Heiliger Unheilig

Пленных доставили в город спустя два часа после нашего прибытия. Раненые, побитые, в их глазах не было ни страха, ни отчаянья — они упрямо шли вперед, высоко подняв головы, прекрасно понимая, что после допроса их ждет смерть. Но никто из них не отступил, не сдался, не сказал ни слова, что не может не вызывать невольное уважение. Таких врагов нельзя не уважать — верность Родине даже в шаге от смерти была чертой каждого уважающего себя солдата и ценилась на весь золота, в том числе и в Германии. Последним на улицу вышел высокий мужчина с черными волосами. Его взгляд запомнился мне больше всего — когда мы шли мимо выстроившихся возле выхода из подземного убежища, где скрывали женщин и детей, он на несколько мгновений задержал взгляд на женщине с маленькой девочкой и девушке, стоящей в другой колонне. Возможно, мне показалось, но в тот момент в его глазах впервые за то время, что его допрашивали, появилось отчаянье. Интересно. Его семья? На какое-то мгновение меня посетили сомнения по поводу того, что я собрался делать, но почти тут же я взял себя в руки и, махнув рукой, приказав солдатам поставить пленных на приготовленные заранее табуреты, отошёл чуть в сторону, наблюдая за реакцией советских солдат, по-большей части за реакцией того самого мужчины-майора. Он встал на табурет, не сводя взгляда с кого-то из левой колонны, и даже натягивая на себя петлю он не отводил оттуда взгляд. С моего места я не мог разглядеть, на кого он смотрит, но было заметно, что тело мужчины слегка дрожит. Отчего? От страха, слез, злости? Сложно было сказать, да и уже неважно — через несколько секунд табурет был выбит из-под ног мужчины и тот повис в петле. Одновременно с этим я услышал его — крик, пропитанный болью и отчаяньем, горечью и душевными терзаниями. В первую секунду мне показалось, что я оглохну - крик отдавался эхом у меня в голове в течении нескольких долгих секунд. Затем пришло раздражение - кто-то посмел нарушить приказ о молчании во время казни пленных. Но потом, когда я повернулся в сторону кричащей девушки, уже содрогающейся в рыданиях, мои брови невольно поднялись вверх, а рука достала из кармана кителя медальон, который я всё также носил с собой. Пальцы нажали на крышечку, открывая медальон, а мой взгляд переместился на девушку, от которой и исходил крик. Это она - девушка с фотографии. Растрёпанные длинные волосы цвета насыщенного каштана, тонкие пальцы, закрывшие обзор на заплаканное лицо, невысокий рост. По сравнению с остальными женщинами она казалась совсем ребенком. Последнее слово как-то болезненно ударило по разуму, но я постарался отогнать от себя... сожаление? Вряд ли это было оно, но чем чёрт не шутит. Заметив, как к девушке приближается один из солдат, на ходу заряжая пистолет, рывком срываюсь со своего места, перехватывая руку с уже взведенным пистолетом. - Ich habe nicht den Befehl gegeben zu schießen*, - холодно смотрю на вмиг замершего солдата, который судорожно кивнул, с некоторым страхом смотря на меня. Ухмылка невольно появилась на губах - пусть боится, раз нарушает приказы. - Ich bitte um Verzeihung, herr Hessen. Reflexe**, - виновато склонив голову произнес солдат, но меня это не впечатлило. Стоит напомнить ему, что пока он служит в моей части, то он должен строго выполнять мои приказания. Приказа убить не было, так что он должен заплатить за непослушание. - Am Abend wirst du zur Strafe kommen. Adlen, bring dieses Mädchen in mein Zelt und niemand wagte es, sie zu berühren, bevor ich kam***, - обращаюсь к стоящему в нескольких метрах от меня солдату, который, кивнув, осторожно подхватил дрожащую девушку под локоть и повёл в сторону моей палатки. Проводив её задумчивым взглядом, снова поворачиваюсь к напряжённым людям, мельком рассматривая их. Выйдя на середину площади, где мы находились, перекидываюсь несколькими словами с помощником. - Was tun mit Kindern und Frauen?*? - спустя несколько секунд тишины спрашивает парень. Я же задумчиво перевожу взгляд на матерей, прижимающих к себе маленьких детей. Те плакали, прижимаясь к теплой груди, а женщины напряженно замерли, словно в ожидании моего решения. - Wer wird den langen Weg stehen - in Auschwitz. Wer krank ist - schießt*, - отвечаю я, и, резко развернувшись, иду в сторону своей палатки, не обращая внимания на крики и плачь за спиной.