Попробуй изменить мою жизнь

Эрен проводит холодной вспотевшей ладонью по хрупкому запястью, все ещё чувствуя прикосновение рыжеволосой девушки, словно пытаясь этим жестом избавиться от ощущения чужих пальцев на коже. Оно обжигает. Кажется, что сейчас в этом месте чувствительный верхний слой кожи покроется кровавой обугленной коркой. Омега с силой трёт запястье до тех пор, пока на нём не образуется огромное красное пятно. Эрен чувствует опустошающую злость и отвращение. Ужасный коктейль из этих чувств смешивается, бурлит кислотой где-то в недрах организма, расплескивая ненависть на внутренние органы. Желание содрать кожу отросшими ногтями в месте, где горит чужое прикосновение, выделяясь алым пятном, словно клеймо, постепенно становится непреодолимым. Указательный палец впивается в белую косточку, и, нещадно царапая, медленно тянет, будто маленьким скальпелем, вверх, собирая оторвавшийся верхний слой кожи прямо под ноготь. Теперь рука горит по-настоящему. Теперь боль разливается по мышцам застывающей истомой, начиная постепенно каменеть от неприятных ощущений. Но Эрену стало легче. Он тихо выдыхает, словно выпускает сжигающую его ненависть изо рта. Она чёрным дымом выходит из его организма, а тёплый ветерок подхватывает невидимую массу, унося прочь. Эрен по-ненормальному уверен, что, вместе со своей кожей, он навсегда избавился от прикосновения рыжеволосой девушки на своём запястье. Эрен понимает, что его действия — это критическое обострение болезни. Он слишком эмоционально на всё реагирует, готов калечить себя, лишь бы добиться желаемого. И сейчас омега как никогда доволен тем, что больной разум сказал совершить. Ему плевать, что теперь на запястье тянется несколько глубоких кровавых борозд. Всё равно. Вывеска магазина слишком сильно выделяется красно-белой надписью. Печатные объёмные буквы приторно переливаются, сверкают, выжигая огнями роговицу глаза. Эрен недовольно жмурится, впиваясь ногтями в ладонь. Это напоминает ему вульгарную вывеску борделя. Такую ненавистную и настолько привычную. В помещение на удивление горит слишком тусклый свет ламп, что заставляет Эрена несколько раз нервно моргнуть, привыкая к резкой смене освещения. В зале витает неприятный сладковатый запах дешёвых карамелек, пряных специй, и ненавистного кофе. К невероятной какофонии ароматов примешивается запах высокоградусного алкоголя. Дышать становится просто невозможно. Глотка будто наполняются сухой пылью, серые песчинки забивают трахеи, в конце оказываясь в самых лёгких. Эрен надрывно кашляет, хватаясь за дико сокращающееся горло, кадык нервно дёргается вверх-вниз, пытаясь избавиться от комка, «прикреплённого» к задней стенке гортани. Через несколько секунд омега приходит в себя, когда запоздало осознает, что это была очередная галлюцинация. Запахи, которые окружили его непреодолимой бетонной стеной, сразу же отступили. Омега трясёт головой из стороны в сторону, окончательно возвращая себе адекватное состояние. Эрен идёт между стеллажей, и постепенно ему начинает казаться, что кафельные плитки скрипят у него под ногами, будто кто-то рассыпал стекло по полу, а маленькие осколки впиваются в белую подошву кед. Зеленоглазый практически бездумно складывает продукты в металлическую корзинку с резиновой ручкой, которую, на самом-то деле, даже не помнит, когда успел взять. Это действие совершенно не отложилось в памяти, оставляя после себя чернеющую пустоту, и по началу омега просто бездумно пялился на вещицу в своих дрожащих руках. — Ты сходишь с ума Эрен, — шепчет тихий свистящий голос где-то на подкорке головного мозга, — С самого рождения, но осознаешь ты это только сейчас. Забавно, правда? Эрен панически смотрит по сторонам магазинчика. Одинокая старая кассирша чуть ли не спит на рабочем месте, клюёт носом, ещё немного и голова с сальными волосами окажется лежащей на неработающей конвейерной ленте. В пустующем зале кроме него никого не оказывается. Омега судорожно хватает бутылку воды с полки, небрежно ставит полную продуктов корзинку на кафельный пол, надеясь, что громкий звук не заставит женщину обратить на него внимание, и судорожно достаёт пластмассовые баночки из шурщащего пакета. Эрен кидает на ладонь горсть разноцветных таблеток из каждой упаковки, забрасывает отвратительно горькие пилюли в рот, и запивает. Лекарства обжигают горло, и омега, жмурясь, с трудом проглатывает. В какой-то момент таблетки застревают в гортани, и Эрен чуть не выблёвывает цветную, наполовину растворившуюся массу на пол магазина. Омега тихо кашляет, на корне языка сильно горчит, и зеленоглазый делает ещё несколько глотков живительной жидкости, прежде чем положить начатую пластмассовую бутылку в корзину. Эрен облокачивается плечом, на котором под тканью толстовки красуется стёсанная кожа, на стеллаж, немного зацепив одну-единственную пачку хлопьев, и, устало закрыв глаза, просто стоит. Проходит несколько минут, по ощущениям длящихся целую вечность, и Эрен физически начинает чувствовать необходимое действие таблеток. Тело наливается неприятной тяжестью, конечности становятся адски неподъемными, движения, реакция — заторможенными, но зато теперь мозг работает как у нормальных людей. Чёртов побочный эффект, который омега ненавидит ещё сильнее, чем свою болезнь. Каждый день терпеть такое состояние, наверное, не по силам ни одному человеку. Но потом организм начинает реагировать проще, легче переносит такую нагрузку, привыкает к повседневной слабости, начиная как-то бороться с этим. Хотя это по своей сути больше напоминает нелепую войну слепого рыцаря с его же собственными демонами. Эрен отталкивается от стеллажа, напоминая переломанную марионетку, которую неумелый манипулятор дёргает за тонкие прозрачные ниточки, заставляя суставы неестественно выкручиваться. Плечо отзывается слабой болью, которая не чувствуется под действием таблеток. Вот это, на самом деле, неплохо, но к сожалению эффект длится всего день. Эрен лениво плетётся к кассе, и с преувеличенной небрежностью выкладывает на вечно упокоившуюся конвейерную ленту продукты. Женщина слабо вздрагивает, сидя на мягком стуле, который несколько вдавился под её весом, глаза беты слипаются, а безвкусные голубые тени осыпались на морщинистые щеки. Она недовольно протягивает руку к начатой бутылке воды, саркастично хмыкает себе под нос, окидывая презрительным взглядом Эрена, который возможно, напоминает ей последнего наркомана своим внешним видом, но ничего не говорит. Эрен действительно радуется этому обстоятельству. Он уверен, что голос старухи ужасно хриплый и скрипучий, и от одного её слова у него начнётся мигрень. Кассовый аппарат монотонно пищит, словно назойливая мошка кружит около лица, раздражая ушные перепонки. — Ещё сигареты, — тихо говорит Эрен, еле перебирая сухим языком во рту, когда видит, что товары закончились, — вот эти. Парень тыкает тонким пальцем на незнакомое название, совершенно не зная, чем этот выбор обусловлен. Кассирша цокает, отвратительно накрашенные розовой помадой губы растягиваются в разные стороны, выдавая нечто, похожее на улыбку. Чёрная матовая пачка сигарет летит к остальным продуктам, и женщина что-то невнятно говорит, и Эрен оказался прав — её голос просто омерзителен. Омега кидает деньги на кассу, ровно, без сдачи, хватает резиновую ручку корзинки и скорее ретируется подальше от неприятной старухи, которая продолжает сверлить взглядом его спину. Зеленоглазый медленно складывает еду в большой пакет с маркой магазина. Смотрит сквозь стеклянные витрины, покрытые навязчивой рекламой, а шестое чувство бьётся где-то в глубине сознания, и Эрен понимает, что совсем не хочет выходить из зала с тусклым освещением, от которого плывет резкая рябь перед глазами, в зловещую ночь. Омега грустно выдыхает, ведь остаться здесь он не может, делает шаг за прозрачные двери, которые с тихим скрипом закрываются за его спиной, словно создавая чёткую грань между двумя мирами, чувствуя, как полиэтиленовые ручки пакета режут ладони. Ночь поглотила в себя огромный мегаполис. Несколько возвышающихся над городом фонарей немного освещают непроглядную улицу. Эрен не ожидал, что так быстро потемнеет. Парень вытаскивает из кармана сигареты. Пачка толстая, чёрная и матовая, приятно давит на руку, и омега с некой радостью отмечает, что внутри лежит зажигалка. Он засовывает в рот белоснежный фильтр, щёлкает пластмассовой кнопочкой, выбивая красно-синие искры, а затем, словно из ниоткуда, появляется обжигающий маленький огонёк. Во рту неприятно горчит, но Эрену нравятся эти убивающие его ощущения. Серый дым со слабым запахом ментола поднимается вверх к черному небу, на котором напрочь отсутствуют сверкающие звезды, и это наводит какое-то пугающее оцепенение. Омега не спеша переходит через пустующую дорогу, по которой где-то вдали едет автомобиль, сверкая слепящими фарами. Асфальт под его колёсами недовольно шуршит, напоминая Эрену тихое копошение маленьких насекомых. Эрен знает этот звук. Когда мерзкие мошки и чёрные жуки, которые перебирают тонкими, как тростинка, лапками по липкой поверхности, панически жужжат, дергая крыльями, тщетно пытаясь освободить свои тельца окончательно увядшие в сладком, приторно пахнувшем клубникой сиропе. Отвратительно. На другой стороне улицы становится ещё темнее. Ночь постепенно поглощает в себя многоэтажные дома, оставляя видимыми в чёрной, заволакивающей пелене, лишь горящие недоброжелательным лимонным огнём пустые окна-глазницы. К сожалению, район в котором Эрен поселился, давно не славится особым благополучием и спокойствием. В сгущающейся тьме, пока невозмутимо сидишь в светлой уютной кухне, под белым потолком которой летают заплутавшие мотыльки, как мячики отскакивающие от гладкой поверхности, отбрасывая на стены причудливые длинные тени, пьёшь обжигающий дёсна чай, сжимая кружку ледяными ладонями, а с улицы, с той обратной стороны вселенной, слышатся хриплые крики, тихий, леденящий душу хруст, будто по асфальту рассыпали сотни пластмассовых шариков, а потом зловонная тишина, от которой начинает щипать в носу. Чтобы не пустить ужас к себе в дом, в свою голову и жизнь, не думать о том, что происходило там, в «неизвестном» мире, люди нарочито спокойно закрывают окна, прячут каменные лица, в глазах которых застыл первобытный страх, за плотными шторами, стараясь не смотреть в злобную зубастую ухмылку ночи. Уже утром, когда лучи солнца счастливо играются на дороге, если присмотреться можно увидеть рассыпчатые капли крови, которые превратились в отвратительные багряные кляксы. Но многие просто не замечают этого. Не хотят замечать. И это нормально. Страх — вот главный прогресс человечества. Эмоция, которая отключает остальные органы чувств, превращая людей в глухих ко всему марионеток. За спиной Эрен слышит тихие шаги и неразборчивые, крикливые голоса. И по началу до зеленоглазого не доходит — галлюцинации перешли на новый, более реальный уровень, или он на самом деле слышит это. Голоса становятся ближе, и теперь Эрен может разобрать отдельные слова, сказанные особенно громко. Это чёртова реальность. По коже бегут мурашки, пробивает дикий озноб, в носу заложило, а в голове адски звенит. И Эрен не может понять, чего же он на самом деле боится. Какой страх, леденящий душу ужас, овладевает им сейчас. И просто не знает. Он пережил всё, кроме смерти. И это несколько иронично. Эрен старается незаметно прибавить шаг, хотя прекрасно догадывается, что попытка провалится, хотя бы потому, что омега уже чувствует на своём плече тяжёлую чужую руку, которая пальцами сгребает чёрную толстовку, сминает ткань, и с силой тянет его безвольное тело назад. Зеленоглазый спотыкается об собственные ноги, от неожиданности недокуренная сигарета выпадает изо рта и, Эрен смотрит как никотиновая палочка, разжигая маленькие искры, летит на землю, провожая её печально - обреченным взглядом. Стоит побеспокоиться о другом, но почему-то омега невпопад думает о том, что очередная попытка начать курить безвозвратно утеряна. Спина Эрена упирается в чужую грудь, человек нависает над ним огромной скалой, а шею опаляет горячее дыхание. Перед лицом зеленоглазого омеги хищно выплывают два высоких силуэта. Один из них наступает плоской подошвой кед на тлеющую сигарету, она испускает последний «вздох» и потухает, а Эрен непроизвольно начинает ассоциировать себя с ней. Три человека. Не галлюцинаций, настоящих, которые могут, Эрен нутром чувствует, что сделают ему больно. Как же он устал. — Далеко направляешься, красавчик? — голос хриплый, несколько ломающийся, со странной интонацией и произношением, неприятно режущий ушные перепонки, сладко тянущий гласные звуки, и Эрен уже точно знает, что его дальше ждёт. Тело вначале рефлекторно напрягается, потому что инстинкт самосохранения вопит, бьётся птицей в грудной клетке, мешая лёгким нормально функционировать, но потом, медленно проиграв своему же разуму, расслабляется. Тонкие побелевшие пальцы разжимаются, и пакет с продуктами словно в замедленном действии летит вниз, ударяясь о пыльную землю с яркими кленовыми листьями. С громким шорохом продукты разлетаются в разные стороны. Омега постепенно абстрагируется от этой ситуации, потому что его тело уже знает, что делать. Эрен видит лица молодых альф. Они, наверное, даже младше его. И почему-то от этой мысли становится невыносимо грустно. Что не так с этим миром? Парень стоящий сзади давит на плечи, впиваясь пальцами в толстовку, а у Эрена совершенно нет сил сопротивляться этому напору. — Ого, даже нож использовать не пришлось, — смеётся один из них. — Да он же шлюхой работает, наверняка не против, — отвечает другой и издевательски треплет Эрена по мягким волосам. Эрен мог бы закричать во весь голос, сдирая горло до крови и хрипа, начать отбиваться, бесполезно махая руками и ногами, и беспомощно плакать. Но какой в этом смысл? Эрен знает, что делают люди по ночам, когда такие звуки разносятся по окрестностям. Они запирают окна, чтобы не слышать. Но их нельзя в этом винить. Это всё страх. Да и своё положение усугублять не хочется. Эрен послушно опускается на колени. Земля ледяная, грязная, кожа на стесанных коленных чашечках невыносимо горит, а на джинсах теперь наверняка красуются огромные пыльные пятна. Обидно за одежду. Теперь она станет такой же испорченной, ненавистной и чужой, как сценический костюм из борделя. — Давай, красавчик, мы прекрасно знаем, кем ты работаешь, — ироничная улыбка, в словах этого человека звучит только лишь интерес. — А я вот знаю, что ты являешься первоклассной шлюхой, которую трахает мой отец, — этот же голос сочится ядом и ненавистью. Парень, которому на вид лет двадцать, грубо хватает Эрена на волосы на затылке, заставляя поднять лицо вверх. Альфа пристально смотрит на Эрена, его глаза злобно и холодно блестят в темноте, заменяя отсутствующие звезды на небосводе. — Мы следили за тобой. Как думаешь справедливо, что он тратит деньги на тебя, а моя мать плачет в подушку, потому что нам едва хватает на жизнь, а? Эрен не может понять в чём его вина, но молчит, не желая спорить и злить нападавших. Им в любом случае будет всё равно на его оправдания. На языке Эрена горчит то ли от таблеток, то ли от печальной правды, что вся его жизнь охарактеризовывается всего лишь одной фразой — «шлюха из борделя». Дорогостоящая. Звучит как чёртово достижение. — Отвечай, шлюха, — злобно цедит парень и грубо дёргает каштановые волосы Эрена. — Нет, — говорит Эрен то, что альфа желает услышать, — это несправедливо. — Вот и я так думаю. Поэтому ты должен компенсировать это, не думаешь? — У меня нет с собой денег, — тихо говорит Эрен, прекрасно зная, что им нужно не это. Два стоящих в стороне человека начинают глумливо посмеиваться. — Ну раз нет.. — злобная ухмылка, — тогда просто отсосешь всем нам и, может быть, уйдёшь живым и невредимым. А я хоть пойму почему отец тратит на тебя столько денег. Справа от лица Эрена щёлкает молния, и его голову с силой дёргают в сторону. Головка полувозбужденного члена упирается в пухлые губы. Эрен морщится, ему отвратительно от ощущения смазки на своих губах, но он готов покорно открыть рот, лишь бы всё это поскорее закончилось. Он просто хочет домой. Член резко проталкивается в горло, чуть зацепив верхний ряд зубов, и Эрен по-профессиональному принимает его. Вдалеке слышится хриплый голос, разносящийся гулким эхом по улице, и, возможно, это очередная галлюцинация Эрена, который готов выпасть из этой бредовой реальности, лишь бы не чувствовать свою физическую оболочку. Он смертельно устал. Он не ел несколько дней, и почти столько же не спал. Эрен уже забыл, что принял лекарства, и голос кажется слишком знакомым, слишком реальным, обычно его «опухоль» добивает сломанное сознание свистящим сквозь зубы шёпотом. — Отошли от омеги, ублюдки. Голос складывается в слова. Слишком разумные, и правильные? Эрен не может вспомнить нужное слово, хотя бы потому, что головка члена слишком интенсивно давит на заднюю стенку горла, отчего слёзы выступают на глазах, а гортань издаёт мерзкие хлюпающие звуки, а это чертовски сильно мешает мозгу по-нормальному работать. Омега слабо пытается отстраниться, но чужие руки, запутавшиеся в волосах, не дают это сделать. Шаги становятся ближе. Единственное, что сейчас нормально функционирует — слух. Шаг, ещё ближе, ещё.. Перед взором Эрена плывут тёмные мягкие круги, а глаза начинают постепенно закатываться назад, оставляя видимым лишь белое, покрытое переплетением кровавых капилляров, глазное яблоко. У него нет сил поднять руки, схватить альфу за джинсы, впиваясь отросшими ногтями в его бедра, чтобы оттолкнуть настырного заигравшегося подростка. Знакомый голос, как кажется Эрену, что-то невнятно говорит, но он не может разобрать слов. Его неожиданно грубо отталкивают назад, отчего тело грузным мешком падает на землю, поднимая клубы пыли в разные стороны. Член выскальзывает изо рта. По нежной кожице царапнули острые клыки. Горло Эрена обжигает до боли необходимый кислород. В пронзительной тишине ночи, ударяясь о чужие закрытые окна, разносится надрывный хриплый кашель. Перед глазами все плывёт, реальность буквально исчезает из-под ног. Слова становятся необъяснимыми отрывистыми звуками, и последнее, что Эрен адекватно слышит: — Да он же был не против. Но смысл сказанного всё равно до него не доходит. Он кашляет, срывая горло, и кажется, что только из хриплых, болезненных звуков теперь состоит этот ненормальный мир. Чужие силуэты абстрактными картинками мелькают перед глазами, красная алая кровь льётся «рекой», словно господний дождь, а громкий крик боли разрывает череду непрерывного кашля. Всё как обычно. Только сейчас Эрен главный участник. И вот долгожданная оглушающая тишина. Невозможная, словно ничего не произошло. Невероятно. Омега отмечает, что наконец может нормально дышать, и с наслаждением впускает в лёгкие кислород. Первое, что оказывается в размытом поле его зрения — это матовая пачка сигарет, которая в какой-то момент, вероятно, выпала из кармана толстовки. Эрен сплёвывает кровавую слюну на землю. — Эй, парень, ты как? Омега поворачивает голову, позвонки в его теле начинают нещадно хрустеть, словно железный каркас скелета наконец дал трещену, и теперь безвольно рассыпается на части. Зрение приобретает былую чёткость, и парень наконец может разглядеть хищные черты и холодные серые, выделяющееся на узком лице глаза. Вот — это новые звёзды на пустынном небе. Ривай искренне удивлён, увидев знакомое лицо. Этот мальчишка — работник борделя — где Леви недавно был. Такое красивое лицо сложно забыть. Но Леви ожидал увидеть незнакомца, случайную жертву, которой он по счастливым обстоятельствам, умудрился помочь, но никак не Эрена. — Всё нормально, — отвечает Эрен, — о, а я вас помню, — глухой смешок. Эрен тоже его узнал. Эрен не понимает, почему начинает радоваться, почему его полопавшиеся кровавые губы складываются в странную полуулыбку. Эта ситуация кажется забавной, и, если бы не больное горло, он бы искренне засмеялся. И он еле слышно смеётся. — Ваше лицо выглядит таким... Таким обеспокоенным.. — хрипло, сквозь нелепый смех произносит Эрен. А в его голосе слышатся неуверенные вопросительные нотки. Омега с трудом поднимается на ноги, нелепо отряхивает пыль со штанов, только сильнее размазывая грязь по ткани. С тихим шипением, не дожидаясь ответа Ривая, Эрен начинает собирать разбросанные по земле продукты. Печенья, пачка чая, конфеты, бутылки с алкоголем… Совершенно невозмутимо, словно такое в порядке вещей. Леви с недоумением за ним наблюдает. Чёрная пачка сигарет, покрытая слоем пыли, снова оказывается в кармане толстовки. — Раз вы молчите, то, наверное, хотите чтобы я что-то сказал? Голос жутко хриплый, болезненный, из уст Эрена звучит пугающе странно и неестественно. Омега шуршит пачкой, достаёт новую сигарету, не спеша прикуривает, клацая ногтем по пластмассовой кнопочке, затягивается так, что щеки становятся плоскими, и тяжко выдыхает. Дым летит к небу, разрисовывая чёрное полотно. Ривай молчит. Смотрит. Не понимает. Почему этот парень, чёрт возьми, так спокойно себя ведёт? Его только что почти изнасиловали. Леви видел людей, которые прошли через такое. Они были сломлены, морально убиты, изничтожены. Они не хотели жить. Единственное, чем они были похожи с Эреном — это глаза. Потухшие, покрытые плёнкой, как у дохлой рыбы. А тут — непробиваемое безразличие. От такого отношения передергивает, коробит, оно пугает, и застывает липким страхом где-то в глубине души. Эрен стоит, облокотившись спиной на ближайший ствол дерева, и курит. С наслаждением курит, как будто это единственное желание в его жизни. Сигарета с тихим шуршанием тлеет.  — Я уверен, что вас мучает вопрос «почему он позволил им это сделать, почему не сопротивлялся», да? — Эрен поднял голову вверх, выдохнул серый дым в небо, позволяя ему распасться на причудливые узоры, болезненно закашлялся, криво усмехаясь. — Они хотели мести, а я просто не вижу смысла в том, что заранее обречено на провал. Омега продолжает свой монолог. Ему не требуется ответа, как не требовалось Риваю, когда они поднимались на лифте в его квартиру. Эрен небрежно кидает окурок на землю, наступает на него пыльной подошвой кед, втаптывая белоснежный фильтр в холодную землю. — Что? Что ты имеешь в виду? — альфа отвечает, несколько удивляя этим Эрена. Ривай не хочет думать, знать или понимать, что зеленоглазый омега имеет в виду, всеми силами отгоняя от себя назойливые мысли по поводу этих слов. Ему нужен ответ Эрена. — Ничего, можете считать это девизом моей жизни. Омега усмехается, достаёт ещё одну сигарету, вероятно, планируя полностью пропитаться отвратительным запахом табака, и прежде, чем, пошатываясь, наконец уйти, говорит: — Не идите, пожалуйста за мной. И спасибо.. за помощь. И это одна из худших вещей, что Ривай слышал в собственной жизни. Эта чёртова благодарность.