We really are something else Let’s say you were sent here Just to keep me in check My pulse is quick, my neck is stretched Cruel lover says I need to just Get over it, get over him, get over myself Daughter — The End
Кто-то перевернул её, ещё сонную, на живот и начал нетерпеливо поглаживать по спине, постепенно спускаясь к бёдрам. Салли раздражённо пробормотала что-то невнятное и накрыла голову подушкой. — Отвали, пожалуйста… — эта фраза стоила ей значительных усилий. — И какого, собственно, чёрта? Она вывернулась из объятий и посмотрела на сидящего перед ней мужчину. Андерсон — кто бы ещё посмел врываться к ней так, пользуясь тем, что Салли пока не забрала у него ключи от квартиры? — даже не удосужился снять куртку. — Если за две минуты не придумаешь приличную цель визита и хорошую новость, выброшу из окна. — предупредила Салли. — Дождя нет уже полтора часа. Возможно, будет солнечно. — послушно сказал Филипп. — Лестрейд объявил общий сбор, и я решил тебя подвезти. Салли закатила глаза. — Прямо в куртке «подвозить» будешь? — ухмыльнулась она. — Презервативы в шкафу, вешалка для одежды на прежнем месте. Он только пожал плечами. В последнее время Андерсон с ней не спорил: не то находился под впечатлением от её стабильно скверного настроения, не то развод пошёл ему на пользу. Их взаимоотношениям, впрочем, освобождение Андерсона от тяготившего брака, не помогло: Салли ходила на свидания, Филипп пах подозрительно дорогим мужским одеколоном, но трахаться почему-то до сих пор приезжал к ней. Донован не могла определиться, нравится ей такой вариант или уже нет. В этом было что-то приятное: знать, что мужчина, сейчас поспешно стаскивающий с себя джинсы, сорвался к ней на другой конец столицы, хотя мог бы найти ещё с десяток таких Салли. В сексе он знал толк: невнимательный на работе, в постели был ласков, к тому же не забывал, что нескольких фрикций и пары прикосновений к клитору для оргазма бывает недостаточно. И всё же… Она стояла на четвереньках, опираясь кистями рук на кровать. Андерсон, навалившись сзади, двигался в ней легко, давая время привыкнуть. Раньше Салли нравились эти первые неспешные толчки; потом Филипп ускорялся — иногда ей становилось немного больно из-за того, что он входил в неё резко, то практически вытаскивая из неё член, то вводя на всю глубину. Но она и трахалась с ним, в общем-то, чтобы чувствовать себя живой: чувствующей похоть, порой боль, порой физически ощущающуюся эйфорию от того, что можно сосредоточиться только на подступающем оргазме. Теперь Салли не могла отвлечься. Полгода назад она вывихнула запястье; на её работе это не отразилось, но излюбленная поза Андерсона, кажется, им больше не подходила. Впрочем, им ничего бы не подошло: Филипп брал её так, как ей нравилось, грубо, напористо, периодически покусывал за плечи и шею, даже говорил какие-то глупые и несуразные, типично андерсоновские нежности, но всё, о чём могла думать Донован, заключалось в нескончаемых каплях дождя, бьющих по стеклу. «Он сказал, что дождь кончился. Что можно вздохнуть свободно. Дождь должен был кончиться». В душе она расплакалась и долго тёрла глаза руками, чтобы Андерсон вдруг не заметил.***
На собрание они пришли порознь: Салли задержалась, чтобы купить себе кофе и дешёвый сэндвич. На вкус он был как картон, но голод утолить мог, а большего ей не требовалось: в последнее время она всё равно редко успевала спокойно перекусить. В Бартсе было холодно и пустынно. Молли Хупер, возившаяся с микроскопом, то и дело ёжилась и одёргивала рукава свитера. В те моменты, когда Молли не стремилась понравиться Холмсу, а просто делала свою работу, Салли ощущала к ней нечто сродни иррациональной приязни: как ни крути, а она всё делала качественно, на совесть. Не чета Андерсону. Пару раз Донован даже подумывала принести Молли кофе, но та до сих пор шарахалась от неё, не простив ни интервью о Шерлоке, ни их с Холмсом многолетние распри. Впрочем, и от Фрика она теперь держалась на расстоянии, в основном соблюдая положенную на работе дистанцию. Лестрейд говорил, что между ними что-то произошло и спрашивать о причинах не следует. Не то чтобы Донован собиралась дискутировать с Молли об её увлечённости Холмсом, разве что могла попытаться поставить ей диагноз или записать к психотерапевту, но когда Грег настоятельно предупреждал её не делать что-либо, Салли слушалась. Тем более, Холмс с Уотсоном, в очередной раз проезжающиеся на тему слишком довольного в такую рань лица Андерсона, уже дожидались опоздавших. «Как вам ещё не надоело, — подумала Салли, — даже мне приелись шутки про Фрика и его тесную дружбу с доктором Уотсоном, а я старалась». На самом деле, ей давно было наплевать и на Холмса, и на то, трахается он с кем-то или нет. В Скотланд-Ярде служебные романы не поощрялись, но и не считались должностным преступлением. Все иногда с кем-то спали, так ли значимо, с кем конкретно? За каждым водились грешки. «Может, такова суть всего происходящего: все мы грешны, вопрос лишь в том, что с этим делать… Может, всего-то и надо — разозлиться настолько, чтобы перестать позволять окружающему миру или же себе самой быть», — мрачно размышляла Салли. Раньше, лет в двадцать, ей была интересна религия: не столько как система нравственных ценностей, сколько как совокупность околофилософских измышлений, пусть и со значительными лакунами, отданными на откуп гуманистической морали. Потом интерес угас; было бы странно, если бы этого не произошло — Скотланд-Ярд не располагал к продолжительной рефлексии. Салли только и делала что бежала — за преступниками, желаемой должностью, репутацией «своей в доску» в мужском коллективе, и вот к чему это привело: она снова стояла у прикрытой двери, за которой находилось решение очередной потенциально невероятной загадки, и открытие тайны будет принадлежать не ей. Дело было не не в предполагаемой глупости или медлительности Донован, но в системе привилегий и приоритетов, давно расставленных руководством. Она, Салли, была обречена на эмоциональное выгорание: каждое её дело, вызывавшее у Холмса интерес, Донован больше не принадлежало — Шерлок походил на лакомку, снимавшего вишенку с торта. «Пусть это зависть, — соглашалась Салли, — пусть так, это справедливо. Холмс гениален, а все мы — заурядные сотрудники Скотланд-Ярда, которым оказывается милость. Несправедливо то, что мы живём, оглядываясь на то, снизойдут ли до нашего улова». — ...Все жертвы занимали сравнительно высокие должности на работе. Формально они совершенно не связаны: декан юридического факультета, инженер-химик по трансферу препаратов, актёр из «Альберт-холла». Знакомы друг с другом не были, сфер пересечения не имеется. Однако в последние несколько месяцев каждый из них переживал определённого рода кризис в работе: неудача во время премьеры, взятки на факультете юриспруденции, фармацевтический скандал, о котором трезвонили все газеты в последние пару месяцев. У них были причины для самоубийства, — раздражённо говорил Лестрейд. Уотсон разом помрачнел и, развернувшись к Шерлоку, произнёс: — Продолжаешь отрицать версию провокации? — Действительно, — присоединилась к нему Донован, — честное слово, молчащим ты нравишься мне ещё меньше! Не верю, что ты упустишь шанс показать своё интеллектуальное превосходство. Холмс ухмыльнулся. — Не то чтобы для этого требовалось говорить. И вы не правы в том, что между ними нет ничего общего: о, эта связь очевидна. Сексуальные пристрастия: если бы вы внимательно осматривали их квартиры, то заметили бы одинаковые игрушки, купленные в одной и той же сети магазинов «Гравитация». Частная компания, основным акционером была некая мисс Белграв. Пару лет назад сеть магазинов прекратила своё существование по неизвестным причинам, и это при стабильной прибыли и грамотной политике компании! Поводов, казалось бы, не было, однако мисс Белграв, судя по всему, предпочла покинуть Британию. По моим сведениям, полгода назад в Вашингтоне была открыта элитная сеть бутиков с тем же названием. Специализируются на БДСМ-девайсах. — И кого, по-твоему, интересуют чужие предпочтения и секреты? — спросил Грег. — Не думаешь же ты… Хочешь сказать, это она? Мисс Адлер? Зачем? — Что я хотел, то и сказал. Я знаю, кто стоит за этим, но имя сейчас последнее, что меня интересует. — Шерлок фыркнул. — Дай мне день, Георг… Густав… Грег! Дай мне день, и дело будет раскрыто. Просто не мешай мне. Он развернулся и, схватив пальто, выскочил из лаборатории, не обращая внимания на пораженное лицо Джона Уотсона. Тот было последовал за ним, но Лестрейд остановил его: — Не вздумай позволить ему пойти одному. Что бы там ни было, вы всё ещё в юрисдикции Скотланд-Ярда. — Я помню! Но помнит ли об этом Шерлок… — Ну так поставь его в известность! — окончательно вспылил Лестрейд. — Сообщи ему, что в мире всё ещё существуют правила, которым должны следовать даже гениальные консультирующие детективы! Салли хмыкнула, и, дождавшись, пока все обернутся к ней, заметила: — Если уж мы все — да, вы, доктор Уотсон, тоже — не смогли объяснить Шерлоку Холмсу, что мир функционирует по некоему распорядку, и помимо блестящего анализа поведения и мотивов тех, кто отказывается миру подчиняться, следовало бы потрудиться соблюдать правила самому, то стоит ли стараться на какой-то там год знакомства? Скотланд-Ярд давно крутится вокруг Холмсов: то младшего, то старшего, и нет смысла оспаривать вращение нашей Солнечной системы. Фрик всё равно не помнит об её существовании. Есть другая очень интересная деталь: каждый раз, когда мы позволяем ему действовать как захочется, преступление оказывается раскрыто, но конечная цена этого действа нас не устраивает. Дело о самоубийцах спустя пару лет кончилось прыжком Холмса с крыши. Возможно — нет, я не призываю вас эксгумировать тело Джима Мориарти — нужно ещё раз поискать среди последних прецедентных дел Фрика. И пойти за ним, кому-нибудь, а лучше всем! Джон, удивлённо глядевший на неё всё то время, пока Донован говорила, кивнул: — Я пойду за ним. Может, у этого правда есть объяснение. Иначе нам придётся поверить в то, что кто-то сознательно подставляет мисс Адлер. — Или она намекает ему на встречу, — продолжила Салли. — Мосты и сексуальные девайсы это, безусловно, романтичное начало вечера. Нам стоит радоваться, что мы не в Праге.