ID работы: 6638047

кофейня с видом на террасу

Слэш
NC-17
Завершён
49
автор
Amaya Young бета
Размер:
79 страниц, 20 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
49 Нравится 6 Отзывы 38 В сборник Скачать

Глава десятая

Настройки текста
      Юнги связался с плохой компанией — ну, подумаешь, с кем не бывает. Свои понятия, свои деньги, свой мир. Юнги не помнил своих родителей — те отказались от него сразу после рождения — и никогда не питал надежды найти их. Зачем? Они уже показали свою «родительскую любовь». В детдоме за ним особо тоже не приглядывали: он уйдет, и вместо него придут другие, а так нашел лазейку — молодец, сможешь постоять за себя.       Только там, после очередной заключенной сделки, он и смог встретить Хосока — миловатого парнишку, боящегося лишний раз произвести дурное впечатление, вечно зажатого и скованного. Юнги появился перед ним, прямо как демон-искуситель, открыв безграничный новый мир утех и радостей — показал, какие бывает рассветы вне стен дома, как проехаться с ветерком, а потом скрываться от ментов, как можно лезть на третий этаж с цветами темной ночью, а потом упасть.       Левая рука и нога Юнги были в гипсе, но он умело справлялся и так, без посторонней помощи. На все замечания Хосока лишь хищно улыбался и призывно облизывал губы, заставляя Хосока нервничать и краснеть. Хосок, маленький дурашка, решил взять инициативу в свои руки и полез целоваться к Юнги, прямо там, в больнице, но Юнги мягко отстранил его:       — Я сделаю это, — большой палец очертил губы, — когда с меня снимут гипс, — Юнги наклонился, — тогда ты точно не отвертишься, малыш, а пока, — Хосок трижды успел проклясть и себя, и свою инициативу — он хотел уже отодвинуться, но рука Юнги не давала, — подожди, куда ты так спешишь, — Юнги кусает чувствительную кожу на шее, Хосок дергается, но Юнги держит крепко, покусывая засос еще несколько раз — чтобы точно, чтобы ярко и наглядно.       — Теперь ты только мой.       В день, когда Юнги снимали гипс, Хосок думал, что он повесится, причем на первой попавшейся ветке: Юнги пожирал его взглядом, и Хосок понимал, что должен бежать, бежать без оглядки, но внутри все разрывалось.       «Я не против быть съеденным тобой».       Юнги показал Хосоку новый мир: ночное звездное небо, холодные вечера и теплые карманы, дурацкие талисманчики, нелепые шутки, букет ромашек, сорванный с клумбы, и то, какими мягкими бывают чужие губы.       Юнги был счастлив, Хосок тоже, пока Юнги не пришлось залечь на дно на долгих три года — уйти, не сказав ни слова, не оставив после себя ничего, кроме воспоминаний, болью отдававшимися в груди. Все, что принадлежало Юнги — сгорело, затерялось, пропало, все — даже собственнические укусы на теле Хосока. Все, что грело и согревало, теперь обжигало неизвестностью — больнее, чем при отказе.       Хосоку приходит письмо, где-то через месяца два-три. Небрежный почерк заставляет сердце трепетать, а Хосок мечется между «открыть» и «разорвать». Письмо лежит на столе, Хосок открывает его через неделю — неделю, продлившуюся как целый адский год его жизни.

Буквы раскиданы неаккуратно на бумаге. И я пишу тебе, ты не пугайся, Бога ради, Что я исчез тогда из твоей жизни незаметно, Верно ты говорила, что я испарюсь, удалюсь И чего-то в своей жизни я когда-нибудь добьюсь.*

      Кристально белый лист, как издевательство, как брошенный в спину нож с одной-единственной строчкой посередине:

«Прости»

      Оно кралось из тени дерева, скрывая чужие прикосновения от любопытных глаз, оно отдавало горечью табачного дыма, без которого Юнги не мог жить, оно было как облако в небе — его видно, но нельзя ни взять, ни ощутить.       Боль скручивает в груди, выворачивает наружу, открывая все раны и добавляя парочку новых порезов поверх старых.       — Нет-нет-нет, это не может быть правдой, я не верю, — Хосок ломает руки, а из конверта выпадает что-то еще, какая-то бумажка. Хосок подбирает ее^ на ней написан адрес магазинчика, где продавались разные безделушки и куда вы, ты любили любил заходить. Хосок срывается вот так просто, в двенадцать вечера, в легоньком пальто и кроссовках, бежит, не оглядываясь назад, не давая телу и секунды покоя, чтобы не сметь развернуться назад и уйти, забыть, разочаровать.       Старик в дурацкой белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, и в черных классических штанах мерно покачивается в кресле-качалке в такт выпускаемым облакам дыма из кальяна. Он прерывается, медленно и лениво отрываясь от своего дела, смотря на взъерошенного Хосока.       — Что вам надо, молодой человек? Магазин давно закрылся, — старик оглядывает его фигуру единственным правым глазом, взгляд перетекает на сжатое до боли письмо в кулаке, — о, так вы по другому поводу. Чимин, — позвал он, — отведи нашего гостя.       — Юнги здесь нет, — говорит парень, когда они оказываются одни в комнате. Серый цвет не расширял комнату, а наоборот, делал ее еще более маленькой и узкой, неприятно давя своим грязным, мышиным цветом. Хосок суетится, когда его собеседник, Чимин, невероятно спокоен. В комнате только кровать, шкаф и они. Смешно до боли.       — Когда он вернется? — и Хосоку даже не надо уточнять, кто, его и так прекрасно понимают.       — Не знаю.       — Прошу, скажи мне, я сделаю все, что ты хочешь, мне нужно только знать, жив ли он, — Хосок готов встать на колени перед этим парнем, если надо, но он замечает как боль, похожая на его, отражается в глазах Чимина.       — Не знаю, я честно не знаю, — мальчишка растопыривает свои пальцы и смотрит на Хосока сквозь них, кажется еще немного и он заплачет.       — Зачем он дал мне это? — Хосок протягивает визитку, Чимин бросает на нее быстрый взгляд и усмехается.       — Юнги выкупил меня из рабства, когда мне было всего шесть. Я обязан ему жизнью, — он посмотрел на Хосока, — а значит, и тебе.       — Мне? Но почему, я же ничего не сделал.       — Я не могу вернуть долг Юнги, но позволь, я буду с тобой, так я смогу отдать хотя бы часть.       — Чем на самом деле занимался Юнги?       — А что он тебе говорил?       — Что связался с плохой компанией.       — Ну-ну, — Чимин засмеялся, горьким и паршивым смехом, от которого Хосоку стало не по себе, — очень похоже на правду, только с поправочкой, что глава этой плохой компании — он. А он, видать, не во многое тебя посвящал. — Ты, наверное, хотел сказать «ни во что не ставил»? — пришла очередь Хосока усмехаться, но Чимин лишь покачал головой.       — Наоборот — скорее, хотел защитить тебя.       — От чего? — Чимин внимательно посмотрел Хосоку в глаза.       — Юнги занимался наркотиками.       — Да ты шутишь!       — Ни капли, через руки Юнги прошел не один мешок такого добра.       — Но зачем?       — Без понятия, но выкупил он меня именно на эти деньги. «Почему меня?» — однажды спросил я его. И знаешь, что он мне ответил? «Рожа у тебя ментовская».       — Так и сказал?       — Ага, хочешь немного иронии моей жизни?       — Ну давай.       — Юнги нашел мою родню, и.       — И?       — Мой старший брат — следователь.

***

      Чонгук идет по кладбищу и замечает человека около могилы Хван Виктории.       «Странно, я не видел его раньше. Быть может, один из многочисленных родственников?»       — Здравствуйте, — на его слова мужчина поворачивается, в руках букет из белых астр. Чонгука передергивает от одного вида цветов, но он продолжает улыбаться, как ни в чем не бывало — именно такие цветы обнаружены на месте преступления, — прошу прощения, но не могли бы вы предъявить документы? — следователь Чон внимательно изучает предъявленные документы, — значит, Ким Сокджин, да? Вы знали убитую?       — Не то чтобы знал, но она была частым посетителем моей кофейни.       — Кофейни? — Чонгук знает, что надо бы достать записную книжку и записать все, но вид человека, записывающего твои слова под диктовку, немного пугает.       — Да, я содержу ее один, мало кто заходит. Виктория приходила всегда за пирожными для родителей — любила их баловать.       — Быть может, она говорила, что ее что-то беспокоит или что ей кто-то угрожает?       — Нет, — Джин покачал головой, — мне она такого не говорила, от нее, знаете, наоборот заряжаешься позитивом, это как человек-солнышко, с ней всегда приятно проводить время.       — Вот как, спасибо.       — Хотя, знаете, — Джин задумался, — она говорила, что у нее появился новый парень, и он ревнует ее ко всему, буквально даже к наклонившемуся дереву.       «Так, а это уже звучит интереснее».       — Она говорила, как зовут этого парня? Внешность? Где живет?       — Нет, она просто сказала, что у нее ревнивый парень, ну я и не стал спрашивать дальше, сами понимаете, еще не так поймут.       — Когда вы последний раз видели Викторию?       — Хм, дайте подумать… наверное, месяца четыре или даже шесть назад, когда она приезжала последний раз.       — Что ж, спасибо вам большое, — Ким Сокджин первый протянул руку, и Чонгуку не оставалось ничего, кроме как пожать ее в ответ. Крепкая, на первый взгляд, хватка оказалась мягкой.       — Надеюсь, вы поймаете его.       — Несомненно. Спасибо.       — Есть новый след, Намджун: у Хван Виктории был парень, притом очень ревнивый, думаю, у него был мотив убить ее.       — Убить ее, — подмечает он, — но не резать по кусочкам.       — А если он с самого начала задумывал убить именно Викторию, а остальные девушки — так, для отвода глаз?       — Тогда бы он остановился на ней, но ведь и после нее продолжаются убийства.       — Он убил девушек, Викторию и понял, что больше не смыслит свою жизнь без этого.       — Тогда он по-любому серийный убийца. Не думаю, что кто-то из жертв был его главной целью, а остальные должны были спрятать «гадкого утенка».       — Почему кто-то должен караулить на кладбище, вернее, караулить могилы?       — Я уж думал, что ты все-таки просмотрел весь учебник, а не первые попавшиеся три страницы, — Намджун смотрит на Тэхена поверх кромки отчета, Тэ закусывает язык, но не сдерживается.       — Пять, — поправляет Тэ, — моя учеба тут ни при чем.       — Целых пять страниц за пять лет! Тэхен, ты бьешь рекорды, притом, что эти вопросы разбираются в самом начале. Слушай, преступники любят возвращаться на места преступления. Время от времени они совершают «набеги» и возвращаются на постоянную «базу», находящуюся внутри зоны, равной примерно 500 километрам. Некоторые из преступников любят посещать как места преступления, так и похороны жертвы — так, оказавшись там, они вспоминают все, что происходило с ними, они как бы по новой переживают убийство, окунаются в воспоминания, поэтому полиция всегда внимательно следит за такими вещами. В сознании преступника место преступления и требования к нему выбраны заранее. И если жертва не окажется там, то преступление, вероятнее всего, не произойдет. Мест, удовлетворяющих требованиям преступника, немного. Уже после первого преступления можно охарактеризовать предпочитаемые места преступлений. Поэтому возможно и необходимо определить подобные места на местности и взять их под наблюдение. Преступник обязательно «обходит» территорию, нередко возвращается на место преступления.

***

      — Прости за ту встречу, Джин, — Намджун неловко мнется у входа кофейни, все так и не решаясь зайти: отчасти потому что у Тэхена сегодня выходной, он может заглянуть в любой момент и ехидно смеяться над нелепым видом Намджуна всю оставшуюся жизнь, и отчасти потому, что все глазеют на его форму, в том числе и Джин, хотя последнее все-таки приятнее. Джун видит в карих глазах напротив песочную пустыню, погружаясь в нее весь, без остатка. Карие глаза завораживают, смотря на него с долей восхищения, словно пытаются сказать всем окружающим:       «Он мой. И только мой».       — Ничего, я понимаю, как тяжела работа следователя. Наверное, на тебя странно поглядывали?       — Да уж, — Намджун улыбнулся, не очень хотелось об этом вспоминать, но видя, как Джин мило хихикал, прикрывая свои покрасневшие щеки и рот ладошкой, Намджун решил, что разок можно потерпеть, — не каждый раз следователь похож на байкера. Но в этот раз я точно не посмею мешать нашему свиданию.       — Это свидание? — голос подводит Джина, и фраза звучит на неестественно высоких тонах.       — Да, — пришла очередь Намджуна посмеиваться, — от начала и до конца, залезай, — Намджун бросает Джину шлем, — я покажу тебе одно красивое местечко.       — А это ничего, что ты в форм.       — Пожалуйста, не напоминай мне об этом, я только успел позабыть о ней, растворившись в глубине твоих карих глаз, — Джин быстро закрывает кофейню, вешает табличку «закрыто» и идет к своему парню. Он прижимается к Намджуну, обхватывая того поперек живота, и чувствует нечто странное.       «Красивый», — впервые к кому-то он обращает эти слова.       Джин опирается на перила маленького мостика. Внизу пруд с золотыми рыбками, они мерно покачиваются на волнах, напоминая одну из тех волшебных сказок, что рассказывают детям на ночь.       — Это была лучшая ночь в моей жизни, спасибо, — Джин смотрит на свое отражение в воде: «Счастливый». Вот, кто глядит на него из воды, и Джин вздрагивает, как от пощечины, начиная хмуриться и бормотать что-то про себя.       — Хен, что говоришь? — но Джин лишь упрямо покачал головой, отгоняя все страхи.       — Прости… Я… мне не стоило этого говорить, — Намджун видит, как белеют костяшки пальцев, впившихся в перила.       — Хен, что случилось? — Намджун появляется рядом, с правого бока, Джин смотрит на их отражение в воде, пока какой-то парень не бросает камень в пруд, и вода идет рябью у их ног, и Намджун всего на секунду позволяет проявить свои настоящие эмоции.       — Ничего, просто.       — Просто?       — Моя мама всегда попрекала меня всем, чем могла. Она никогда не давала мне играть с ребятами из деревни, она всегда считала, что я выше их и умнее. Хах. Но я был непослушным мальчишкой, как и большинство детей в этом возрасте. Помню, мне было лет пять-шесть, мы приехали к бабушке на дачу — она стояла далеко на отшибе. Мать сказала мне не играть с ребятами, но я ее не послушался и все равно ушел. Она хватилась меня через пару часов, больно впилась мне ногтями в ухо и потащила обратно; помню, мы шли так быстро, что я еле поспевал за ней, а руку она держала так высоко, что мне пришлось подпрыгивать; когда мы пришли, она отмотала от конуры цепь и привязала меня около большого дуба. Когда мальчишки пришли позвать меня играть, они увидели, что я привязан, и стали издеваться надо мной. Кидались, ругались, грозились, строили рожи. Тогда я был похож на злобного щенка. Мать увидела это из окна, прогнала всех детей и отвязала меня. С ними я так больше и не играл. Наверное, поэтому, — он с силой сжал перила, — вспоминать о ней так тяжело.       — Хен… Джин, посмотри на меня.       — Что ты.?       — Обнимаю тебя.       — Но люди…       — Неважно.       — Спасибо, — Джин перестает вырываться из объятий и, приникнув к теплой груди, впервые за долгое время чувствует себя защищенным.

Так тепло.

***

      — Что случилось, Намджун? Почему все такие оживленные? — в первый раз Тэхен встречает так много людей в полицейском участке, он даже не знал, что здесь их работает такое большое количество, приходится быть осторожным и идти следом за Намджуном, потому что пройти вдвоем сейчас невозможно.       — Флорист оставил след, — тихо говорит Джун, но пару голов поворачивается на его голос.       — Что? Быть такого не может! — Намджун шикает на него, а Тэхену приходится просить прощения за излишнюю громкость.       — В этот раз это было не хладнокровно спланированное убийство, а избиение, больше похожее на расправу. Флорист допустил ошибку — и наша задача грамотно ей воспользоваться.       — А что мы.       — Все вопросы после собрания, Тэхен, договорились? — Намджун немного замедлился и, дождавшись кивка своего помощника, открыл дверь. Внутри было много народу, и, судя по оживленным разговорам, начали без них.       — С момента последнего убийства прошло две недели, время эмоционального охлаждения уменьшается.       — Что можно сказать насчет последней жертвы? — всех в зале волнует один и тот же вопрос, — это не была умелая инсценировка? Какова вероятность, что это еще одна жертва Флориста? — после череды вопросов повисает звенящая тишина, пока слово не берет доктор Шин, и скрежет отодвинутого стула звучит, как приговор.       — Около одного процента, — шепот пробежался среди членов собрания, — все убийства до — четкие, холодные, грамотно выполненные преступления. В этот раз — жертва отчаянно сопротивлялась, — доктор Шин вытянул вперед телефон жертвы, — как вы можете увидеть, жертва пыталась вызвать полицию, успела набрать номер, но не успела нажать на кнопку вызова; соседи жаловались на шум и грохот, буквально «как будто кого-то убивают», но никого не стали вызывать, поскольку это был такой первый инцидент. Следующее: жертва избита ногами — Флорист никогда до этого не избивал жертв, в основном они умирали от кровопотери. И, последнее, на теле жертвы не обнаружено ни одной режущей раны. Причина смерти — механическая асфиксия, в результате удавления руками. Преступник сдавливал жертве горло двумя руками, повреждения были обнаружены на всей поверхности шеи, так как, при сдавливании правой рукой, повреждения — иногда след от четырех пальцев — просматривается слева, и наоборот: при сдавливании левой рукой — справа. Руки жертвы были связаны веревкой и зафиксированы за спиной, в таком положении жертва не могла оказать должного сопротивления. Нападавший сдавливал коленом грудную клетку жертвы, обнаружено несколько переломов ребер, сдавливание шеи было проведено через мягкую подкладку — шарф жертвы, поэтому следы не ярко выраженные; преступник работал в перчатках, никаких следов на шарфе, жертве, одежды жертвы не обнаружено. Никаких цветов в доме жертвы не найдено, а это одна из главных отличительных особенностей Флориста. Слишком разный почерк, боюсь, мы имеем дело с подражателем.       — Получается, следователь Чон всполошил нашего подражателя? Значит, ее убил не Флорист, — разговаривал Тэхен сам с собой, после короткого молчания, когда они остались вдвоем.       — Возможно, но маловероятно, — откликается Намджун на его мысли, — я чувствую, что здесь что-то не так.       Зазвонивший телефон разрезал неприятную тишину, Тэхен вздрогнул.       «Кому это надо в четыре утра?»       — Ало, Намджун? А, это ты, Тэхен, передай трубку следователю Киму, будь так добр, — Тэ передал трубку и шепотом спросил, будет ли Намджун кофе, Джун только недовольно шикнул на него, и Тэхен воспринял это как «да», уходя и прикрыв за собой дверь. Но вернувшись, он увидел одевающегося Намджуна.       — Ты куда-то уходишь?       — Мы, — делает он акцент на первом слове, — уходим, собирайся.       — А кофе?       — У тебя есть время одеться, пока я его допиваю, — Намджун смотрит, как Тэхен в спешке мечется по его кабинету, но от этого выглядит еще большее рассеянным, потому что ничего не получается, и не может сдержать улыбки — какой все-таки Тэхен еще ребенок, — спасибо.       — Куда мы едем? — спрашивает Тэхен. Дождь начинает стучать с большей силой, и они увеличивают шаг, переходя на бег.       — Сначала к Чонгуку, потом на квартиру к жертве.       — Но разве.       — Да, ее осмотрели уже тысячу раз, и мы осмотрим ее в тысячу первый, Тэхен, — Намджун садиться за руль, вешая свое мокрое пальто на сиденье сзади, и есть что-то напряженное в взгляде его обычно добрых глаз. Тэхен опускает взгляд, лишь бы не видеть, как сильно впивается Намджун в руль, — мы что-то упускаем из виду, что-то очень важное.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.