Путь властелина

- Как вам известно, повелитель, благодаря мирному соглашению, которое заключили между собой Франциск и Карл, я смог вернуться к себе на родину и занять соответствующее моему статусу место в Генуе, - Андреа Дориа, поприветствовав повелителя, приступил к разъяснению причины своего приезда. - Ты приехал хвастаться своими успехами? – раздражённо перебил его повелитель. - О, нет, что вы! Напротив, я хотел сказать, что мне, а точнее, моей семье грозит опасность. До меня дошли слухи о предстоящем заговоре. - И ты хочешь этим меня разжалобить? Или, может, ты хочешь, чтобы мы помогли тебе его предотвратить? – от возмущения султан непроизвольно наклонился вперёд, как бы нависая над стоящим перед ним на коленях моряком. - Я… Я понимаю, что вам нет до этого дела… - Объясни повелителю, в чём будет его выгода, - вмешался в разговор Барбаросса. – Быть может, ты отдашь нам Корсику? Или будешь шпионить за Карлом? - Не утруждайся, Хызыр-реис, - прервал капитана султан. – Я удивлён, что ты проделал такой путь ради такого мелкого вопроса. Даже если ты и пообещал бы мне то, о чём сказал мой главнокомандующий флотом, я бы не стал тебе помогать! А теперь уходи отсюда! Андреа Дориа внимательно посмотрел на повелителя, затем перевёл взгляд на Барбароссу. Поклонившись, он покинул зал дивана, оставив капитана и повелителя вдвоём. Как только дверь за генуэзцем закрылась, повелитель посмотрел на Барбароссу: - Как ты думаешь, существует ли тот заговор, о котором он упомянул? - Если ради этого он не побоялся беседовать с вами лично, значит, есть все основания предполагать, что это так. - А кому выгодно свергнуть Андреа Дориа? - Думаю, что это дело рук французов, - предположил Барбаросса. – Насколько мне известно, Генуя сейчас находится под покровительством Священной Римской Империи, и некоему Джану Луиджи Фиески это не по нраву. - Хм… - повелитель задумался. – В любом случае, необходимо выяснить подробнее, кто такой этот Фиески. Возможно, он склонится перед нами. - Не думаю, что это возможно, повелитель. Этот человек предан французам. - В таком случае, нам не стоит вмешиваться, - решил Сулейман. – Пусть всё разрешится так, как это угодно Аллаху. А ты занимайся тем поручением, что я дал тебе. - Разумеется. Как только все запасы будут пополнены, мы тут же отчалим. Барбаросса видел замешательство повелителя, но его не покидало странное ощущение, что аудиенция у повелителя не была для Андреа Дориа основной целью прибытия в столицу Османской империи. Когда капитан оказался в коридоре, то неожиданно обнаружил генуэзца, который, казалось, специально ожидал именно его. - Нам нужно поговорить, паша, - тихо сказал он. Тон его не был заискивающим, а звучал даже нагло, можно сказать, что это было не предложение, а скорее, ультиматум. - С чего бы это? – Барбаросса всё же был настроен скептично, несмотря на странные предчувствия. - О! Поверьте, Вам лучше прислушаться ко мне, иначе быть беде. Гораздо худшей, чем та, что приключилась с моим племянником по вашей вине! - Ох, хорошо! – Барбаросса с опаской оглянулся, опасаясь, как бы повелитель не услышал детали этого странного разговора. - Жду вас в семь вечера в таверне Саида-аги. Приходите один! - Ну, разумеется, - Барбаросса закатил глаза. *** После непродолжительной аудиенции повелитель решил пригласить свою племянницу разделить с ним трапезу. Он приказал слугам накрыть стол на балконе и в ожидании сидел на мягкой тахте, вдыхая прохладный морской воздух. Султан закрыл глаза, и его душа тут же перенеслась в те времена, когда они вместе с Ибрагимом на этом самом балконе обсуждали планы великих завоеваний, делились радостями и горестями. Ибрагим всегда был рядом, всегда был готов заслонить его от отравленных стрел, разоблачить козни противников. Он владел десятками языков, знал обо всём, что происходит в мире. Его друг. Его военачальник. Его великий визирь. Его брат… От этого осознание предательства было невыносимым… - Повелитель? – тонкий и мягкий голос Хуриджихан вернул его в настоящее. Девушка всё ещё стояла на пороге, не решаясь войти. - Доброго дня, Хуриджихан! Прошу, проходи, садись! - Благодарю вас, - девушка улыбнулась. Когда они удобно расположились за столом и приступили к еде, Хуриджихан задала вопрос: - Простите моё любопытство, но о чём вы думали, когда я вошла? Вы были так опечалены… Неужели случилось что-то плохое? Повелитель взглянул на собеседницу. Она была искренне обеспокоена его состоянием, и, кажется, ни о чём не подозревала. - Просто, увидев тебя, я невольно вспомнил и о своей юности, когда я был ещё шехзаде и жил в Манисе. Теперь санджак-беем является мой сын Мехмед. Ах, как быстро летит время! - Может быть, вам стоит съездить туда? – предложила Хуриджихан. – Возможно, тогда ваша тоска уйдёт. - С чего это вдруг тебе пришло это в голову? – искренне удивился Сулейман. - Наверное, мне не стоит вам об этом рассказывать, однако девушки в гареме, которые живут здесь довольно давно, не перестают обсуждать то, как вы изменились после отъезда Михримах-султан. Да, она совершила что-то непростительное, иначе вы не отдалили бы её от себя, но ведь, наказав её, вы наказываете и себя. - Михримах – моя единственная дочь. Она бриллиант моего сердца. И тем больнее для меня было узнать о том, что дочь великого повелителя проворачивает какие-то жалкие интриги за моей спиной! И против кого? Против собственных братьев! Такое нельзя так быстро простить, Хуриджихан. Да, разумеется, ты права, мне больно от того, что все, кого я люблю, сейчас далеко. Но раз Михримах совершила подобное, значит, я тоже в ответе за это. Значит, я тоже должен быть наказан! Хуриджихан внимательно следила за тем, как меняется выражение лица повелителя по мере того, как он говорил ей всё это. Сердце повелителя было глубоко ранено. Причём ранено именно самыми близкими. Она вспомнила своего отца, который иногда по ночам уходил на берег моря, чтобы побыть одному и подумать о том, почему повелитель принял решение его казнить. Но ещё больше отца волновал вопрос, что чувствует повелитель? Не жалеет ли он о содеянном? Сейчас ей стала понятна та связь, которая столько лет держалась между её отцом и повелителем. Султану было больно от осознания того, что он сам принял решение отдалить от себя людей, которые были дороги его сердцу. И теперь он страдал от этого и днём, и ночью. Хуриджихан стало его неимоверно жаль. И она не хотела стать ещё одним предателем. Рустем-паша пригрозил ей, что в случае неповиновения он выдаст её, скажет повелителю, что она самозванка. Вероятно, Рустем думал, что девушка испугается казни, которая обязательно за этим последует, но сейчас Хуриджихан опасалась того, что ещё одного предательства повелитель просто не переживёт. - Разумеется, вы всегда знаете, как следует поступать в подобных ситуациях, - спокойно ответила Хуриджихан после небольшой паузы. – Но, может быть, вам стоит хотя бы один раз сделать исключение? Жизнь слишком коротка, и Аллах даровал нам её вовсе не для того, чтобы мы страдали. - Я подумаю над твоим предложением, Хуриджихан, - пообещал повелитель. - Надеюсь, что меня вы возьмёте с собой. Конечно же, если примете решение ехать, - Хуриджихан поднялась из-за стола. – Доброго вам дня, повелитель! - И тебе. Разумеется, повелитель уже принял решение, но ему не хотелось демонстрировать то, насколько сильно на него повлияла племянница. Для начала он решил, что уведомит свою семью о приезде заранее, поэтому направился в комнату, чтобы написать короткое письмо. *** Когда Хуриджихан поднялась на этаж фавориток, где находились её покои, то заметила, как Сюмбюль-ага перешёптывался с одной из девушек. «Наверняка что-то замышляет» - подумала она про себя. Однако, когда она вплотную приблизилась к беседующим, Сюмбюль нарочито громко протянул: - А-а-ах, госпожа! Вы сегодня прекрасно выглядите! - Спасибо, - приняла комплимент Хуриджихан. – О чём вы тут беседуете? - Да так, ничего особенного, - евнух махнул рукой. – И мне уже пора на кухню. Если Шекер-ага опять приготовил мало сладостей, то не сносить ему головы… Так слуга и ушёл, не переставая причитать. Хуриджихан некоторое время смотрела ему вслед, затем повернулась к девушке, которая всё ещё стояла рядом. Та выглядела опечаленной. - О чём Сюмбюль говорил с тобой? – поинтересовалась Хуриджихан. - Я спрашивала его о том, есть ли какой-то способ, чтобы попасть в гарем шехзаде Баязида. - Шехзаде Баязида? – переспросила Хуриджихан. – И чем он так хорош? Почему ты не хочешь в гарем какого-нибудь другого шехзаде? - Ах, госпожа. Вам ведь известно, что у шехзаде Мустафы есть Михриниса-хатун, у шехзаде Мехмеда – Нурбахар, у шехзаде Селима – Нурбану, а шехзаде Джихангир… он… не подпускает к себе девушек из-за своей болезни. Но я слышала, что он невероятно умён, поскольку прочёл более тысячи книг… - Неужели? – удивилась Хуриджихан. Конечно, повелитель иногда рассказывал ей о своих шехзаде, и в числе прочего упомянул незаурядный ум младшего сына. – И что же тебе ответил Сюмбюль-ага? - Он требует бакшиш, - вздохнула девушка. – А у меня денег совсем нет. Михримах-султан в последний раз раздавала деньги лишь тем, кто прошёл испытание на верность Хюррем-султан. - А как же остальные? - Остальные прислуживают фавориткам. Некоторые остались верны Шах-Султан, даже после того, как ей пришлось уехать из дворца на ипподроме… Хуриджихан тут же вспомнила причитания своей матери о том, что Шах-и-Хубан теперь живёт той жизнью, которая была у неё самой. Она недолюбливала свою сестру. - А тебе неизвестно, какова была причина её отъезда? – поинтересовалась Хуриджихан. - Как же это неизвестно? – удивилась девушка. – Конечно, известно. Весь гарем несколько ночей не спал, все разговоры были только о проклятии… - Каком проклятии? - Ваша покойная матушка, умирая, прокляла тех, кто виновен в её гибели. И всех, кто посмеет переступить порог, ждёт несчастье! - Неужели это правда? – искренне удивилась Хуриджихан. - Да. Рассказывали, что первым от проклятия пострадал Рустем-паша. Он исчез во дворце на несколько дней, после чего его нашли раненым в тайном хранилище вашего отца. Хуриджихан трудно было сдержать улыбку. В отличие от девушек гарема, она знала, что конкретно в этой ситуации никакой мистики не было. Тем временем девушка продолжала: - … Затем повелитель лично приказал казнить тринадцать человек за то, что те распространяли ложные учения, развращая умы правоверных мусульман… Хуриджихан вздрогнула. - …А Шах-и-Хубан очень испугалась. Дворец был обагрен кровью. Это знание долго не давало спать султанше по ночам… - Ладно, довольно! – прервала Хуриджихан. Ей стало немного не по себе. – Не нам обсуждать решения повелителя! - Конечно, госпожа, - девушка смиренно склонила голову. – Простите меня, я… немного увлеклась. - Как тебя зовут? - Дефне, госпожа. - Хм… - Хуриджихан задумалась. Ей захотелось помочь бедной девушке в реализации её желаний. Она видела, что Дефне не стремится демонстрировать слепую верность Хюррем-султан, и готова терпеть некоторые неудобства, связанные с этим. К тому же, ей был нужен человек, который будет всегда рядом и который сможет узнать все новости «из первых рук». – Вот что, Дефне-хатун, я постараюсь тебе помочь. Если будет необходимо, расскажу о тебе повелителю. Уж против его воли никто перечить не посмеет. - Благодарю, госпожа! Как мне отблагодарить вас за доброту? - Постарайся не попадать ни под чьё влияние, - посоветовала Хуриджихан. – Даже под моё. - Конечно, госпожа. Девушки кивнули друг другу и разошлись, удовлетворённые исходом беседы. Хуриджихан радовалась тому, что наконец нашла «своего» человека, а у Дефне появилась крошечная надежда изменить свою жизнь и при этом ни перед кем не пресмыкаться. «Нужно будет побольше узнать о Баязиде, - размышляла Хуриджихан, запираясь в своих покоях. – Если Дефне поможет мне, то я смогу уговорить повелителя поспособствовать их встрече…» Она уже достала из тайника дневник отца. Проводя пальцами по исписанным страницам, она испытывала некоторое успокоение. Ведь в течение последних дней ей снились странные кошмарные сны, в которых матушка со слезами на глазах умоляла её помочь отцу. «Как же мне найти его? – думала девушка. – Если кто-то во дворце заподозрит меня в том, что я ищу отца, беды не миновать…»