Heiliger Unheilig

Анастасия крепко вжалась в стул, с ужасом и неким интересом ожидая прибытия того самого странного офицера. Лизоньку забрали и уложили в кровать в соседней комнате. "Она не должна мешать вашему разговору с герром", - коротко пояснил солдат, осторожно берущий девочку на руки и уносящий её в соседнюю комнату. От его слов Анастасии стало еще более не по себе - что же это за мужчина такой, который так сильно заботиться не только о своей репутации, но и вместе с тем о них - пленных, кого следовало бы, по законам Германии, отправить в бараки или в печь. От мыслей о последнем по спине женщины пробежала неприятная дрожь, а глаза слегка заслезились. Она не знала, что ждет её впереди, но это, наверно, лучше смерти. По крайней мере, Василец всем сердцем желала, чтобы это было так. В коридоре послышались чьи-то шаги. Замерев на стуле, подобно статуе, женщина стала считать секунды до того момента, как некто войдет в кабинет. Пара коротких секунд - и деревянная дверь с легким скрипом открывается и на пороге появляется высокий темноволосый мужчина. Увидев сидящую на стуле женщину, он медленно закрыл дверь и также неспешно подошел к ней, нежно касаясь ладонью её тонкой шеи, носом вдыхая аромат её волос, которые даже сейчас пахли его любимыми мандаринами. - Даже спустя столько лет ты всё также прекрасна, Настя, - прошептал Фридрих на ухо удивленной женщины, неспешно сев на стул напротив неё, кладя руки на деревянную поверхность. Взгляд голубых глаз, не отрываясь, следил за быстро сменяющимися эмоциями на лице непонимающей Василец. - Откуда вы меня знаете? - спросила женщина, всматриваясь в лицо мужчины, силясь понять, что именно показалось ей в нём знакомым. На этот вопрос последовала очень странная реакция - он рассмеялся. Громко, задорно, словно мальчишка, которому рассказали смешную шутку. - Ох. Неужели ты забыла, как я ухаживал за тобой, пока ты не предпочла тогда еще капитана Василец? Неужели забыла о наших свиданиях? Забыла, как я любил тебя? - на последних словах голос Фридриха упал до уровня шепота, а глаза Анастасии расширились от шока и узнавания. Она вспомнила! Вспомнила переведенного к ним в школу немца, который сразу стал за ней ухаживать и какое-то время ей казалось, что он тот, кто ей нужен. Тот, кого она, казалось бы, любила. Фридрих Герс - её первая, но не совсем удачная любовь. - Фридрих... Но как? - на выдохе спросила женщина, неверяще смотря на довольно заулыбавшегося немца. Он улыбался ей как тогда, в тот день, когда признался ей в любви и поклялся любить её одну. Но всё же в жизни меняется... Или нет? Василец не знала ответа ни на один вопрос и даже боялась думать, какие ответы может получить. Немец поднялся с нагретого места и подошел к женщине, поднимая её лицо за подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть в его голубые глаза. - Вот так. Закончил институт, пошел в армию и вуаля - сейчас я тут, перед тобой, решаю чужие судьбы. И твоя судьба тоже в моих руках. Не волнуйся, я не убью ни тебя, ни твою дочь - мне это не нужно. Но запомни одно, - Фридрих низко наклонился к уху женщины, опаляя его горячим дыханием, - отныне вы - моя семья. Ты - моя жена, а твоя дочь - моя дочь. Насчет старшенькой можешь не волноваться - Клаус будет хорошо с ней обращаться, если она не будет делать глупостей, - усмехнувшись, Герс переместил свои губы на уровень её губ, пару раз коснувшись их быстрыми поцелуями, словно давая Анастасии самой проявить инициативу, но когда её не последовало, немец надавил пальцами на щеки замершей Василец и прижался к её губам крепким поцелуем, не давая даже вздохнуть. Он целовал её, словно животное, соскучившееся по вкусной добыче, а она, не в силах сбежать, даже не пытается сопротивляться. Знает, что её съедят, но не пытается даже двинуться со своего места. Женщине было страшно сделать хотя бы попытку отстраниться. Ей казалось, что одно неверное движение - и они и с Лизой разделят участь тех бедняг, что оказались запертыми в бараках. Или, ещё хуже, смерть. Как бы сильно она не хотела верить, что их жизням ничего не угрожает, Анастасия понимала, что они на войне. Что всё в любой момент может измениться и далеко не в лучшею сторону. Знала, принимала, но отказывалась понимать. Разум знал, что нельзя доверять словам потенциального врага, но сердце хотело жить. Жить и давать жизнь своей младшей дочери, чью жизнь женщина ставила на первое место. Едва поцелуй кончился, мужчина усмехнулся, смотря на растерянное выражение лица женщины, и молча закурил. В комнате повисла тишина.