Heiliger Unheilig

Это походило на безумие - то, что я делал. Я и сам не смог бы сказать, объяснить, для чего я это сделал. Человеку, которого вот уже второй день нет в живых? Девушке, безвольно лежащей подо мной? Себе, считая, что те слабые светлые чувства к русской девушке не достойны истинного арийца? Стоя на нетвердых ногах, я смотрел на Ирину. Каштановые пряди разметались по столу, свисая с его краев. Лицо было припухшим от слёз и пощечин, на груди, руках и бедрах виднелись следы моих рук, которые скоро станут синяками, по бедрам стекала моя сперма, вытекающая из лона. Теперь она казалась не просто маленькой - миниатюрной и такой слабой, не способной ни на какое особое сопротивление, что мне стало тошно. Тошно от того, что, по сути, я растлил ребенка. Ей же всего семнадцать. Знаю, что думать об этом поздно. Знаю, что нельзя жалеть врага, пусть и плененного, но то, что я сделал сейчас... Просто отвратительно. Пробежав глазами по комнате, замечаю лежащую на подоконнике пачку бумажных салфеток, и, взяв несколько штук, осторожно присаживаюсь перед девушкой на колени и медленно, стараясь не делать резких движений, стираю сперму с её тела. На это девушка даже не шелохнулась, продолжая пребывать в бессознательном состоянии, и это слегка меня напугало - может, я перегнул палку? Впрочем, вопрос был глупым - палку я не перегнул, а сломал. На несколько маленьких частей разломил. Надев на себя брюки, осторожно поднимаю Ирину на руки и несу на второй этаж. Зайдя в первую попавшуюся комнату, которая оказалась чей-то спальней, бережно положил девушку на кровать и, укрыв теплым одеялом, выхожу, не забыв прикрыть за собой дверь. Быстро найдя в ванную и смыв с себя всё, застегиваю рубашку и надеваю брюки. Спешно накинув на плечи китель, выхожу на улицу, где, достав сигарету, закуриваю. На Могилёв постепенно опустились сумерки. В уличных фонарях постепенно загорались огни, освещая улицу. То и дело мимо дома проходили солдаты с собаками, выискивая, не скрываются ли где-нибудь другие солдаты. Кивая на их приветствия головой, курю, смотря в тёмное небо. Вдалеке слышались выстрелы и рев орудий, но сейчас это казалось мне наименьшей из моих проблем. Принимать решения в боевых действиях я привык. Наверно, даже слишком, раз такие мелочи в повседневной жизни, как отношения с девушкой, превращаются в трудности, преодолеть которые мне не под силу. И этих трудностей становится всё больше и больше из-за моей глупости и дурацкого желания доказать... Что и кому? Себе, что я хозяин положения? Девчонке, которая, в общем-то, ни в чём и не виновата? Родителей не выбирают, а дети не должны отвечать за совершенные родителями дела. Вторая сигарета пеплом падала на землю, а я так и стоял, всматриваясь в небо, не решаясь войти в дом, в котором до сих пор было тихо. Наверно, так даже лучше - пусть девчонка спит как можно дольше. Это даст мне больше времени подумать над тем, как вести себя раньше. Сделать вид, что ничего не произошло? Можно было бы, но внутри всё сжимается оттого, что в зелёных глазах появится ненависть. Что тонкое тело будет вздрагивать не от наслаждения, а от страха? Сжав ладонь в кулак, от переизбытка мыслей ударяю кулаком по стене дома, чувствуя, как боль постепенно отрезвляет меня, выпуская из ловушки мыслей, куда я сам себя загнал. Открыв входную дверь в дом, захожу и, стараясь не шуметь, прохожу на второй этаж и захожу в комнату рядом с девушкой. Сразу видно, что эта спальня раньше принадлежала юноше - книги на военную тематику, мужская одежда, фотографии, легкий беспорядок. Последнее вызвало у меня лёгкую улыбку - мой брат тоже любит устраивать в своей комнате беспорядок, отчего мать часто его ругала. Улыбка исчезла с моего лица, стоило лишь вспомнить о семье. Они ждут моего возвращения, пока я вожусь тут с девчонкой, которая не должна ничего для меня значить. Она же грязная славянка, чёрт побери! Но сердце не хочет ничего слушать, постоянно затыкая разум. Оно словно так и говорит мне касаться Ирины, ласкать темные волосы, целовать тонкие губы, наслаждаться приятным запахом её кожи. И этому совершенно невозможно сопротивляться. И почему-то мне самому не хочется ничего с этим делать.