***
— Ну есть у нас этот след, нет его, он все равно не укажет нам на убийцу. — Не укажет, но поможет найти. Вот, ознакомься, это отчет экспертов о найденной тобой улике. «Преступник имеет сорок второй размер обуви, рост около 176-179 сантиметров, ни следов волочения, ни прихрамывания нет. Левый шаг длиннее правого, человек, оставивший след, — левша. Линия ходьбы путано-ломанная, причем это не вызвано особенностями места, состояние убийцы в момент преступления — близкое к алкогольному и наркотическому опьянению или же болезненное состояние, близкое к потере сознания — убийца шел, обремененный тяжестью, шаги короткие, но широко расставленные, так люди стараются увеличить свою устойчивость, скорее всего, он переносил труп». — Неужели так много можно сказать о человеке только по оставшимся следам? — Да, просто надо знать, как расшифровать. Сделаешь кофе? С меня булочки, — Тэхен усмехается, вспоминая, как однажды Намджун решил сам сделать себе кофе, чуть не спалив кофеварку. И решив больше не испытывать судьбу, Намджун просит Тэхена, тем более, он намекал ему бросать свою должность помощника и вовсе не из-за «переизбытка знаний», а из-за слишком хорошего умения приготовления свежесваренного кофе. Тэхен выходит в коридор, напевая про себя простенький мотивчик. Намджун просто до сих пор не знает, что Тэхена наделили только одним даром в кулинарии, и на большее он не способен, но Намджун не спрашивает об этом, а Тэхен тактично умалчивает. Темнеет, на улице включают фонари. Тэ думает о жертвах Флориста: каково это — испытывать ужас бессилия, понимать, что твоя жизнь закончится здесь и сейчас, в чужих руках? Страшно, мурашки пробежали по коже. Чужая рука крепко легла на плечо Тэхена, Тэ испуганно вздрагивает и, увидев Чонгука, выдыхает наполовину. Тэхен поворачивается к Чонгуку, но тот только улыбается совсем краешком губ, покачивая головой, и уходит. Но Тэхен помнит. Чонгук обещал рассказать. — О, ты все-таки пришел, неужели так интересно? — Чонгук приветственно улыбается, как будто не было той короткой встречи пару минут назад, Тэхен отмахивается от мысли, что это был все сон — наверное, один из очередных подколов Чонгука. Чон подходит настолько близко, что видит свое отражение в бездонных глазах напротив, всего на мгновение, пока Тэ не опускает взгляд в пол, — нет, тут не только любопытство, — Чонгук сжимает руки в кулаки, — тут нечто большее. Чонгук смотрит выжидающе, но Тэхен молчит. — Присаживайтесь, помощник следователя Ким, — когда Тэхен поднимает взгляд, Чонгук сидит за своим столом, просматривает какие-то документы, и обращается вполне как с обычным подчиненным, — Намджун принимает ее смерть как личное оскорбление. — А? — Без «а», он с ней учился в свое время в одном университете, кажется, они даже были в одной группе. Намджун — последний человек, который видел ее в живых. — Но почему… — Он не сказал тебе об этом? — Чонгук скрестил пальцы, — не знаю, у него должна быть веская причина об этом умалчивать. Они встретились как раз вчера, ты, наверное, хочешь посмотреть протокол допроса? — Тэхен отрицательно качает головой, Чонгук принимает крайне удивленное выражение, — не хочешь или боишься?***
— Так что же ты решил, Юнги? — Чимин начинает так сразу, ни «привет», ни «здравствуй», ни «где ты шлялся все эти три года?». Юнги хмурится и даже не скрывает этого, привычки Хосока он узнает из тысячи других, а к плохому, как говорится, быстро привыкаешь. — Что я должен был решить? — Юнги прищуривается и отводит взгляд в сторону, но Чимин знает, что Юнги делает так, когда хочет соврать. Чимин скрещивает руки, еще пару минут назад Чимин был готов поведать Юнги все, что знает, но сейчас, когда Юнги прячет самую главную карту в рукаве и злобно шипит на все предложения Чимина, зачем? Зачем опять устраивать из жизни Хосока ад? Он только более-менее пришел в себя, если его состояние можно назвать таким. — Хочешь ли ты подарить Хосоку тепло и счастье или же, — Чимин усмехнулся, — самолично отправить его в ад. — Я думаю, я сам смогу решить, что мне делать, — как Чимину не хватало этих стальных ноток и холода в жизни. Он так соскучился по Юнги, но сейчас не он, а Хосок решает все — в том числе и его судьбу, и судьбу Юнги. — Ты мог так решить, пока не помахал ручкой и оставил его одного на все три года, и все это время я был с ним, я, а не ты. И я не хочу причинить ему еще больше боли. — Поэтому оберегаешь, как мамочка? — Юнги, прекрати, — Хосок появляется в дверях. Юнги смотрит, недобро, у Чимина напрягаются мышцы спины, Юнги жаждет увидеть крайнее удивление на лице Чимина, но тот лишь сухо смеется. Мягкий Хосок оказался куда решительнее неприступно-холодного Юнги. — Вот как, — Чимин улыбается, лениво наблюдая, как Хосок подходит к Юнги слегка пружинистой походкой, становится позади него, нежно обхватывая плечи. Никакого другого прочтения, только то, что есть, — что ж, не буду вам мешать, — Чимин встает в полной тишине, чувствуя, как две пары глаз внимательно наблюдают за ним, замирая на мгновение. — Не уходи, — впервые Хосок просит, а не требует. Чимин поворачивается, сталкиваясь с мягким, до боли нежным Хосоком-до [ухода Юнги]. — Юнги, выйди, пожалуйста, нам нужно поговорить. — Я вам. — Юнги, — просит Хосок, смотря в упор на Чимина, боясь, что если опустит взгляд, Пак исчезнет. Руки Хосока до боли вжимаются в плечи Юнги, а Чимин, сам того не замечая, делает шаг назад. Юнги проходит между них, шагая как можно громче и бросая грозный взгляд на Чимина. — Не обращай внимания, Чимин, — Хосок подходит ближе, когда за Юнги закрывается дверь, и прижимает того к себе. Ласково обнимает подрагивающие плечи. — Спасибо, — шепчет Хосок, Чимин на миг отрывается от его кофты, смотрит в до боли родные [чужие] глаза и вновь утыкается носом в плечо, сжимая кулачки в такт рыданиям. — Что это было? — спрашивает Юнги. Чимин лежит на диване, подобрав под себя ноги, его голова покоится на коленях Хосока. Чон мягко улыбается, приставляет палец к губам, прося молчать и приговаривает одними губами «ребенок спит». Хосок аккуратно встает с дивана, перекладывая голову Чимина со своих колен на подушку, и укрывает самого Пака тонким пледом. — Я все еще жду объяснений. Ты говорил, что. — Я все расскажу, как только проснется Чимин. Именно это я люблю в тебе больше всего, Юнги, — Хосок смеется. — Ты выглядишь, как человек, который забудет все обещания через пару секунд, но это не так, я знаю, — Хосок смотрит на обручальное кольцо Юнги, — это не так. — Чимин всегда хотел мне добра, ставил мои приоритеты выше своих, появлялся в два, три, пять утра и до следующей ночи выслушивал меня, советовал, вместе с ним мы разбирали каждую ситуацию по кусочкам. Он был готов помочь мне в любое время дня и ночи, нужно было только позвонить. Он старался заменить мне тебя, — Хосок замирает, а добрый взгляд, которым он смотрел на Юнги, превращается в задумчиво-пустой, — так сильно старался, — продолжает он, — что даже теперь, когда ты появился, он не может избавиться от этого.***
Я снимаю миниатюрный браслет цвета молочного шоколада, бусинки браслета выточены легкими узорами цветных орнаментов, внимательно осматриваю каждую из них, пересчитывая, — двадцать одна. Мне нужна одна, самая утонченная среди своих сестер, одна, способная раскрыть свою изысканность. И я вижу ее: предпоследняя, где шоколад оттеняется бархатистым какао, тонкими узорами бледно-бежевого. Как много людей готовы с уверенностью сказать, сколько у них бусинок на браслете? Часто ли они пересчитывают их? Я знаю ответ. Мало кто заметит пропажу одной недостающей части, мало кто заметит пропажу самого браслета. Это их отличительная способность, они всегда на виду, но при этом всегда в тени. Их остается двадцать, я забираю одну жемчужину себе, надеваю браслет обратно на тонкое запястье; приходится быть аккуратным, чтобы не порвать резинку и не испортить бусинку.