Heiliger Unheilig

Едва Клаус повернул меня лицом к нужному дому, первым возникшей у меня мыслью было желание вырваться из его рук и убежать. Убежать и спрятаться, дабы не возвращаться туда, откуда мы были вынуждены уйти и куда этот человек вынудил меня вернуться. Ему, видимо, нравится доставлять людям боль - даже не столько физическую, сколько моральную, и это убивает. Лучше бы он бил меня, насиловал, но это... Возвращать меня в то место, откуда война вынудила меня уйти - бесчеловечно и жестоко с его стороны. Впрочем, чего ещё можно ожидать от фашиста вроде него? Не отпуская меня со своих рук, мужчина толчком открывает дверь, отчего моё сердце в груди испуганно сжалось. Я четко помню, что мама закрывала дверь после того, как мы вышли, а ключи она забирала собой. Значит, дверь вскрывали, и внутри дома кто-то побывал. Перевожу взгляд на лицо немца и вижу удовлетворение в его взгляде, когда наши глаза встретились. Ему понравилась моя растерянность, моя неприкрытая боль в глазах. Наверно, он и правда тот ещё садист, только предпочитает вместо физической боли моральную. Офицер поставил меня на ноги только в прихожей. Разулся и жестом приказал мне сделать тоже самое. Пальцы сами собой потянулись к застежкам туфлей, и уже через пару секунд я, босая, как и немец, стояла в гостиной перед полками с фотографией. Мужчина взял с полки одну из фотографий и протянул мне, указывая пальцем на отца. - Ist das dein Vater?*- с непонятной мне интонацией спрашивает Клаус, нечитаемым взглядом смотря на меня. И от этого его взгляда по моей спине пробежали мурашки. Дурное предчувствие на несколько секунд охватило меня. - Jа, - киваю головой, не поднимая на мужчину взгляд. Мне стало страшно, что он может сделать. Ведь я не просто пленница, а дочь того, кто был прямым врагом, командиром противодействующей стороны. А, как известно, с семьями поверженных врагов особо не церемонятся с давних пор. Сильная мужская рука вздернула моё лицо за подбородок, заставляя поднять взгляд на мужчину. В его глазах я снова увидела тот огонёк желания, что и тогда, в палатке. Я попыталась отстраниться от него, но вторая рука немца с силой обвилась вокруг моей талии и притянула к сильному телу. Сейчас не было той осторожности и странного тепла - сейчас Клаус был груб и несдержан. Рубашка, что была на мне, полетела на пол вместе с оторванными пуговицами. Брюки ждала та же участь - они были откинуты куда-то за диван. Впившись в мои губы грубым поцелуем, Клаус повёл меня в сторону кофейного столика, где, с силой сдернув нижнее бельё, заставил лечь спиной на столик, пока сам он раздевался. Когда я попыталась вырваться и убежать, Клаус был обнажен и уже повернулся ко мне лицом. Звонкая пощечина вернула меня в лежачее положение. Ухватившись за болезненно пульсирующую щеку, не успеваю даже вскрикнуть, когда мои ноги развели в разные стороны, а твердый горячий член вонзился в моё лоно. И тут я уже не сдержала крика. Эта боль ослепила меня. Если в первый раз он был добр, чуток, и даже позаботился о том, чтобы мне не было больно, то сейчас перед о мной словно был другой человек - властный, жестокий, заботящийся только о собственных потребностях. Его движения - властные, сильные, грубые - как и прикосновения. Он касался, сжимал моё тело, оставляя красные следы, и смотрел на фотографию отца, которую он специально поставил так, чтобы создавалось впечатление, что тот нас видит. Сегодня я кричала и вырывалась. Сегодня я пыталась вырваться, за что получала пощечины и новые синяки на теле. Низ живота горел адским огнём, щеки пылали от боли и текущих из глаз слёз. Клаус словно пытался кому-то что-то доказать и показать, но кому? Кроме нас никто не увидит и не узнает о произошедшем этим днём. Тогда тем более мне непонятна эта жестокость. Месть моему отцу? Ненависть из-за моего происхождения? Моё сердце хотелось знать ответы, в то время как разум не хотел знать ничего. Боль не прекращалась ни на минуту. С каждым движением члена внутри мне казалось, что скоро он выпотрошит меня. Но ничего такого не было - Клаус крепко держал меня за бедра, резко врываясь в моё лоно и, спустя пару минут таких резких толчков, вынул свой орган из меня и кончил мне на бедра, слегка запачкав и живот. После этого моё сознание померкло, а глаза закрылись.