❝ Кровь моя холодна. Холод ее лютей реки, промерзшей до дна. Я не люблю людей. Внешность их не по мне. Лицами их привит к жизни какой-то не- покидаемый вид. Что-то в их лицах есть, что противно уму. Что выражает лесть неизвестно кому. ❞
— Иосиф Бродский.
[трек 1].
Дорога из лагеря была трудной, заваленной мусором, сухими ветками и обломками ржавеющей техники, о которые можно было с лёгкостью вспороть голень. Но выбирать особо не приходилось, ибо то была единственная тропа, в безопасности которой более-менее можно было не сомневаться. Гермиона уже заготовила маршрут, согласно которому ей предстояло заглянуть в тот самый городишко — Саутволд, так он назывался, где сядет на поезд до родного Лондона. Она прекрасно понимала, что дорога предстоит нелёгкая, ох, какая нелёгкая, но это стоило того, ради Гарри — стоило. В цифрах дорога достигала отметки в сто девяносто два километра, и, учитывая этот факт, было бы очень некстати опоздать на утренний поезд. Благо, Грейнджер удалось наскрести скопленных деньжат на проездной билет, иначе б.. да кто знает, что было бы! И всё же, терять бдительность, рассуждая о возможной прелести ближайшего будущего, — непростительно для леса. Через мгновение путница со всей дури влетела ногой в булыжник, казавшийся на первый взгляд безобидным и лёгким, ни за что не прикреплённым к земле трёхметровыми «корнями». Гермиона взвизгнула от боли и рефлекторно притянула колено к себе, а затем стянула массивный армейский башмак, увядший в лесной грязи по самые шнурки. Благодаря обширной дыре, бежевый носок снимать не пришлось. Ничего серьёзного с ним, к счастью, не произошло, разве что побелел слегка. Грейнджер вздохнула, потёрла глаза рукавом тёмно-зелёной штормовки, шедшей в дешёвом комплекте с башмаками, и было потянулась за ботинком, как чувство равновесия внезапно покинуло её. Гермиона, поддаваясь собственной тяжести, отскочила назад, расставив руки для удержания баланса, как в ту же секунду травянистая земля под её ногами прогнулась и с треском разверзлась, превратившись в подобие оконных ставней. На этот раз завопила уже не она. Протяжный крик донёсся из глубины ямы, провоцируя неуклюжую девчонку пулей вылететь оттуда. Звук тот был таким резким, что Гермиона даже выругаться толком не успела и поблагодарить всё живое и неживое за столь щедрое везение. Грейнджер отползла на четвереньках подальше и уставилась на яму. Из оврага слышались звуки копошения и нечёткое бормотание, словно бы звериные, гортанные, а словно — складывающиеся в слова человеческие. При всём при этом, тот факт, что под полуметром земли кто-то топал и жалобно постанывал, вводил в своего рода ступор; устрашающая интрига сохранялась до тех самых пор, пока из ямы не высунулась чья-то макушка, а затем и все тело [человеческое, как оказалось] по грудь. Незнакомец игриво улыбнулся и, словно разглядывая что-то до невыносимости забавное, подпер пыльной рукой лицо. — Вот оно кто на меня свалился, — сказал он. — Я не нарочно, — ответила Гермиона, наконец поднимаясь с земли в тщетных попытках натащить грязнющий башмак на дырявый носок. — Что вы здесь делаете? — Прячусь, — пояснил мужчина, не убирая приторной улыбки с лица. — Прячетесь? — переспросила Грейнджер, хмуря тонкие брови на переносице; она недоверчиво глядела на торчащий из оврага силуэт и уже начала планировать свои последующие действия. — Нынче, — прокряхтел незнакомец, на локтях выползая из ямы; его правая лодыжка знатно покраснела и постепенно начинала вздуваться, так и норовя вызвать у гриффиндорки чувства сожаления и неловкости, — небезопасно живётся нынче. — Ах вот оно что. А бояться-то чего? — авось удастся сойти за местную обывательницу, так дела пошли бы куда проще и безопаснее. — Белок и прочих назойливых грызунов, разве что. — Ну, знаешь ли, ощущать их маленькие лапки на себе во время сна приятным не назовёшь. — Вы явно не из местных, — с явным укором кивнула Гермиона, и, как следствие жалкого вида незнакомца, потихоньку начиная расслабляться. — Не меняет факта, что ты что-то там повредила, — мозолистый палец быстро указал на распухшую ногу. — Что же.. Дайте посмотрю, — с неохотой предложила Грейнджер, надеясь решить проблему скоро и на месте; долгих и нужных причитаний ей выслушивать явно не хотелось. — Не врач, но с этим справлюсь. Мужчина недоверчиво сощурился, покряхтел секунды три, а затем медленно вытянул вперёд травмированную ногу, позволив вдоволь напортачившей ведьме её осмотреть. Грейнджер задрала пыльную штанину до колена, оценила принесённый её невнимательностью урон и спустя несколько минут вынесла свой окончательный вердикт. — Вывих лодыжки — не смертельно. — Чёрт возьми, снова! — словно обрадовавшись, воскликнул новый знакомец и тут же поёжился от колющей боли. — Ты, чудо-путешественница, в город, небось, намылилась? Так вот, вынужден составить компанию до больнички. — И вы решили, что я должна потащить вас с собой? Вернее, на себе? — в знак протеста Гермиона скрестила тонкие, испачканные в земле руки на груди. — Так это всё по твоей милости! — возмутился мужчина и сдуру попытался согнуть пострадавшую ногу в колене, после чего недовольно зашипел и оставил эти глупые попытки. — Скажите спасибо моей совести, — обреченно протянув, волшебница распрямила затёкшую спину, тихо похрустывая позвонками. Грейнджер накинула свою походную сумку на длинной тканевой ручке, застегнула старую штормовку до груди и протянула руку несчастному страдальцу. Вот так вот, теперь она точно влипла по самое горло. Какие там могут быть планы? — Вы должны помочь мне, — выдохнула Гермиона и закинула руку пострадавшего на плечо, — попробуйте встать. Мужчина неслышно возмутился, скорчил крайне страдальческое лицо, на которое только хватило его изобретательности, и по-старчески закряхтел. Он неспешно поднялся, балансируя на здоровой ноге, и навалился на бедняжку-Гермиону, которая была ниже него самого сантиметров так на двадцать. Сделав от силы пару несчастных шагов, пострадавший ко всему прочему начал неуклонно соскальзывать по болотной штормовке вниз, вниз и вниз. Во избежание столь нежеланного поцелуя с травой, мужчина ухватился за рукав чужой куртки, с силой потянув его на себя — хорошая реакция, однако. Грейнджер пошатнулась и, закатив глаза от уже зарождающегося внутри раздражения, перехватила непрошеного попутчика покрепче, дабы ненароком не свалиться в его доселе укромное местечко. Тем временем незнакомец был увлечён совершенно другим делом, более интересным и даже познавательным: на левом предплечье девчонки из-под нечаянно оттянутого рукава виднелся отчётливо вычерченный шрам и, казалось, то было какое-то столь знакомое слово, разве нет? Любопытно, очень любопытно. Он дождался, когда рука окажется в его поле зрения, и сузил поблескивающие при дневном свете глаза. — Грязнокровка, — смакуя каждую букву, протяжно зачитал он, довольствуясь своим маленьким достижением. Гермиона, пошатнувшись, остановилась словно по неожиданному велению палочки. По спине пробежала холодящая дрожь, а глаза беспорядочно забегали в разные стороны, так и норовя умчаться с этой проклятой тропы куда подальше. В действительности Грейнджер даже не представляла, что делать теперь: оставить его здесь, подвергнув целый лагерь весомой опасности, она не могла, да и на убийство голыми руками рассчитывать как-то не приходилось. «Мерлин, как же не хватает моей палочки», — мысленно пожаловалась бывшая гриффиндорка; её взгляд потерялся где-то в кронах раскатистых деревьев, а дыхание перехватило, превратившись в рваное и жадное глотание воздуха. Ведьма считала секунды до момента, когда наконец скинет несчастного на грязную землю да вырубит чем потяжелее, как тот нарушил напряжённую тишину своим странным заявлением. — Что ж ты сразу-то не сказала, что волшебница! — ликующе произнёс он и без всяких ненужных церемоний хлопнул её по плечу. — Ну-ка, положь меня на землю — покажу тебе кое-что. Грейнджер исполнила его просьбу достаточно быстро, за что получила отдельную благодарность от спины в качестве противного хруста, и принялась жадно рыскать глазами в поисках подходящего камня, ветки или уж хоть чего-нибудь, что-таки сумеет выручить. Удивительно или нет, но через какое-то время непрерывных поисков такой булыжник всё же нашёлся, но не успела гриффиндорка за ним и потянуться, как боковым зрением зацепила нечто неописуемое: силуэт незнакомца, секундой ранее опиравшегося о покрытое влажным мхом дерево, быстро уменьшился, пока и вовсе не скрылся с глаз, оставив после себя лишь жалкую кучку грязной одежды. Через мгновение та кучка резво зашевелилась, что непременно заставило волшебницу отступить на пару шагов назад, и оттуда вылезло хромающее собакоподобное существо — кажется, таких прозвали койотами. Зверёк, держа на весу правую заднюю лапу, дважды пронзительно тявкнул. — Во имя Годрика, — отходя от чрезмерно затянувшегося оцепенения, Гермиона утёрла ладонью вспотевший лоб, ненамеренно размазывая пыль по всей его площади, — он анимаг, анимаг. Койот тявкнул ещё раз, теперь, как могло показаться, значительно недовольнее, и, жалобно поскуливая, поковылял вперёд на своих трёх. Иной раз после таких выходок уж больно хотелось всадить ему полбу чем-то увесистым. Он звучно пискнул, когда больная лапа ненароком коснулась земли, и повернулся вытянутой мордой к Гермионе, явно выжидая ответной реакции, в которой ему было спешно и непреклонно отказано. — Даже не надейся. Я при всём своём желании дальше метра тебя не утяну. Зверёк сдавленно кашлянул и без особого энтузиазма поковылял к своей горе неопрятной и местами подранной одежды. Вынужденная отвернуться, Гермиона принялась с поддельной увлечённостью копошиться носком башмака в мокрой траве, когда услышала отчётливый хруст косточек и тихие, на самом деле несерьёзные ругательства. Со своей одеждой мужчина управился достаточно быстро и по окончанию процесса выдал громкое и протяжное «бу». Неужели сложившаяся ситуация его забавляла? — Я так понимаю, ты из Восьмого? — поинтересовался новоиспечённый анимаг, завязывая ниточки на рубашке в неаккуратную косичку; получив кивок в знак согласия, он немного посерьёзнел в лице и наконец поднял светлые глаза, — отведи-ка меня туда, так безопаснее будет. Одно радовало: расстояние до лагеря было значительно короче, чем до изначального Саутволда. К тому же, девчонка была весьма удивлена встрече с реальным анимагом, ибо доселе была крепко убеждена, что всех их несчастных представителей либо жестоко перебили, либо те остались в телах животных насовсем. И, должно быть, выбрав второй вариант, поступили в высшей степени разумно. Гермиона ухватила его покрепче, дабы лишний раз не выяснить ещё чего-нибудь малоприятного, и потянула за собой. Нужно сказать, оттого что этот человек оказался волшебником и, наверное, не собирался её убивать, на душе стало полегче. Но, отбрасывая все эти обстоятельства, на том вереница вопросов отнюдь не заканчивалась. Ведьму куда больше интересовало, что именно он забыл в этой части леса и откуда пришёл? Ради чего затеял столь сомнительную вылазку? Как и от кого узнал про лагерь да и каким образом вообще умудрился выжить? Хотя, смотря правде в глаза, сейчас всё, что было действительно необходимо, так это доставить этого странного человека в убежище и оказать ему необходимую помощь. В противном случае, его могли бы найти обычные люди, возможно, достаточно прозорливые, чтобы проверить его кровь и сообщить кому-нибудь до того, как он лишит их всех имеющихся конечностей. Да и, в конце концов, иметь в своих рядах анимага — ценное удовольствие и хорошенькая перспектива. Кто ж не захочет? Однако Грейнджер сомневалась в правильности своего решения. Почему? Она только сейчас поняла, сколь эгоистичной в своих убогих планах была Флёр, насколько мелочными были все эти стремления. Не разозлив её тогда, возможно, Гермиона никогда бы и не догадалась, что Делакур способна на такую подлость: держать её взаперти только-то из-за дохлых возможностей её подвески. Выжидать момента — это одно, но просто бездействовать — совершенно другое. Подлое и недостойное дело. Конечно, за чувством злости и оскорблённости лезть в карман не пришлось. Гермиона была достаточно высокого мнения о себе и своих возможностях, дабы принимать себя за подопытного кролика во временных причудах Флёр. Грейнджер, конечно же, знала, что способности этого странного незнакомца будут использованы в тех же корыстных целях, но возможен ли вариант, что все это оправдывает средства? Что нужно старшей Делакур? Гермиона не знала ответа, и временами это жутко раздражало — вплоть до противного скрипа зубами и зудящих висков по вечерам. Флёр всегда брала больше, чем нужно, и то, что ей хочется. Допустимые временные фокусы в лагере заключались в простом воровстве пары-тройки ящиков с припасами, оружия и некоторых серьёзных лекарств. Учитывая, что Делакур никогда не была готова сделать решительный шаг, последние два были совершенно бесполезными. Вывод, как ни крути, как ни складывай, и под каким углом ни разглядывай, напрашивается сам: то была подготовка к чему-то грандиозному. Ужасному.. Да. Но грандиозному. — А имя твоё как? — ни с того ни с сего поинтересовался анимаг, вновь выдёргивая гриффиндорку из пелены её назойливых и зачастую неприятных мыслей. — Гермиона, — несильно отвлекаясь от размышлений, негромко и даже несколько неразборчиво пробормотала она. — А я Мальсибер, — почесав затёкшую руку, продолжил он, — знаешь, Гер-ми-она, не окажись ты волшебницей, я бы вряд ли сейчас ковылял с пустым желудком. А так, считай, что тебе даже повезло, ведь я уж давно ищу здешний лагерь. Она уже где-то слышала это имя. Или то была фамилия? В голове что-то крутилось — неотчётливое, смазавшееся под давлением времени, нервов и лишней информации, по обыкновению засорявшей голову. Проще счесть за банальное совпадение или созвучие с чем-то, а не рыскать в воспоминаниях, пересчитывая студентов, профессоров, обычных прохожих и продавцов, жертв, в конце концов.. Неважно. — Откуда вы? Из какого-то лагеря или убежища? — переложив руку Мальсибера как поудобнее, спросила гриффиндорка. — Акцент слух не режет. — Сам по себе. Коротал дни около портов, еду с суден таскал, — мужчина ненароком коснулся пострадавшей ногой земли и скривился. — А потом решил, что не дело это. Мы достойны большего и не заслужили такой жизни. — Почему решили? Мальсибер усмехнулся. Действительно, почему? Он не решался себя спросить да и нужды он в том не видел, ибо каждый из нас — каждый! — хотел бы найти свой угол, где мирное небо раскинется над головой, вкусная [или хотя бы съедобная] еда будет греть твой желудок, а тёплый душ омывать военные шрамы. Оставшаяся часть пути проходила без особых разговоров, анимаг лишь тоскливо поскуливал от боли и один раз невзначай напомнил, что забыл ботинок в том винном погребе. — Винный погреб и без вина, — не прекращал возмущаться он. Груз, возложенный на хрупкое женское тельце, был достаточно увесистым, вследствие чего спина Гермионы знатно ныла. Ко всему прочему, Грейнджер прибывала в смятении: она покинула лагерь, значит, идти было совершенно некуда, а тело отчаянно просило отдыха. Но ведьма обещает подумать об этом потом, когда дотащит бедолагу в чёртово пристанище.[трек 2].
Мальсибер всей своей тяжестью приземлился на больничную, хотя толком никакой больницей там не пахло и подавно, койку и вытянул затёкшие руки вперёд. Обитатели палаты сразу же заинтересовались прибывшим пациентом, когда Гермиона поведала о его неожиданно полезных талантах и о странных обстоятельствах их встречи, разумеется. По велению ли судьбы, богов ли леса и рек, провидения или самого подземного чёрта, но этот человек нашёл, чего искал. И на этом фоне его вывихнутая лодыжка казалась лишь простительным обстоятельством. Воображать, что стал непосредственным участником чего-то масштабного, — своего рода награда. Место для истинного величия всегда теплится в зверином сердце, и в решающий момент животное всегда предстаёт пред могуществом древних племён и ныне существующих народов, а также пред той силой, что заключена между их массивными ключицами. Тогда, оглядываясь на терпкие на вкус жизненные невзгоды, ты начинаешь потихоньку различать краски, а главное — цвет полотна, на коем написан портрет. Какой же редкий дар — осязание. Сестра, а была она со строчной, смазанной чей-то неуклюжей ручищей буквы, повертела ногу мужчины словно дешевое колечко на ярмарке — несколькими пальцами, сведя губки в трубочку. Получив в свой адрес парочку приятных, она неспешно принялась рыться в своих зелёных склянках да перебирать отсыревшие пластыри. Надо же, «синдром типичного аптекаря» остался неизменным спустя долгие мучительные годы. Через добрых десять минут женщина вернулась, шаркая белыми сланцами родом из прошлого века, принеся с собой кусок льда и застиранную марлю. Она завернула лёд в кусочек ткани и принялась медленно водить по набирающей сочный [нисколько не аппетитный!] цвет опухоли, дабы не допустить её быстрого распространения. Врачиха мерзко вела бедром и при любой удобной возможности запускала костлявые пальчи́щи в соломенные волосы; приторно улыбалась всякий раз, когда её пациент задавал очередной глупый вопрос. Он явно пришёлся ей по вкусу. — Гермиона, — подозвала девчонку сестра, говоря при этом очень гнусаво — насморк, видать; её глаза хитро блестели, а ладошка убирала пшеничную прядь за ухо. — Поводи льдом вот так, пока я не приведу Зо. Женщина показала простые движения туда-сюда. — Но не допускай обморожения, — наказала она, облизав маленькие губки. — А Зо придёт и вправит. Врачиха, снова противно зашаркав и ни в коем случае не забывая вырисовывать бедрами кривых лебедей, удалилась из палаты, бросив открытой входную дверь. Мужчина облегчённо вздохнул и сполз по металлической спинке. Грейнджер села на скрипящую койку и взяла в руки кусочек льда — он уже немного подтаял, однако его холод всё ещё приятно отзывался на неглубоких ссадинах и царапинах. Гермиона положила это смешное от своей простоты, но при этом на удивление действенное средство на ногу и повторила показанные движения с точностью в добрые сто процентов. Чего еще ждать от ярой отличницы? — Неприятно? Мальсибер рассеяно кивнул. — Уверена, у неё здесь есть обезболивающее, — девчонка выпрямила спину и оглянулась на шкафчики. Гриффиндорка встала с места, сунув ледяной кусок анимагу в руку, и на цыпочках прокралась к большому белому шкафу, изготовленному, видимо, относительно недавно. Она отворила его дверцы и поразилась грязи, в тысячу глаз глядящую на неё изнутри: весь в тоненьких паутинках, пёрышках из подушек и деревянных опилках, он таил в себе с сотню различных баночек, склянок и заплесневелых пробирок. Ведьма надеялась найти что-то конкретное, но на глаза пока ничего стоящего не попадалось. Гермиона старалась исследовать полки осторожно, чтобы ничем не выдать своего крайне нежелательного присутствия: баночка с какими-то травами, пузырёк для лечения ушных болей, дистиллированная вода и, о, Мерлин, это же Анальгин! Желтоватые таблеточки в пластинке валялись за всем этим бесполезным барахлом и представляли хоть какую-то ценность в этой ситуации да и, наверное, во множестве других. Уж точно ценнее разноцветной плесени. Гермиона проверила срок годности препарата, который можно было употребить ещё в течение пары месяцев, и аккуратно прикрыла дверцы шкафа. — Вот жадная кикимора, — сквозь зубы прошипела Грейнджер. Гермиона набрала в пластиковый стаканчик немного воды из стеклянного кувшина, рукавом стёрла с ручки грязные отпечатки и вернулась к койке. — Думаю, Делакур простит моё маленькое своеволие. Выпьете одну, через время — вторую. Мальсибер разумно последовал совету, засунув предложенную таблетку в рот и залпом осушив одноразовый стаканчик; он прочистил горло и осторожно поинтересовался: — Ты работала сестрой в те годы? — Нет, не работала, — спустя некоторое время ответила Гермиона, убирая скомканный стакан подальше, и, опережая последующий вопрос, добавила, — Давайте не будем. В палату зашла, нет, вплыла сестра, а за ней, по-видимому, плёлся тот самый небезызвестный Зо. Скоростью они оба не отличались, о чём непременно свидетельствовала мокрое пятно на полосатом матрасе от расставившего льда. Зо был высоким, т-образного телосложения и к тому же лысым — лишь на затылке виднелся маленький округлый участок, заплетённый в тугую косичку. Он был очень смуглым, с узкими глазами, одетый в какие-то странные лохмотья, чем-то напоминавшие ему родное кимоно. От увиденного Мальсибер еле сдержал смешок. — Это он? — забасил Зо и с явным недружелюбием во взгляде уставился на анимага. — И кто же ты? Крольчонок? — Стервятник, — буркнул Мальсибер и отвернул голову, находя своё положение не совсем подходящим для привычного хамства. Сестра стояла, не шелохнувшись. И правда, о каких лекарствах может идти речь, если Флёр всё принесённое девала не пойми куда. Возможно, несколько минут назад Гермиона утащила последнюю имевшуюся пластинку? Чёрт с ним. Не позволит же Делакур людям мучиться из-за своей жадности? Кто знает, кто знает. Зо подошёл к кровати и покрутил ногу пострадавшего — снова. На этот раз Мальсибер никаких противоестественных звуков не издавал, было лишь видно, как мышцы под его рубашкой резко напряглись, а ссутулившаяся врачиха вдруг демонстративно распрямилась и сложила руки на груди. Неужели красиво? Зо на некоторое время придавил ногу ладонью, как он позже пояснил, дабы пульс измерить, и неспешно кивнул сестре. Женщина направилась к тому злосчастному шкафу, около которого несколько минут назад ошивалась Гермиона, и открыла свежие белые дверцы. Внутри девчонки что-то непроизвольно сжалось. — Расслабь, — рявкнул Зо и обхватил уже начавшую отдавать синевой ногу с обеих сторон. Гермиона, оправдав то исключительно научным интересом и рвением впитывать в себя новое подобно мочалке, подошла поближе, дабы оценить сию трагедию с ближних рядов. Пара точных движений, громкий хруст и ругательства Мальсибера заполнили помещение. — Неси уже! — прикрикнул мужчина врачихе и раздражённо глянул в её сторону. — Никак не отыщу, — утомленным голосом пожаловалась та, отчего Гермиона в ту же секунду ощутила комок, сдавливающий тонкое горлышко. — А, всё ясно. Женщина закрыла дверцы шкафа и ринулась к койке, около которой весь ажиотаж и крутился; она присела на корточки и вынула из близ стоящей тумбы моток бинта, а затем ликующе задрала руку с ним. На сердце Гермионы так и полегчало. Сестра подала бинт Зо, который в свою очередь достаточно быстро наложил крепкую повязку и велел дать конечности покой в течение нескольких дней. Затем он фыркнул, направляясь к импровизированному умывальнику, дабы вымыть руки. — Скажи Делакур, что у неё новичок, — попросила врачиху Грейнджер и вздрогнула от ворвавшегося в помещение порыва холодного осеннего ветерка; сестра всё продолжала любоваться Мальсибером, а тот кидал умоляюще взгляды в стены, потолок и собственный [ныне единственный, она помнит!] башмак. Дело сделано. Девчонка накинула сумку на плечо, ещё не оправившееся после недавней ноши, и толкнула входную дверь. Теперь она не чувствовала своей вины в случившемся, а даже наоборот — считала, что этому анимагу немножко повезло. Грейнджер не беспокоило его дальнейшее пребывание в этой дыре, в конце концов, он сам этого хотел. Больше печалило впустую потраченное время. И то, что маховик на её шее не успел восстановить потраченные силы. Гермиона ужасно спешила удрать отсюда, надеясь каким-нибудь Мерлином успеть на тот чёртов поезд. Ну и вляпалась она, конечно. Впредь надо быть осторожнее, особенно когда под рукавом не спрятана палочка или бейсбольная бита. Гриффиндорка уже видела дневной свет за полуоткрытой дверью, как путь ей нагло преградили. Это был рослый мужчина, походивший на медведя за человеческой маской. — В чём дело? — спросила Грейнджер и попыталась обойти громилу, за что получила добротный толчок в плечо. — Велено: никого не выпускать, — неумолимо, словно сама скала, осветил охранник и сцепил руки на груди. — Но я не состою в лагере, — оспорила та, ухватившись за атакованную часть тела. — Проваливай! — грозно прикрикнул мужчина. Гермиона опешила. Максимумом охраны, которую когда-либо себе позволяла Флёр, так это один-два полусонных человечка с сигнальной хлопушкой красного цвета и бейсбольной битой. К тому же, те люди были достаточно щуплыми, что не было редкостью в этих краях. А тут что? Неужели с её уходом Делакур провела реконструкцию и перестала наживаться на выживших? Может быть, но это надо проверить. Перемены — хорошо, конечно, но при чём тут запрет на покидание здания? Особенно такой болезненный. Грейнджер напоследок кинула хмурый взгляд на громилу, всё ещё ощущая себя беспомощной букашкой в его присутствии, и направилась к главной лестнице. Разумеется, она должна была спросить эту мега-руководительницу о происходящем. Сказать, что это недоразумение добавило позитивных ноток в их отношения, было нельзя. Второй этаж остался позади, открывая пред девчонкой реденький набор комнатух второго. Стрелка внутреннего компаса указывала на дальнюю дверь — нужную дверь. Гермиона не спеша прокралась по узкому коридорчику, параллельно заглядывая в открытые комнаты, где никого обнаружить не удалось. Дверь с её прошлого визита совсем не изменилась, что и немудрено. Гриффиндорка сперва толкнула её, а затем налегла всем телом, дабы отворить, но та не поддалась. Заперто. Когда уже на десятый стук реакции не последовало, Грейнджер со злости пнула сапогом дверь и, развернувшись, скатилась по ней на пол. Теперь она точно опоздает на тот поезд, да что там тот, и на любой другой, если её сейчас же отсюда не выпустят. Она обхватила голову, ерзая волосами туда-сюда, когда непрочная дверь со скрипом отворилась, роняя гриффиндорку спиной на пол. Немного ошарашенная, она продолжила рассматривать потолок в течение нескольких секунд, а затем, спохватившись, поднялась на ноги и оглянулась вокруг. Комната была пуста, прикроватная лампа потушена, хотя ещё горячая — значит, Флёр ушла недавно. Рядом со светильником лежала маленькая открыточка, прочесть которую не позволяло чувство приличия, а не прочесть — любопытства. В конце концов, второе взяло верх над первым, и девчонка распахнула маленькую бумажонку. «В полдень на холме. Приходи одна. Твоё окно свободно», — гласил сильно заострённый каллиграфический почерк. В голове крутилось с сотню вариантов. Должно быть, мисс Делакур тайно сливает всю добычу иным силам? Каким-нибудь группировкам и получает взамен что-то значимое. Но что? Что это может быть? Ради этой вещи Флёр всё это затеяла? А, может, она кому-то угрожала? Тогда почему так легко отпустила? Не складывается. Грейнджер ногой запихала сумку под чужую кровать, с которой до пола сползал сиреневый плед, и засунула записку в передний карман брюк. Стараясь не создавать лишних звуков и оставаться незамеченной, она осторожно повернула металлическую ручку и распахнула окно. Холодный ветерок ворвался в комнату, вороша пушистые девичьи пряди и колыша некрасивые шторы, что со звоном катались туда и обратно. Гермиона ловко взобралась на чистый подоконник, представляя, что сказала бы Флёр после подобной выходки, и зацепилась рукой за ржавую пожарную лестницу. Путь до обозначенного холма был недолгим, во всяком случае, так показалось Гермионе, когда та наконец оторвалась от своих размышлений. Подходя к возвышенности, она начала отчетливо различать несколько мужских голосов — они явно о чём-то спорили. Затем вмешался четвёртый, резкий. Буквально пара неразборчивых слов, и весь этот собачий гул затих, а затем донесся женский крик. Да, это была Флёр. Гермиона тихо подкралась поближе, стараясь не греметь спрятанным в карманах барахлом, и притаилась за каким-то луговым кустом, по форме напоминавшем перчатку. И, просунувшись между его тонкими ветками, она заметила четверых: трое мужчин и искомая Делакур. Через мгновение на холме появился четвёртый, волоча за собой кого-то маленького, сильно напоминающего... Габриэль, чёрт возьми! Великан швырнул девочку в руки всхлипывающей Флёр, и те поковыляли прочь, дрожа словно непрочные осенние листья, готовые в любую секунду отцепиться от ветки. Теперь Грейнджер могла спокойно рассмотреть остальных: один, стоявший к ней спиной, был по-настоящему огромных размеров, целый гигант, второй, тоже спиной, — более щуплый и низкий, с ярко-красными прядями на каштановом хвосте, он был одет в длинный фиолетовый плащ, а третий, третий стоял боком — кудряшки на его голове метались в разные стороны подобно маленьким барашкам, а точные острые линии профиля отдавали странным холодом. Гриффиндорка уже подумывала уходить, как вдруг сердце сделало сильный скачок, отдавая горячей кровью к ушам и лицу. Их было четверо. Она резко обернулась и застыла в ужасе. На неё смотрела пара знакомых глаз, ужасных глаз. Глаза, в которых она сразу увидела последние минуты жизни её рыжеволосого друга. Дорогого рыжеволосого друга.* * *