Каролина в стране кошмаров

Это необходимо было прекратить уже давно. Игра с малышкой Кэрри определенно вышла из-под контроля, и как именно теперь выходить из столь поганого положения, Райто не знал. Вернее знал, но уж очень не хотел прибегать к такому простому способу. Убийство — это так не изысканно, особенно в их с Каролиной случае, когда он оказался незаметно для себя намертво привязан к ней. Он ведь говорил, что не позволит никому приблизится к себе. Что не допустит людей в мрачные закоулки своей души, но все равно поддался этому сладкому соблазну. Сакамаки чувствовал, как контроль медленно уплывает из его рук, а трепет сердца Кэрри рядом с собой, вызывает внутри ощущение теплоты и покоя. Возбуждение, желание, страсть — это далеко не весь спектр эмоций, который он испытывал, находясь рядом с этой неугомонной девушкой. Именно благодаря ей, у него появились зачатки сострадания. Черт. Угораздило же. Придется попытаться опровергнуть устоявшуюся теорию о том, что он не сможет избавится от Каролины. Пора заставить себя понять, что она — лишь обуза, ограничивающая забавы бессмертной жизни вампира. Придется причинить ей страдания. Пусть Каролина вновь, как и прежде, возненавидит его, и тогда, он со скрипом в сердце совершит задуманное. Свернет ей шею. Вырвет сердце. Осушит ее вены. Иными словами, лишит жизни, которую он так преданно защищал все это время. Приведя брюнетку в свою спальню после инцидента с Канато, Райто небрежно бросил ее на постель, заставляя взглянуть на себя. Странно, но на фоне огромной кровати, старшая Комори выглядела еще более миниатюрной и беззащитной. Такой, что Райто пришлось перебороть желание нежно коснуться ее тела, заставив себя грубо разорвать рубашку, скрывающую юное тело брюнетки, и развести ее руки в стороны, чтобы подавить всяческие порывы к сопротивлению. Но она не хотела сопротивляться. Она понимала, что Райто сорвался. Ему просто требовалась разрядка от напряжения, от эмоций, переполнявших сердце, поэтому Каролина лишь постаралась расслабиться, отдавшись его требовательным рукам. В этот раз Сакамаки был на редкость жестким. Разорвав белье на теле Комори, он грубо сжал небольшую упругую грудь девушки, заставив Каролину тихо всхлипнуть и застонать, терпя неприятные ощущения. Боль. Сейчас она чувствовалась как никогда сильно. Не столько физическая, сколько душевная. Девушка представляла, как сильно боль сжирает Райто, который как будто пытался утопить в себе что-то. Похоронить. — Райто… прошу, не сдерживай себя. Отдай мне всю свою ярость, — тихо прошептала Каролина, протягивая ладошку к его лицу, когда вампир силой остановил ее, не позволяя коснуться себя. Дьявол видел сожаление в ее глазах, видел желание забрать его боль, и это лишь больше сжирало его изнутри. Он снова не позволил дотронуться до себя, хотя так хотел узнать, какими мягкими могут быть ее прикосновения. Отрицание. Райто Сакамаки перестал быть собой в этот момент. Голос Каролины застрял в подкорке мозга, заставляя сжать зубы, от непрошеной злости, за которой он будто бы хотел спрятать свое истинное лицо. — Почему? Зачем ты просишь меня об этом? — прошипел хищник, прожигая сетчатку глаз брюнетки и намеренно больно прикусывая кожу на ключицах. Его раздраженный голос, заставил васильковые глаза раскрыться еще шире, обнажаясь перед вампиром. Он отрицал привязанность к ней. Он пытался выжечь чувства к ней из своего сердца. Он хотел, чтобы она ненавидела его, но, увы, это было единственное желание, которое Каролина удовлетворить никак не могла. Она давно поняла, что внутри Райто Сакамаки кроется маленький обиженный ребенок, не знавший любви и ласки. Винить в этом следовало его мать, которая в силу своего эгоизма, не уделяла ему внимания, оставляя взрослеть самостоятельно. Заставляя Райто, воспринимать слова «похоть» и «любовь» как синонимы. — Я все понимаю и не держу на тебя зла, — всхлипнув в очередной раз, Комори поняла, что больше не может сдерживать жгучие слезы, щиплющие глаза. Завидев прозрачные дорожки на ее щеках, Райто замер, медленно слизывая их, стараясь запомнить каждое мгновение с этой девушкой. Каждую секунду. Он воскрешал минуты радости, боли и ярости Каролины. Ее едкости, подколы, нежность и смущение. Он понимал, что хочет ее всю, целиком и полностью, но не может позволить нечто подобное. Любовь — это привязь. Связь, ограничивающая и ставящая рамки, поэтому… От нее нужно избавится сейчас же. — А следовало бы. Я ведь не люблю тебя, Каролина. И ее имя, произнесенное его губами, окончательно расставляет все точки. Улыбка сквозь слезы заставляет девушку на мгновение сжаться. Кажется, впервые за долгое время она обрела истинное счастье. Не вполне идеальное, и не подходящее под обычные человеческие стандарты, но зато настоящее. — Обманщик, — сквозь улыбку шепчет Каролина, продолжая тихо плакать, — ты впервые назвал меня по имени, значит еще не все потеряно. Так ты все давно поняла? Умная девочка. Услышав это, Райто окончательно потерял терпение: боль внизу живота обожгла хуже раскаленного металла, когда вампир начал двигаться. Специально резче, специально жестче, причиняя Кэрри больше страданий. Однако, и на этот раз она не собиралась сдаваться. Неужели все то, что она пережила, было зря? Нет. Каролина сделает все, чтобы позволить ему принять нового себя. Его руки нетерпеливо оглаживали ее тело, задевая чувствительные точки, оставляя после себя синяки. Темные отметины. Порезы. Укусы. Ее кожа вновь покрылась следами дьявола, но на этот раз, сама Каролина желала оставить их на себе подольше, как доказательства того, что она любима им. Пусть даже и таким извращенным способом. Рык Райто заставил Комори мелко задрожать, когда парень замедлился, заканчивая. Брюнетка все еще сдерживала всхлипы, но неожиданно почувствовала, как Сакамаки отстранился от нее, оставив после себя лишь прохладу и пустоту. Сакамаки и не сразу понял, что не может сейчас взглянуть на Каролину так же, как и раньше. Он был обескуражен ее словами. Напуган тем, что ему противно то, что он сам же и делает. С каких это пор, ему не нравится гримаса боли и унижения на ее лице? Он захотел немедленно исчезнуть из комнаты, чтобы не пересекаться взглядами с Комори, и принялся одеваться, когда до слуха донеслось: — Я помогу тебе принять твои чувства, но только если ты сам этого захочешь. Шепот заставил Райто обернуться и смерить брюнетку бесцветным взглядом, за которым он удачно скрыл свои чувства. Неужели, ему не удалось? Не удалось вытравить из Каролины ту привязанность, что осела у нее внутри? Нет. А это значило, что теперь выхода действительно не было. Ее ненависть уже не вернуть, поэтому оставался последний вариант. Смерть.

***

На следующий день ничего не закончилось. Психоанализ Райто продолжался, Каролина чувствовала это. Он не посетил академию как это бывало обычно, не кидался насмешливыми фразочками, не вел себя будто он — король всего и вся. Он даже не позволял приблизиться к себе, не выходя из комнаты всю ночь и весь последующий день. Поэтому сейчас, сидя в лимузине, Каролина ощущала себя на редкость мерзко. Ей было одиноко и отчего-то тоскливо ехать в академию без него, пребывая в обществе прочих Сакамаки. Комори скучала по одному единственному вампиру, который относился к ней более-менее сносно и предпочитал прятать свои переживания за чеширской хитрой ухмылкой. Какая ирония. Юи сразу же заметила то, что с сестрой происходит что-то неладное. Она изо всех сил ухаживала за Каролиной, когда та упала с лестницы, и теперь снова не осталась в стороне. Стараясь разговорить Каролину, Юи делала все, чтобы облегчить ее ношу… Но Комори лишь отмахивалась в ответ, понимая, что никто не должен знать о происходящем. Ни о том, что испытывает Райто, ни о том, что именно Каролина является главной причиной внутренних терзаний вампира. Из-за постоянных размышлений весь школьный день будто бы прошел мимо. На занятиях Каролина сидела словно мышь, потому что понимала — это еще не все. Лишь затишье перед бурей, которая грянет уже очень скоро. Прозвенел очередной звонок и общий коридор вновь наполнился шумом и гамом студентов, которые обсуждали самые разные темы, но Кэрри не спешила следовать их примеру. Она безвольно шла к следующей аудитории, когда заметила девушку, тихо сидящую на полу возле своего шкафчика. Странно, но в мозгу Комори будто что-то щелкнуло, когда она протянула руки к незнакомке, спрашивая: — Ты в порядке? Ее слова не утонули в окружающем шуме, и неизвестная девушка подняла глаза: — Вроде да, но нога болит. Я не могу идти, — пожаловалась ученица, предпринимая попытки подняться, — кажется, я подвернула стопу. Поняв, что сама двигаться студентка точно не сможет, Каролина закинула школьную сумку на плечо, и придерживая незнакомку, помогла ей подняться. Ее следовало отвести в медпункт к доктору Олборну, а там пусть он уже сам разбирается. — Давай я помогу. Тебе нужно в медпункт, — заверила девушку Каролина, на что та лишь кивнула, соглашаясь. Надо, значит надо. Странно, что никто другой не помог этой студентке, хотя, Каролина и не особо удивилась такому исходу дела — в академии Рётей учились, по большей части, избалованные аристократические детки, от которых не то что помощи, иногда доброго слова было не дождаться. Поэтому, наблюдая за тем, как проходит следующее занятие, на котором Комори не присутствует, она лишь с облегчением выдохнула. Хотя бы давящей обстановки удалось избежать. — Как тебя зовут? — произнесла Кэрри, глядя на русоволосую девушку в профиль. У незнакомки были приятные черты и чуть круглое, словно детское личико. — Дженни, — произнесла девушка, с трудом наступая на больную ногу, — а тебя? — Каролина, — ответила брюнетка, припоминая, за какой из дверей распологается медкабинет, — как тебя так угораздило? Действительно. А разве ты вправе вообще спрашивать подобное после того, как эффектно прокатилась по лестнице? — Честно говоря, сама не поняла, как так получилось. Меня просто толкнули в толпе учеников, а потом я почувствовала боль. Боже, какой знакомый сценарий. До боли известный, в прямом и переносном смысле. — Ничего, сейчас доктор тебя подлатает, — приободрила девушку Комори, уже подходя к двери медпункта. Постучавшись и не дождавшись разрешения, Кэрри и Дженни вошли в кабинет, сразу уловив на себе, сначала настроженный, а затем и обеспокоенный взгляд врача. Доктор Олборн спешно поднялся с рабочего места, подходя к девушкам. — Что случилось? — Похоже, что ногу подвернула, — повторила свою историю Дженни, в красках оправдываясь, пока брюнетка присела на одну из уже знакомых ей кушеток. Припоминая день, когда она тоже угодила сюда из-за похожего стечения обстоятельств. Вот только ее травмы были куда более серьезны. Оказав Дженни необходимую помощь, врач обратил внимание на Каролину, которая все еще была здесь, в кабинете, ожидая дальнейших рекоммендаций. А вдруг Дженни понадобится еще помощь? — Ты еще здесь, Каролина? — удивился доктор, разглядывая бывшую пациентку, пока Кэрри поражалась другому. Надо же, Олборн запомнил ее имя? — Помните меня? — Еще бы. Твой случай стал самым серьезным за все время моей работы по школам, — объяснил доктор, разглядывая все еще забинтованные руки Комори, — как ты? Уже получше? — Да, — честно призналась брюнетка, вот только причину своего хорошего самочувствия уточнять не стала, представляя себе безумные глаза мужчины, который услышал бы подобный рассказ. Мне помог вампир, который не раз пытался меня убить, когда дал выпить своей крови. Бред. — Поразительно, и даже тот глубокий порез зажил, — промолвил врач, оглядывая лицо девушки, не понимая причин такой фантастической регенерации, — ты ничего с собой не делала? Я же говорю, выпила вампирской крови. Что непонятного? — Мне сделали пластическую операцию, — соврала Каролина, понимая, как глупо это звучит, — я понимала, что не смогу жить с таким лицом, поэтому упросила семью помочь с этим. У Сакамаки полно денег. Они берутся словно из воздуха, поэтому даже такая наспех придуманная история, кажется весьма правдоподобной в лицах обычных смертных. Не аристократов. Доктор Олборн на секунду будто бы задумался, анализируя слова девушки. Невооруженным глазом было видно его недоверие словам Кэрри, но как человек тактичный, врач допытываться не стал. Ему и так было все понятно. Наверное, это дело рук того наглого парня, который тогда завалился в его кабинет. Понятно, что такому юноше, как тот, просто необходимо, чтобы его пассия была самой лучшей, самой красивой и желательно покладистой, ведь не каждая девушка ляжет под нож с такой легкостью, как Каролина. Забавно. — Ну хорошо. Главное, что ты в порядке, и тебе ничего не угрожает, — доктор Олборн встал с постели, возвращаясь к Дженни, у которой началось действие обезболевающего, — а вам, юная леди, следует позвонить своим родителям, чтобы вас забрали из академии. К занятиям я вас сегодня не допускаю, поэтому ждать их будете здесь. Помогая Дженни, Каролина вдруг задумалась — а что, если бы тогда, ей никто не пришел на помощь? Пусть тот парень, Коу, и оказался вампиром, но, тем не менее, он ведь помог ей. И Райто помог тоже. Можно ли назвать тот случай проявлением его заботы? Можно ли назвать это отголосками нежности и привязанности? Хочется надеяться, что да.

***

Она бежала все дальше и дальше по этому проклятому дому. Раньше она любила его. Наслаждалась его атмосферой, ведь здесь проходили самые лучшие ее дни, происходили самые яркие моменты жизни. Здесь, в особняке, были рождены ее дети. Самые красивые и сильные. Такие дети, которые могли конкурировать с отпрысками Беатрикс и Кристы. Которые могли заставить отца заметить их. Она хотела, чтобы Карлхайнц признал ее лучшей. Она хотела, чтобы он назвал их достойными наследниками. Но не теперь, ведь сейчас ее дети обратили против нее свой гнев. Все годы, что она использовала их в собственных целях, в один момент превратились в удушающий яд, гнев и желание мести. Поэтому сейчас ее кровь была на их руках. Поэтому она теперь не могла рассчитывать на их защиту. — У тебя такая сладкая кровь, мама. Такая вкусная, — произносит старший сын, сверкая яркими изумрудными глазами. Прямо как у нее. Аято глядит на Корделию без тени уважения или сострадания, откровенно насмехаясь над ее беспомощностью, — хочу еще. Его рубашка измазана кровавыми штрихами, а ладони покрыты багряным нектаром, который он слизывает с величайшим удовольствием, глядя на мать хищно и хладнокровно. Зверь внутри него требует большего. Корделия в ужасе отшатывается к краю лестницы, стараясь подняться. Страх в душе настолько силен, что почти парализовал ее, а рана в груди саднит так, будто по венам течет расплавленный метал. Ее сын смеется над ней. Будто переливы колокольчиков, звук распространяется дальше, а когда его отражают мраморные стены особняка, у Корделии вновь появляются силы подняться. Ей нужно бежать, если она хочет жить. Стены в доме вымазаны кровью, рубиновые капли, будто мазки великого мастера, окрашивают ковры и паркет, но Корделия упрямо цепляется за жизнь, продолжая бежать. Идти дальше. Теперь у нее остался последний шанс выжить. Она может попросить защиты только у него. — Райто! — Корделия застает сына за игрой на фортепиано, но его лицо настолько непроницаемо при виде нее, что в душу закрадываются сомнения. Неужели ее сын отвернулся от нее? — Что такое? — холодный, безразличный тон и то, как Сакамаки расслаблен, видя, что она истекает кровью, лишь больше ужасает Корделию, но надежда все еще продолжает теплиться в ее сердце. — Это все Аято. Он мучает меня! Кровь, стекающая по ее подбородку, привлекает внимание дьявола с карминовыми волосами. Райто на секунду отрывает пальцы от клавиш, усмехаясь и прикрывая глаза: — Да? — протягивает пианист, улыбаясь уголками губ, выдавая собственные чувства, — что ж, я знал, что рано или поздно это случится. Протягивая к сыну окровавленную ладонь, Корделия произносит: — Райто, я приказываю, помоги мне… И улыбка исчезает с губ Дьявола. Вот она, ее истинная суть. Эгоистичная, бесцеремонная, корыстная. Приказываешь? Хм, признаться честно, мое терпение на исходе, мама. Я ненавижу тех, кто пытается использовать меня. Теперь я ясно это вижу, но не прочь сыграть заключительную роль в твоем прощальном спектакле. Заговор должен завершиться твоей смертью. Это решено, и место выбрано удачное. Все же именно на балконе своей спальни ты так любила наблюдать за луной и красными розами. — Ты любишь меня больше, чем других? — главный вопрос, как контрольный выстрел в голову, который Райто не может не задать своей любимой матери. Его бархатный голос действует на Корделию, и она не чувствует подвоха, продолжая из-под ресниц смотреть на любимого преданного сына. — Да. Но вот ее голос, такой же как и всегда. Фальшивый и приторный. Мерзкий. Даже сейчас она пытается манипулировать им, а от этого делает лишь хуже, приближая свой конец. — А ты ведь совсем не изменилась, да? Но кажется, Корделия не понимает суть вопроса, считая, что речь идет о ее, так называемой «любви», которую можно считать лишь дешевой игрой на публику. Легкая улыбка, с которой Дьявол смотрит на свою мать, заражает ее, и она улыбается в ответ, не убирая руки. Ожидая, когда он протянет свою в ответ. — Райто, я люблю тебя, правда… Ложь. И изумруд в его глазах загорается лихорадочным светом, в предвкушении мести. Сейчас. Короткое движение. Толчок. Разрывающий нутро крик. Удар. И его последние слова: — Теперь ты моя на веки вечные. Все же смерть — лучший способ признания. Вампир точно уяснил это, не понимая пока лишь одного: выбрать смерть ради своей любви — одно, а вот позволить другому погибнуть и остаться в одиночестве — совсем другое. — Райто, мне страшно… Тихий голос, совсем не такой, как у его двуличной матери, вырывает вампира из пучины темных воспоминаний. Он не знает, почему вспомнил все это именно сейчас. Не знает, почему внушил Каролине не двигаться, стоя на каменных перилах того самого балкона, с которого когда-то сбросил свою мать. Может потому, что это символично? Раз Корделия закончила свою жизнь здесь, то та же судьба должна постигнуть и ее двойника? — Я ведь боюсь высоты, — шепчет Каролина, отказываясь понимать, что происходит. Не отдавая отчет в том, что ей грозит смертельная опасность. И на этот раз это точно не азартная игра. Райто отчего-то молчит. Он слышит, вбирает в себя тихий голос Комори, сравнивая ее речь с последними словами матери, и не находит сходства. Нет в них ни фальши, ни отвращения. Лишь тихий искренний испуг. — Пора это прекратить. Его холодный безразличный тон, заставляет сердце девушки биться чаще, и вампир чувствует это. Каролина начинает дрожать, понимая, что ее ждет. Ужас брюнетки окутывает Райто будто непроницаемая оболочка, когда он осознает, что не испытывает ни радости, ни наслаждения от происходящего. Он не испытывает триумфа, который бушевал внутри при прощании с его матерью. Сейчас в сердце лишь сожаление… Грусть… Тоска. Он не хочет, чтобы все закончилось вот так. — Ты умрешь, но я предоставлю тебе выбор. Ты сможешь избрать свою участь, — произносит Райто, стараясь сохранять безэмоциональную маску на лице, что получается с великим трудом. — Что? — непонимающе шепчет Кэрри, когда ее тихие слезы, уносимые ветром, падают вниз на багряный цветочный ковер. Розы. Кроваво-красные. Такие, которые ненавидит Канато. Она запомнила и теперь унесет это знание с собой в могилу. — Ты можешь выбрать — либо смерть от моих клыков, либо падение вниз, — объясняет Дьявол, предполагая, каким будет ее выбор, — я жду твоего ответа. Наверняка, она выберет его. Захочет в последний раз ощутить его прикосновения перед смертью. Если выложить правду на стол, то и сам Райто хотел бы попробовать ее крови. Вот только убить ее… разве он бы смог? Ощущение, будто весь особняк жаждет услышать ответ девушки. Эта каменная глыба давит на нее так же, как и тогда, в день ее приезда сюда. Тогда она и не подозревала, что останется здесь навсегда. Больше тянуть время просто незачем. — Тогда я выберу падение, — загнанно произносит Каролина, стараясь утихомирить бешеное биение сердца, когда дьявол в изумлении раскрывает изумрудные глаза. Почему? Страх и неуверенность проникает в хищника, отравляя само его существо, когда Комори отвечает на его немой вопрос, поворачиваясь спиной к бездне: — Я не хочу, чтобы ты брал мою смерть на себя. Все же это больно… Что? — … больно убивать любимого человека своими руками. Она смотрит на вампира всего мгновение, готовясь к смерти. Она знает, что он не передумает и не оставит ее в живых, поэтому и не надеется на спасение. Школьная форма Каролины сидит на ней так же идеально, как и на Корделии сидят ее наряды, а фиолетовый цвет ткани так сильно напоминает платье матери, что Райто в очередной раз пронзает ощущение дежавю. Но нет. Каролина — не Корделия. Они даже и близко не похожи. Раскрыв руки в стороны, девушка поднимает васильковые глаза на Дьявола, улыбаясь и смаргивая слезы: — Мне было хорошо с тобой, — брюнетка склоняет голову чуть в сторону, и этот милый детский жест, заставляет мертвое сердце вампира пропустить удар, пока Сакамаки силой буквально удерживает себя на месте, — прощай, Райто. И Каролина, пошатнувшись под порывом ветра, летит к земле, моля Бога о прощении. Прощении за все свои грехи и эгоизм по отношении к сестре, к друзьям, всем погибшим по ее вине, да даже к вампирам, и в особенности к Райто, чьи порывы так и остались для нее загадкой. Не нужна ей эта свобода, которую она так хотела. Не нужна ей жизнь, если Райто не видит в ней человека, поэтому шаг в пустоту дается с такой легкостью. Иссиня-черные волосы, подхватывает прохладный ветер, а пальцы покалывает от напряжения, когда тело девушки повисает в свободном падении. Васильки видят перед собой звезды и ночное небо, чернота которого успокаивает раны, саднившие в душе. Ну вот и все, Каролина. И девушка встречает свое падение. Но не на замлю, не на розы, шипы которых должны были пронзить фарфоровую кожу своей остротой, а в чьи-то крепкие руки. Ощущение безопасности. Неужели, смерть выглядит именно так? — А ты-таки безбашенная малышка, да? Насмешливый голос с нотками превосходства все же не может укрыть напряжение, что испытал его обладатель. Вальяжный, растянутый — он напоминает капкан, который вот-вот должен сомкнуться, поймав и обездвижив жертву. Васильки распахиваются. Не понимают, что происходит. Почему Каролина еще жива, а Райто, секунду назад дававший ей выбор, держит ее на руках, не отпуская от себя ни на сантиметр? — Райто, что ты… — пытается закончить фразу Каролина, когда ее опрокидывают на траву среди рубиновых кустов роз и мягко целуют в губы, углубляя свою страсть. Дьявол исследует рот Кэрри, задевая клыками язык и не давая ей сделать ни вдоха, но девушку это не волнует. На уровне рефлексов ее тело отвечает на каждое прикосновение вампира, побуждая запускать пальцы в крайоловые волосы, наслаждаясь мимолетной нежностью парня. Она не осознает. Не может понять мотивов Райто, а он и не собирается объясняться. Просто внутри Сакамаки что-то переключилось. Каролина, сама того не зная, привела в движение обмертвевший механизм, который покоился внутри души Дьявола, заставив его понять… Она — не Корделия. Не. Корделия. Она достойна настоящей, а не фальшивой любви. Прости, мама. Теперь место рядом со мной больше тебе не принадлежит. Я нашел ту, что готова погибнуть ради меня.