку я слышала. Говорят, черная с головы до пят, а зовут «Цзые» [64]. Может, меня к ней и приставят? Я-то знаю, как с маленькими тиграми обращаться – научилась за столько-то лет! Хоу головой тряхнул и говорит: — Видно, и в «Лян Шу» [65] я попаду как человек, который ввел в моду маленьких тигров! Тем временем наша стража вместе с охраной императора разогнала толпу. На тумаки и зуботычины не скупились, особо упрямым досталось и кнутом. И досталось за дело – зачем учинили непотребство? Но тоже можно понять: всяк хочет заработать! На дворе остались стоять на коленях только два неприметных человека: мужчина и женщина, с виду мелкие лавочники, с большими полосатыми котами с кисточками на ушах. И впрямь похожи, неужто наши? Мужчина, не поднимая голову, доложил со всем вежеством: — Моя эта самая [66] вчера нашла этих зверей около нашей убогой хижины. Ничтожные слышали о пропаже маленьких тигров светлейшего хоу. Не смеем и надеяться, что это они самые и есть... Но сосед-лавочник надоумил нас принести... Коты действительно большие и толстые. Сидят в корзине тихо-тихо. Странно. Баньлун еще туда-сюда, а Маогуаня попробуй в корзину засади! Потом придется и халат зашивать, и примочки прикладывать. Вид будет, словно в бою побывала! Или через заросли лоха продиралась [67]. А у мужа с женой вид аккуратный и приличный и ни одной царапины. Господин Юнь-гэ сунул погремушку ближней девушке, пододвинулся поближе и ручку тянет – хочет погладить И тут вдруг господин Линь Чэнь подходит, берет одного из котов за загривок, вытаскивает из корзины, держа на вытянутой руке, и говорит: — Что-то не нравится он мне. Какой-то вялый! Тут же вынимает из рукава какие-то зеленые листочки, растирает в кашицу, и погружает когти кота. Кашица чернеет, господа переглядываются. Когти отравлены! У меня сердце так вниз и ухнуло. А если бы оцарапал маленьких господ? Вторая госпожа, забыв приличие, бросилась вперед, господина Юнь-гэ схватила и к груди прижала. Он так удивился, что даже плакать не стал. Лавочники или не лавочники лбом о землю: — Заслуживаем смерти! И излагают: котов-де вместе с корзиной им принес какой-то чужеземный монах, высокий, смуглый и пучеглазый. Видели его первый раз в жизни. Сказал, что желает помочь благородным животным, по природе способным к совершенствованию, и велел вернуть светлейшему хоу. Хоу спрашивает: — Кроме корзины с котами, ничего больше не оставлял? Муж, рыдая, отвечает: — Ничего, клянусь Байшэнь! [68] А жена его за рукав дернула и говорит: — У подлого негодяя были четки. Когда корзину передавали, кот их порвал. Он собрал и нанизал обратно, но одна бусина закатилась. Вот! И протягивает на ладонях маленькую бусину из лазурита. Хоу глянул и подозвал Вторую госпожу. Та взяла бусину, повернула как-то хитро, и та распахнулась. А Вторая госпожа зашипела, словно змея: — Сяо Цзинхуань! Цинь Баньжо! Я отплачу вам семикратно! Я даже оторопела. Вторая госпожа всегда спокойна и ласкова, девушек своих хотя и держит в строгости, но никто от нее обидного слова не слыхал, а тут ровно гневный дух-страж! Хоу спокойно замечает: — Иногда змея – это просто тень от лука в чаше [69]. *** За тысячеверстным скакуном[70], как всегда, не угнаться! Оказывается, все это время светлейший хоу ловил лазутчиков сяской государыни-матери! Сама бы я, конечно, до такого никогда не додумалась – услышала, как хоу объяснял государю. Тот соблаговолил остаться в Восточном павильоне. Подали подогретое вино «Благовещая роса», а меня госпожа Нэнхун отправила за закусками. И за ореховым печеньем – все знают, как его любит государь. И все знают, что государь не пьет чай, только чистую воду. Некстати тут вспомнился гаденыш Сяо Фаншэ: он, когда был в хорошем настроении, говаривал: «Когда я займу высокое место, я сделаю так, чтобы никто-никто не знал, что я на самом деле люблю». Хоть бы Небо не дозволило ему залезть высоко! А хоу ореховое печенье в рот не берет – ему лекаря запретили. Княжна такое печенье у себя даже не держит – чтобы и случайно не ошибиться. Когда вернулась с закусками и печеньем, хоу как раз говорил: — ... государыня Елюеши быстро сообразила, кто запустил им змею в кибитку. Но уцзу он сразу пришелся по душе, поэтому она придумала, как устранить преступника Сяо Цзинхуаня моими руками. Подослали отравленных котов, подсунули бусину от четок, какими хуаские лазутчики пользуются, когда надо тайное послание переправить. Дескать, гнусный Сяо Цзинхуань решил расправиться с наследниками дома Линь, отомстить за свое падение и за то, что вынудили поделиться чистейшей кровью. Государь чарку с вином в руке покрутил и спрашивает: — А разве это не так? Цзинхуань на все способен, у него зависть и злоба давно затмили здравый рассудок. — Не так. Коты тихие и вялые – то ли опоили, чтобы не сбежали, то ли яд и на них подействовал. И как такой зверь мог порвать четки? И как монах решился настолько рисковать – могло ведь и его когтем задеть? Ясно, что четки рассыпали нарочно. Думаю, и как монаха описывать, простолюдинам подсказали. Княжна уточнила: — А с ними что будет? — Жадность – не измена. Выпорют тонкими палками и сошлют на юг. Для острастки и в назидание. Государь только плечами пожал: — Тебе виднее. Так это все заранее было подстроено? — Да. Когда разошелся слух, что мои коты пропали, тангутский глава над лазутчиками решил действовать. Подсунули котов и бусину, дабы, когда союз Цзянцзо расправится с преступником Цзинхуанем, вдовствуюшая государыня смогла растолковать ненаглядному сыночку, что Линь-хоу покусился на святого змея, коему в Ся дали убежище. Мол, Лян нас полностью поглотит, раз уже сейчас распоряжается у нас как у себя дома! Государь задумчиво так говорит: — А может, и стоит от Цзинхуаня избавиться? Очень уж много из-за него хлопот и неприятностей. Хоу отвечает: — Вполне разделяю мнение государя о Сяо Цзинхуане. Но пока он нам полезен, особенно против вдовствующей императрицы. Выявим тангутскую сеть, кого казним, кого перевербуем. По моему скромному разумению, польза перевешивает вред. Государь кивнул и сказал: — Всякое дело у тебя, Сяо Шу, с двойной, а то и тройной подкладкой. Ладно, с тангутами разобрались. Остался только один вопрос – где твои коты? А этого никто не знает! И тут очередной раз появляется Чжэнь Пин с докладом: — Пожаловал наследник дома Янь! Хоу только вздохнул: — Вот от Юйцзиня не ждал! Думал, хоть он воздержится от соболезнований! Вошел господин Янь Юйцзинь, со всем изяществом упал на колени, поклонился государю, выразил почтение светлейшему хоу и драгоценной княжне. Государь улыбается и спрашивает: — Что, пришел посочувствовать Линь Шу в его великом горе? Тот тоже улыбнулся, но тут же помрачнел. И заявляет: — Пользуясь высочайшим присутствием, хочу подать на светлейшего Линь-хоу жалобу! Он не только государя – он самого хоу сумел удивить! Тот лица не удержал, чего с ним, почитай, и не бывает! Господин Янь Юйцзинь – затейник известный. Его все еще называют «молодым господином», хотя на вид ему никак не меньше тридцати. Иные господа радуются, когда им возраста прибавляют [71], стараются ходить тише и держаться величавее, а этот сохранил мальчишеские повадки. Но в этот раз напустил на себя серьезный вид. Что же такое стряслось? — Докладываю государю: коты светлейшего Линь-хоу всю ночь нарушали мир и покой в батюшкиной усадьбе. Домогались нашей несравненной красавицы Инь-эр [72], исполняли брачные песни. Никто до утра глаз не сомкнул! Дядюшка-то Бао правду говорил! Маогуань с Баньлуном действительно ушли искать кошечек! Инь-эр живет в усадьбе Янь-хоу. Тому ее привезли в дар из страны Босы [73]. Там обитают варвары, которые поклоняются огню, а трупы своих родителей бросают на съедение собакам и птицам. Даже вчуже думать о таком противно! Но маленькие тигры у них необыкновенной красоты. Говорят, мех у Инь-эр серебристый, словно луна в осеннем тумане, а когда распушится, напоминает белую хризантему. Вот и завлекла наших котов! Государь расхохотался, хоу за ним. Княжна сквозь смех выговорила: — Вот и нашлась наша пропажа. Государь говорит: — Садись, Юйцзинь, выпей с нами вина. Заодно расскажешь, что нового в Юй. Как там доблестный воитель Цянь уживается с принцессой Пинъян? Еще не уходила, как первого мужа? Княжна фыркнула и добавила: — И не сбежал, как второй? Янь Юйцзинь опять посерьёзнел и отвечает: — Не сбежал и не сбежит. Цянь мечтает о полете к пятицветным облакам[74]. И господа стали пить вино и обсуждать дела правления. *** Коты отыскались! Да с каким шумом! Государь изволил отбыть, господа отправились его провожать, а мы с господином Ламэем пошли кормить рыбок к его любимому пруду у Павильона Апельсиновых деревьев. Подходим и видим: Баньлун устроился под кустом османтуса и доедает красного карпа! А я-то думала на Маогуаня. Так вот кто рыбу из пруда таскает! А еще смиренником прикидывался. Видно, не только монахи, но и монастырские коты охочи до скоромного. Господин Ламэй закричал: — Баньлун! Я ему говорю: — Маленький господин, пойдем, доложим отцу-хоу и матушке-княжне, пусть порадуют Вторую госпожу и вашего младшего братца! Тот кивнул, за руку мою уцепился, и только собрались идти, как рычание, шипение, вопли – и из кустов выкатывается кто-то в диковинном зеленом кафтане. А в него вцепился наш Маогуань. Шерсть дыбом, глаза горят желтым огнем, воет надрывно и когтит злодея без всякой пощады. А у того под кафтаном — кольчуга сверкает! Еле успела ухватить молодого господина, чтобы не кинулся на помощь. Ежели что — собой заслоню! И тут, ровно синяя молния, летит Фэй Лю. Мгновение — и бес в зеленом кафтане связан. Фэй Лю наверняка ему еще и в потребные точки ткнул — вид у «беса» осоловелый, огромные глаза выпучены, сидит на земле враскоряку. Не успели отдышаться, на шум являются сам светлейший хоу с молодым господином Янем, господин Линь Чэнь с княжной, растрепанные, в штанах и с мечами (наверняка только что дрались!), и, наконец, Вторая госпожа с сыном на руках. Господин Юнь-гэ, как увидел Баньлуна, рассмеялся и к нему потянулся. А тот, видно желая преданность показать, тоже распушился, изогнулся, хвостом забил и напрыгнул на связанного злодея. Из-под полы диковинного кафтана выпал узелок, а из него посыпались какие-то сушеные травы. Господин Линь Чэнь мгновенно его подхватил, высыпал на ладонь пахучую траву и стал внимательно рассматривать. Хоу наклонился к нему, вгляделся, оба переглянулись… — Недостойному выпала честь принимать в убогой усадьбе самого раджу Канакапури! Прошу простить неразумных зверей за грубость! — Ничтожный торговец Кошадас... — ... Искавший камень, что ценнее алмаза и крови северных морских дев [75], – подхватывает господин Линь Чэнь, – уже полностью себя разоблачил травками от гуру Капаламальи. Уж не он ли его и послал сюда? Этот хуаский камушек не так прост, раз даже в далеком лунном краю [76] алчут его добыть. Хоу головой кивнул и говорит: — Неужто царственный наследник и впрямь думал, что его можно принять за ничтожного торговца? Который объявился на Севере как раз тогда, когда там свершился ритуал призвания яньдая. Жаль, что вы не последовали моему совету и не удалились на родину. Чтобы воссесть на отеческий престол, вовсе не надобно исполнять все нелепые желания обманщика-гуру, живущего в глухом лесу, и годами искать для него хуаский камень. Так они об эльмешу! [77] До сих пор вздрагиваю, как вспомню, сколько страху тогда натерпелась. Видать, эльмешу не только редкие хвори лечит и хуаского государя признает, но и для какого-то чужеземного колдовства потребен. Хоу между тем распорядился чужестранца со всем вежеством препроводить в Павильон Пионового источника и выставить вокруг стражу. «Дабы царственный гость не вздумал пренебречь нашим скромным гостеприимством». Потом повернулся ко мне и говорит: — Ступай, барышня Чуньмэй, приведи девицу Динсян. Похоже, настала пора и с ней потолковать. Меня как ударило: вот он, «кругломордый кот», про которого безумная барышня Сай говорила! Как есть кот: усы щетками торчат, глаза круглые, рожа смуглая, толстая. Наверняка думал, что эльмешу все еще в усадьбе светлейшего хоу, вот и улестил-подкупил Динсян, чтоб его сюда провела. Ох, не поздоровится ей! И поделом: променять милость светлейшего хоу на браслет с сапфирами!

*** Живут на земле Существа неземной красоты. Я думаю, Ты догадался, Что это - КОТЫ. …КОТЫ Не боятся людской клеветы. КОТЫ - Они выше мирской суеты. Поверь, Словно светоч среди темноты, Нам посланы свыше КОТЫ! …Коты в нашем доме Покой и уют создают, - Но сами КОТЫ Тоже любят покой и уют! И если, допустим, Внезапно захочешь Ударить в тамтам, Сначала подумай, Приятно ли это КОТАМ! А главное - Даже не пробуй К КОТАМ обращаться "на ты", Поскольку любой, Самый маленький кот - Это тоже КОТЫ! Советую не забывать, Что КОТЫ - Несомненные родичи Тигров, И помнить народную мудрость (Её я вынес в эпиграф). Борис Заходер [78]