Heiliger Unheilig

Время имеет чудесное свойство менять свой бег. То оно ускоряется, не позволяя людям даже разглядеть, как прошла половина их жизни, то мучительно замедляется, словно нагнетая неприятное ожидание. Мужчина, сидящий в небольшом сыром подвале, привязанный к стулу, считал часы и минуты, прошедшие с того момента, как он оказался здесь. Больше ему ничего иного не оставалось - чертов Клаус наверняка просчитал то, что, не получив известий, за ним прислали бы кого-то сверху и потому позаботился о том, чтобы все было тихо и мирно. Мужчина сплюнул - будь проклят этот вернувшийся идиот, испортивший ему такой идеальный план. Будь прокляты те, что так быстро отпустили Хёссена с его дружками, которые и приволокли его сюда. Если бы оберштурмфюрер не был так сильно привязан к этой русской, если бы его сердце было наполнено злостью и ненавистью, как и у многих солдат, то все было бы гораздо проще. Не пришлось бы особо хитрить и изворачиваться, не пришлось бы так долго ждать желанной цели. Но все пошло прахом и все из-за одного влюбившегося немца, оказавшегося слишком непредсказуемым, чтобы так просто обдурить его. Менгеле задумался. Что-то Хёссен не торопиться приходить к нему. Оттягивает расправу? Думает над пытками? Чего еще он может ждать? Или кого?... От последней мысли доктору стало не по себе. Видимо, ему никогда не понять солдат СС и их логику, хотя до последних событий он считал себя если не гением науки, то приближенным к этому почетному званию. А обернулось все... Как, собственно, и обернулось. От размышлений доктора отвлек звук неспешно приближающихся шагов и негромкие голоса, раздающиеся на родном немецком. Говорили достаточно тихо, так что понять что-либо было решительно невозможно, да доктор и не пытался - скоро он сам все узнает. Нет нужды подслушивать. Спустя пару секунд дверь в камеру отворилась и на пороге появилось двое мужчин, в одном из которых Менгеле узнал Клауса Хёссена, а во втором, к своему шоку и даже страху, Рудольфа Хёсса - коменданта концлагеря Освенцим. И пусть для русских, евреев и многих других народов он был чудовищем, палачом и последней тварью, но вот что касалось немцев и их семей... Он всегда ценил Клауса как ценного и крайне умного молодого человека, подающего надежды великого командира, и потому, узнав о том, что случилось с его невестой, комендант поспешил приехать. Ему хотелось лично разобраться в этой истории и показать, что нельзя причинять вред тому, кого чистокровный ариец раз и навсегда назвал своей. Обручальное кольцо на пальце Клауса окончательно убедило Хёсса в правильности его действий. Пусть он пока и не видел невесту Хёссена, но был твердо уверен - его женой станет только достойная девушка, в которой есть хотя бы капля чистой немецкой крови. Уже это может помочь ей освоится в новом обществе, в котором она рано или поздно окажется. -Nun, Herr Mengele, die Stunde der Abrechnung ist gekommen*, - с холодным выражением лица произнёс Хёсс, отчего по спине Менгеле пробежали невольные мурашки. Обычно если комендант начинает говорить таким тоном, то ничего доброго ожидать точно не приходится. А уж по предвкушающему выражению Хёссена, все будет очень и очень плохо. Хёсс говорит много и долго - Менгеле почти не вникает в смысл его слов. Он просто слушает, понимая, что теперь действительно конец. Конец его карьере, желаниям и, возможно, жизни. Хотя насчет последнего у него были сомнения - Хёсс ни разу не упомянул о расстреле или каком-то другом виде смерти, что несколько успокоило доктора. Пока успокоило. - Dr. Josef Mengele. Für die Verletzung des Schwurs über die Unverletzlichkeit der Mitglieder der arischen Familie, für die Beschädigung der Frau von Klaus Hössen, werden Sie als Gefangene zu einer lebenslangen Freiheitsstrafe im Vernichtungslager Auschwitz verurteilt, dh Sie werden mit den übrigen Nichtmenschen gleichgestellt. Das Urteil kann nicht angefochten werden, - с каждым сказанным словом Йозеф терял дар речи все сильнее. Аушвиц? Заключенный? Он? Без права вернутся? Страх и ужас отчетливо отразились на лице немца. Они хоть понимают, что делают? Понимают, что эти заключенные могут с ним сделать и наверняка сделают? Понимают, что последствия такого решения могут быть разными? Посмотрев в глаза Хёсса, а затем и Хёссена, Менгеле понял - уверены. Они оба наверняка уже уладили вопросы с его исчезновением из истории. Наверняка уже все просчитали все, что можно. И все, что ему теперь остается делать - подчиняться. Он сильно сомневался, что попытка побега будет успешной, да и будет ли повод сбежать? Вряд ли. Молча склонив голову, Йозеф Менгеле смирился со своей карой.