Попробуй изменить мою жизнь

Леви открывает глаза. И первое, что он видит — глянцевый натяжной потолок, в котором расплывчато отражается его лицо. Бессмысленным взглядом Леви продолжает смотреть вверх, чувствуя как щёки странно холодит — ветерок из приоткрытого окна нежно касается бледной кожи. Влажные дорожки потихоньку подсыхают, немного щипля лицо, и только перед тем, как последняя из них испарилась, Леви наконец понимает, что это были слёзы. Его слёзы. Если честно, альфа даже не помнит, когда в последний раз плакал — в какой-то момент он разучился выражать эмоции, но сейчас почему-то не удивлён тому, что по его щекам струились солёные слезинки — Леви снилась его мать. Она давно, уже несколько долгих лет не навещала сына ночью, и обычно Леви видел только темноту перед глазами, и сейчас Аккерману кажется, что это всё происходит из-за мальчишки в соседней комнате — наверное, опять кричал что-то в бреду про собственную мать, заставив мозг Леви вспоминать. Вспоминать то, что Ривай хотел бы забыть — похороны Кушель, её мёртвое, бледное лицо, свалявшиеся чёрные волосы и тонкие, словно засохшие ветки, руки, облаченные в белую рубашку. Раньше эта вещь была ей по размеру, а в тот день висела на его матери бесформенным мешком. Леви хотел бы это забыть, чтобы в голове остались мысли только о живой Кушель, которые почему-то вытесняются, и в разуме блекнет её искренняя улыбка, сменяясь тонкой полоской обескровленных губ. Леви кажется, что он сходит с ума, ведь в носу почему-то свербит от аромата её цветочного шампуня, который альфа не видел на прилавках магазинов очень много лет. Лежать постепенно надоедает, как и надоедает наличие мыслей в собственной голове. Солнце уже практически взобралось на небосвод и лучи нагло ворвались в комнату через стекла окон, отражаясь в глянцевом потолке и безжалостно слепя. Леви привык просыпаться почти на рассвете — за столько лет тренировок это уже стало рутиной, никак не избавиться — организм как заведенный помнит всё. Не успеешь вовремя проснуться — умрёшь. Выучить это правило оказалось слишком легко. Ривай встаёт с кровати и быстро, но очень аккуратно её заправляет — тоже по въевшейся привычке. По этой же причине, Леви уснул в уличной одежде — на войне не было времени переодеваться или беспокоиться о внешнем виде, порой не было времени, чтобы сделать ещё один вдох, хотя в легких уже совершенно не осталось кислорода. Поэтому раздеться на ночь для Ривая иногда было непосильной задачей. Он старается избавиться от этой привычки, но пока не слишком получается. В огромной квартире все ещё гуляют сумерки, но у Леви удивительно острое зрение, настолько, что некоторых это даже пугало — солдат на поле боя — своих и чужих. Леви направляется на кухню, не включая свет, мягко идёт по паркету, и звука шагов даже не слышно — походка убийцы. Очередная привычка. Леви заваривает крепкий чай, открывает окно, позволяя ветру ворваться в квартиру и самодовольно перевернуть несколько страниц открытой книги. Ветер подхватывает также и пар, равномерно поднимающийся из кружки, разнося пряный аромат по всему помещению. Ривай садится за стол и берет недочитанную книгу в руки. Из открытого окна доносятся звуки — не громкие, но живые. Огромный мегаполис уже не спит, дышит полной грудью множества людей, процветает. Ривай всё ещё не привык к этому покою, к этой безмятежности. Уже несколько лет прошло, а он всё равно никак не может найти себе место в этом спокойном мире, словно ему здесь никто не рад. Отчасти это правда. Но как же приятно слышать с улицы звуки едущих машин, из другой квартиры, если у соседей тоже открыты окна — голоса людей, которые смеются или просто разговаривают, слышать что-то хорошее, а не умирающие хрипы солдат, захлебывающихся кровью, мольбы о пощаде, звук затвора пистолета и печальную песнь какой-то заблудшей птицы, которой на поле боя совершенно не место. От этого грустного пения внутренние органы всегда сжимались до боли. Леви помнит, как лежал на промозглой земле, уставший и разбитый, с садинами и сажей на лице, когда на их небольшой лагерь опускалась ночь и как прилетала какая-то птица, начиная одинокую трель. Если бы тогда Ривай мог, он бы заплакал, но в душе было пусто и совсем немного тоскливо — мёртово. Альфа качает головой, словно отмахиваясь от мыслей и сильнее сжимает книгу тонкими пальцами. Леви читает практически до самого вечера, не уходя из-за стола — навык заложенный с детства — выжидание. Хоть сейчас и нет надобности в этом, но Леви не в первой неподвижно сидеть на одном и том же месте, не покидая его. Когда Эрен открывает глаза, он вообще не понимает, где находится. Не понимает, почему комната настолько просторная, если скосить глаза в бок, то можно увидеть панорамные окна, а если посмотреть вверх — то глянцевый натяжной потолок. Первая мысль — он сошёл с ума или находится в коме, и его разум проецирует напоследок что-то красивое — красное солнце за стеклом, которое медленно исчезает за огромными многоэтажками, розовато-белые облака и приятный запах чая, который забивается в лёгкие. Наверное, именно поэтому конечности такие холодные — ледяная пятка касается голени и Эрена пробивает дрожь. Всё просто — он умирает, но почему же тогда так легко и безмятежно. Почему нет страха? Потом Эрен слышит лёгкие позвякивания чем-то металлическим из другой комнаты, и в голову наконец приходят более рациональные мысли — он в квартире очередного клиента. Вопрос один — почему? Он же вроде брал отпуск. Омега думает, что, наверное, он насколько закидался наркотиками и алкоголем, что всё уже забыл, поэтому немного успокаивается. Эрену не особо страшно, ведь, чего он в принципе может бояться, но не помнить произошедших событий оказывается довольно неприятно, ведь в черепной коробке слишком пусто. Навязчиво пусто, будто все мысли жестоко выбили молотком, оставляя после себя лишь кровавое месиво. Во рту ощущается неприятный кислый привкус. В животе болезненная пустота. Эрен встаёт с кровати, чувствуя, как ноги немного подкашиваются, но внутри, где-то под рёбрами, затаилась странная лёгкость. Омега смотрит на своё тело — он полностью одет, причём в собственные повседневные вещи. Это очень удивляет, но думать рационально всё равно не получается, потому он решает не думать вообще. Эрен делает нетвёрдый шаг, ещё один, идя по длинному, темноватому коридору к источнику света из далёкой комнаты. Когда он доходит, то помещение оказывается кухней, а за стеклянным столом сидит человек, читающий книгу. Эрен замечает, что там осталось всего несколько страниц. — Ты, наконец, проснулся, — говорит мужчина и оборачивается. Эрен его узнал. Эти серые, пустые глаза забыть тяжелее, чем собственное имя. Тем более, Эрену кажется, что он слишком часто теперь видит Леви. — Я… Да. — Ты проспал больше суток, Эрен. Голоден? Есть будешь? — Леви вежливо предлагает. В этот момент Эрен снова почувствовал, как желудок болезненно сжался, скребя когтями изнутри — Эрен даже не помнит, когда он в последний раз нормально ел, поэтому кивает головой. — Любишь японскую кухню? — спрашивает Леви, прожигая проницательным взглядом, смотря, кажется, в самую душу. Пугает. — Не знаю. Наверное. Я не ел японскую еду. — Ты можешь присесть, — Леви кивает головой на стул, — я понимаю, это глупо и банально звучит, но ты можешь не бояться меня. Я не собираюсь причинять тебе вред. — Я и не боюсь, — достаточно твёрдо отвечает Эрен, — от вас не пахнет угрозой.. Сейчас. Ривай хмыкает. — А от тебя всё же немного пахнет страхом. Совсем чуть-чуть, но это нормально, гораздо лучше, чем было позавчера. Эрен просто бездумно кивает головой. Он не знает, что было позавчера. — Почему я здесь? — А ты что же, не помнишь? — лёгкий сарказм. — Как видите. Ривай отвечает не сразу, сначала он берёт телефон в руки, звонит по какому-то номеру, называя незнакомый Эрену адрес, хотя омега понимает, что они находятся в богатой части города. Обычно примерно такие адреса указывают, когда он едет обслуживать клиентов. — Доставка приедет через тридцать минут. — Ладно. Так расскажете, почему я здесь? — Эрен не чувствует угрозы от этого человека, хотя бы потому, что проснулся в его доме полностью одетый и это непроизвольно заставляет какую-то его часть чувствовать себя в относительной безопасности, но под взглядом безэмоциональных глаз Эрену все равно становится как-то неуютно. — Я хотел увидеться с тобой после… Того случая во дворе. Хотел узнать, всё ли в порядке у тебя. Знаешь ли, но я не каждый день спасаю омег от изнасилования. Это прозвучало грубо. Эрен немного потупил взгляд — не ожидал такой прямолинейности. — Прости, — сухо сказал Леви, когда понял, что вырвалось из его рта. — Можете передо мной не извиняться. Всё нормально. В глазах Эрена теперь явно читается недоверие на грани с удивлением, где-то в чернильном зрачке мелькает злость и странная обречённость — омега ему не верит. Ни капельки — до такой степени, что вцепляется ногтями в мягкую обивку диванчиков и изламывает в горькой усмешке губы. Эрен думает, что сделал это незаметно, но от Леви ничего не скроешь. Его клиент из борделя беспокоился о нём. Как смешно. — Я несколько раз приезжал в тот двор, но тебя ни разу не встретил, — Леви решает продолжить, — а пару дней назад, я, наконец-то, увидел тебя. Ты шёл из магазина, но ты был так обдолбан и пьян, что ничего не соображал и даже истерику закатил. И так как ты был не в состоянии сам идти, а назвать адрес своего дома ты отказался, мне пришлось везти тебя к себе. Ты, кстати, продолжил пить у меня в машине и залил алкоголем всё заднее сидение. Теперь там воняет. Эрен не знает, что ответить — ему не стыдно, потому что такое поведение для него норма, а ещё он не слышит злости в голосе альфы. Скорее упрёк, похожий на то, как взрослые отчитывают детей. — Мне жаль, — все же говорит Эрен, хотя на самом деле такого не испытывает, — я отплачу вам. Леви качает головой, ничего не отвечая и даже не воспринимая слова Эрена всерьёз. Доносится звонок в дверь, альфа с тихим вздохом встаёт с белых диванов и удаляется с кухни. Эрен остаётся один. Он смотрит по сторонам — красивая комната, на стене висит огромная картина с каким-то абстрактным, ярким рисунком, но ему даже нравится. Диванчики такие приятные на ощупь, мягкие — омега непроизвольно ведёт по ним руками, такие бархатные, что хочется просто в них раствориться. А затем взгляд приковывает к себе книга, лежащая на прозрачном столе. Эрен берет её в руки. Обложка странного ядовито-жёлтого цвета, где написано чёрными печатными буквами «Зелёная миля». Эрен когда-то читал её, очень-очень давно, но почему-то помнит практически досконально весь сюжет. Омега проводит тонкими пальцами по бумажным листам, словно впитывая в себя эту историю ещё раз. Эта книга была одной из немногих действительно хороших в его доме, не особо мятой и с сохранившимися листами — словно лучик света в кромешной темноте его существования. Хоть этот рассказ донельзя тяжёлый и, по идее, должен был расстроить парня ещё сильнее, но почему-то после её прочтения подростку стало легче. Словно на несколько мгновений он забыл о собственной жизни, окунувшись в чужую, возможно, ещё более мрачную, чем у него самого. Это странно, но легче действительно стало. Эрен открывает последнюю страницу, завороженно ведя пальцами по строчкам, и зачитывает последнее предложение шёпотом, еле шевеля губами: «Мы все обречены на смерть, все без исключения, я это знаю, но, о Господи, иногда Зелёная миля так длинна». Сейчас, как и в прошлом, у Эрена что-то замирает в душе от одной этой фразы, колет, скребётся под рёбрами длинными когтями, делая больно, но так отвратительно приятно. Наслаждаться болью ещё надо уметь и Эрен, кажется, преуспел в этом. — Хочешь, чтобы я узнал конец раньше времени? — доносится хриплый голос. Леви заходит на кухню, ставя два больших пакета на стол. — Что вы, нет… Я просто… Простите. Эрен, потупив взгляд, неловко кладёт книгу подальше от себя. Как он мог забыть важное правило — нельзя трогать чужое, особенно в таком доме. Эрен чувствует внутри мерзкий холодок страха, а затем перед глазами плывут, медленно сменяясь картинки прошлого — зеленоглазый прекрасно помнит, что было, когда он однажды взял не свою вещь. Эрен отворил скрипучую дверь своей комнаты, осторожно выглядывая в коридор — никого нет, только пыль хаотично летает в воздухе, и наконец решается выйти. Тихо выдохнув, омега сделал несколько неспешных шагов. Ему скучно, так невероятно скучно, что внутри всё кипит, взрываясь лавовыми пузырями, обжигая органы так сильно, что живот сводит. Эрен ещё ребёнок и ему хочется… Чего-то хорошего. Хотя бы немного, хотя бы ненадолго. У мальчика есть несколько игрушек, относительно приличного вида, но сейчас, по глупой случайности, они были в комнате мамы, а ему туда нельзя. По крайней мере, в данный момент. Порой Карла тоже развлекала Эрена, разговаривая с ним или читая потрепанные книги — во многих отсутстовали страницы или целые предложения со временем выцвели, и прокуренный мозг его матери редко мог додумать действительно хорошие недостающие делали, но Эрену всё равно нравилось. Возможно, даже больше, чем оригинал. И даже если Карла говорила это через силу, и даже если она курила в этот момент и мерзкий дым оседал в его лёгких, отчего слезились глаза, даже если она надрывно кашляла, а её взгляд был пустым и несколько безумным, Эрену всё равно нравилось. Эрен готов был терпеть, что угодно, лишь бы Карла была рядом, нежно вплетая пальцы в его волосы, чтобы он мог чувствовать тепло её рук, даже если в этот момент пепел с её сигареты падал ему на лицо, немного обжигая кожу. Карла этого не замечала, а Эрен не хотел говорить, чтобы она не перестала читать, чтобы её глаза не покрылись мутной разочарованной пеленой, чтобы потом она не замкнулась в себе. Чтобы её собственная ненависть к самой себе немного отступила. «Я ужасная мать», — истеричным шёпотом пару дней назад сказала Карла, и горячие слёзы заструились по её щекам, и девятилетний мальчик, нежно беря её за руку, говорит, что это не так. Эрен действительно так не думает — его любовь слепа. Эрен мог бы сейчас порисовать, но он не знает, где лежат редкие чистые листы и дешёвые карандаши, все поголовно серые, также он не знает, где книги и остались ли они вообще — все, что он смог найти, уже давно прочитал. Так что занять себя совершенно нечем. Скука сжигает изнутри, сдавливая рёбра — отвратительно. В доме слышатся неприятные звуки — к ним опять пришёл какой-то мужчина и Карла закрылась с ним в своей комнате. Эрен не то, чтобы не знает, что они там делают. Знает, но где-то на подкорке сознания и ещё не совсем понимает — он же ещё ребёнок, только недавно девять исполнилось. По сути, дети не должны знать о таком, но Эрен не как все. Точнее, как все дети в этом месте — слишком взрослые. Эрен слышит сдавленные стоны и тихие вскрики. Болезненные, скребущиеся и убивающие Эрена изнутри. Хочется закрыть уши руками и зажмуриться до плывущих перед глазами кругов, но он этого не делает — Карла всегда говорила ему, что такие звуки это нормально, чтобы он не обращал внимания. Но Эрен ей не верит. Не верит, но делает как велят — он уже и так нарушил другую её просьбу. Женщина говорит не выходить из своей комнаты, когда у неё «гости» и Эрен всегда послушно выполнял её наставления, но сейчас, ему так скучно, что просто невыносимо, а ещё омега не понимает, почему ему нельзя покинуть помещение. Поэтому сейчас Эрен и стоит в коридоре, босиком, чувствуя ледяной холод, исходящий от деревянного пола и грязь прилипающую к пяткам. Эрен смотрит по сторонам и его внимание привлекает дряхлый стул у входной двери. На нем висела чёрная потрепанная джинсовка, а в её вывернутом практически наизнанку кармане что-то призывно блестело, и мальчик, не сдерживая своё любопытство, подошёл ближе и вытащил странную вещь. Прямоугольная золотистая металлическая коробочка с выгравированным красным драконом тяжелила ладошку. Эрен задумчиво повертел штучку в руках, нажал большим пальцем на её верх, раздался странный щелчок и открылась крышечка. — Вау, — восторженно прошептал омега, а в его глазах, кажется, заплясали искры. Зеленоглазый, недолго думая, нажал на появившуюся кнопку и из небольшой круглой дырочки вырвалось красновато-голубое пламя. Эрен и раньше видел зажигалки, причём бесчисленное количество раз — по его дому валялось, чуть ли не сотня, дешевых пластмассовых прямоугольников, но эта была особенная — красивая, тяжёлая, с узором. Огонёк весело подрагивал и омеге было до странного приятно на него смотреть. Мальчик случайно дыхнул на неё и пламя исчезло, поэтому он повторил нехитрый «трюк», вновь заставляя огонь появиться. Эрен так увлёкся, забылся всего на пару секунд, и не услышал стремительно приближающиеся шаги за спиной. — Так, так, так. А что это тут у нас? Эрен вздрогнул, выронив из рук зажигалку. Металлический прямоугольник тяжело упал на деревянный пол, немного отскочив в сторону. — Мальчик, а ты в курсе, что брать чужое нельзя? — глумливый голос доносятся сверху и Эрен обернувшись, со страхом в глазах посмотрел на его обладателя. Чужие губы растягиваются в хищной улыбке. — Вау, какой ты красивый, — шепчет мужчина, медленно идя в наступление — не остановить. Эрен в панике пятится назад, но крепкая рука быстро хватает его за худое плечо, не позволяя сделать ещё шаг. — Маленький воришка, да? Лазишь по карманам взрослых людей. Мама тебя что, не научила, что так делать нельзя, мм? Эрен молчит, от страха все слова застряли в горле, а ноги предательски подкашиваются. Альфа подносит к его лицу зажигалку, усмехаясь щёлкает кнопкой, но там, где должно появиться пламя, ничего нет. — Видишь, ты её сломал. — Нет, — еле слышно шепчет Эрен. Его спина упирается в стену — бежать некуда. — Да. И за это тебе нужно заплатить, — довольно улыбается мужчина и лезет рукой под футболку мальчика, оглаживая нежную кожу. Эрен дергается в сторону, чувствуя странное сдавливающее чувство в груди, оно томится под рёбрами, превращаясь в горькие слёзы на щеках. — Пожалуйста, я правда не хотел. Незнакомец полностью игнорирует его слова, вжимая маленького омегу в стенку, пропихивая колено между худых ножек. Затем наклоняется низко-низко, нависая — теперь Эрен ощущает эту огромную разницу в силе, и мужчина целует его в шею, чуть прикусывая кожу. — Нет, отпустите меня! — кричит Эрен. — Заткнись, — и прежде, чем рука альфы опускается на его лицо, из-за спины доносится хриплый голос. — Майк, пожалуйста, не делай этого. Карла стоит в дверном проходе, с трудом держась за стену. Эрен сквозь слёзы видит, что её губа разбита и по подбородку стекает кровь, капая на пол, тонкая шея вся в синяках, а одежды, кроме длинной мятой юбки и полупрозрачной порванной майки, сползающей с худого плеча, как таковой вообще нет. Она еле держится на ногах, а ещё кашляет, держась за горло. — Убирайся, Карла. Я нашёл себе развлечение получше. Почему же ты прятала такой лакомый кусочек. И не обращая внимания на женщину, хватает подол футболки Эрена и тянет её вверх, оголяя рёбра. — Умоляю, пожалуйста. Карла делает несколько нетвердых шагов, уже стоя рядом с рядом с ними — её ступня неуклюже подворачивается и она падает на колени, сбивая их в кровь. — Прошу тебя, он же ещё совсем ребёнок, — слёзы градом текут из её глаз, а голос дрожит, — ты же не настолько… — Хочешь сказать, низко пал? — ухмыляется Майк, — возможно, но сынок у тебя слишком красивый и уже не важно, ребёнок это или нет, всегда хочется взять лучшее. — Умоляю, — Карла из последних сил вцепляется в его штанину, натягивая на себя, — сделай это со мной ещё раз, я не буду брать с тебя денег, только прошу, отпусти Эрена. Умоляю. Женщина понимает, что сейчас она слишком слаба, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление, и единственный шанс остановить Майка — просить, скажи она хоть одно неверное словно и жизнь её сына разрушится слишком рано. Карла хочет, очень хочет уберечь его хотя бы ещё ненадолго. Эрен, наверное, и не помнит, но несколько лет назад произошёл похожий случай, но Аарону можно было немного нагрубить и выставить его из дома — тогда Карла знала, что альфа ничего не сделает, то в данный момент такой роскоши нет. Ситуация в несколько, нет, в сотни раз хуже. Мужчина стоит неподвижно, думая несколько чертовски долгих, напряженных секунд, затем скалится и злобно хмыкает, но всё же отталкивает от себя омегу. — Вали. Но Эрен не идёт. Видно, как его потряхивает от пережитого страха, но он не смеет сделать и шаг. — Мам? — Что стоишь, вали, пока я не передумал. — Эрен, прошу тебя, иди в свою комнату и запри дверь. Всё будет хорошо, мама со всем разберётся, — Карла смотрит на него со всей нежностью, которая ещё осталась в её полумертвых глазах, — уходи. Эрен начинает рыдать, захлёбываясь слезами, но всё же поворачивается и бежит в свою комнату, громко хлопая дверью. — Пошли, — цедит Майк, дергая Карлу за запястье, грубо заставляя её подняться с пола. — Спасибо, — шепчет она, покорно следуя за мужчиной. — Хорошо меня отблагодари, чтобы я не пожалел о своём выборе, а то сынок-то твой за стенкой. Я с удовольствием бы заглянул к нему. — Я сделаю всё, что скажешь. — Даже умрёшь? — хмыкает Майк, сжимая руку сильнее вокруг чужого тонкого запястья, делая невыносимо больно, кажется, ещё немного и кость попросту треснет. Но Карла никак не реагирует, словно даже и не чувствует, словно ей всё равно. Только пустым взглядом смотрит пол, пытаясь выровнять дыхание, горячие слезы текут по её щекам, срываясь вниз с острого подбородка, и она дрожащим, но уверенным голосом, отвечает: — Даже умру. И дверь в комнату Карлы громко захлопывается, а потом оттуда снова доносятся отвратительные звуки. И эти звуки убивают Эрена, сидящего на своей жесткой кровати, вжавшись в угол, они сжирают его, словно черви, проедая его маленькую душу до зияющих дыр. Ребёнок не понимает, что чувствует — только тело дрожит, а из глаз градом текут солёные слёзы. Эрен не хочет плакать — он хочет быть сильным, но почему же тогда не получается? Что альфа хотел с ним сделать, омега понимает очень смутно, и кожа в местах, в которых трогал Майк, мерзко горит, словно ожоги. Больно, невероятно больно. Тогда Эрен уяснил два важных правила, первое — ни в коем случае не покидать комнату, когда кто-то приходит в их дом, второе — не брать чужие вещи, ведь иначе за них придётся дорого заплатить. — Эрен, — чужой голос доносится словно из толщи воды. Зачем кто-то его зовёт, знать совершенно не хочется. Поэтому омега игнорирует его, словно назойливую, летающую перед лицом мошку, пустым взглядом продолжая смотреть на стеклянный стол, сквозь который провечивались его кисти — пальцы судорожно впивались в джинсовую ткань на бёдрах, с такой силой, что царапали кожу до красных полос. — Эй, Эрен, — чей-то настырный голос становится громче, заставляя омегу постепенно возвращаться в реальность. Чужая рука касается его плеча — тёплая, только кончики пальцев немного холодные, и этот контраст ощущений кажется даже приятным, но от неожиданности Эрен вздрагивает. Омега поднимает голову и встречается с серыми, изучающе суженными глазами — пустыми и завораживающими, как огромный бескрайний океан, прямо такой, каким его показывают в фильмах. У Эрена начинает кружиться голова — он настолько погрузился в водоворот своих отвратительных воспоминаний, что уже готов захлебнуться, ведь ребра мерзко сдавливает и сделать глоток воздуха становится просто невозможно. Чужой взгляд приковывает к себе и омега не в состоянии отвести глаз. Кажется, чем дольше смотришь, тем легче становится дышать, а ещё мысли из головы исчезают, по крайней мере, плохие — воспоминания стираются и Эрен был бы только рад всё это наконец забыть. Он бы этого хотел. Пальцы Леви сильнее сжимаются на его плече, но Эрен не двигается, просто как безумец продолжает смотреть, завороженный цветом чужой радужки — где-то там в глубине плещется морской бриз, и Эрена словно туда затягивает. Кажется, он чувствует солёный морской запах, а ноги утопают в золотистом песке. Если Эрен окончательно сходит с ума, то пусть его сломанная вселенная будет именно такой — прекрасной, нежной, умиротворяющей. Чувствуется тепло, кажется, кто-то по ту сторону держит его за руку и не намерен отпускать. Эрен думает, что он впервые в жизни не против прикосновений, и это впервые ощущается чем-то приятным и безопасным, не несущим никакой угрозы. Кем бы этот человек не был, даже если это всего лишь больная иллюзия его мозга, Эрен все равно ему благодарен за то, что имеет возможность ощущать это странное, но такое нужное тепло. Эрен смеётся где-то там в своих фантазиях, пока бежит по полосе, где вода соединяется с сушей, и, наконец, сколько он об этом мечтал, чувствует себя счастливым. Это ощущение парень описать просто не в состоянии, но дрожь в кончиках пальцев, распространяющаяся по телу приятным, согревающим жаром и горящие искрами глаза — это точно показатель. Эрен всё бежит и бежит, не смотря под ноги, глядя только вперёд, где распласталось бескрайнее голубое небо. Бежать значит чувствовать себя свободным или наоборот загнанным в угол, когда это единственное, что остаётся? Как только эта мысль приходит в голову, Эрен замедляется, вся его спесь исчезает, а силы начинают покидать тело. Зачем он только начал думать? Зачем впустил такие мысли в свою голову? Теперь вселенная трещит по швам, выбрасывая обратно в жестокую реальность — Эрен не хочет. Он собирается продолжить бежать, чтобы остаться здесь, чтобы снова чувствовать морской бриз в волосах, свежесть в лёгких и тепло чужой руки, но как только омега делает ещё шаг, то вскрикивает от внезапной боли — в пятку врезается острый осколок ракушки, разрывая мышцы. Ему словно запрещают идти дальше по направлению к счастью. Осколок глубоко вошёл, кажется, не только в ногу, но теперь и в саму душу. В глазах появляются кристаллы слёз. Эрен падает на песок, ощущая, как безжалостно стёсывается кожа на коленях. Человек из видения отпускает его руку, бросая его, и Эрен остаётся один в этой, недавно прекрасной вселенной, которая в одно мгновение стала слишком жестокой, чувствуя режущую боль в ноге, наблюдая, как из раны на золотистый песок стекают алые капли крови. — Эрен, — голос оглушающе громко звучит рядом, — приди в себя, чёрт возьми. Леви довольно аккуратно трясёт его за плечо. — А? Что? Эрен словно выходит из транса, картинка образовавшаяся перед взором рушится, но боль в ноге почему-то ощущается как настоящая. Может, фантомные боли? В детстве он наступил на гвоздь, насквозь прокалывая ступню, крови было много, а нормально ходить парень смог только через несколько долгих месяцев. — Всё в порядке? — интонация у Леви отрешённая, словно он спрашивает из чистой вежливости, чтобы немного сбавить выросшую напряженность, а не из интереса или волнения. — Да, простите, — еле слышно отвечает омега. — Да я это не к тому. Тебе не нужно постоянно извиняться. — У меня такое бывает. Когда я смотрю долго на что-то, потом в голове возникают образы, словно целая жизнь… Эрен говорит это словно оправдываясь, неловко усмехаясь со своих же слов. — Ладно, я тебя понял. Ешь. Леви подталкивает к нему порцию. Эрену некомфортно, в груди свербит от чувств, объяснить которые он не может, а ещё ему стыдно смотреть в чужие серые глаза, которые настолько его заворожили. Эрену действительно понравилась вселенная по ту их сторону, и он неловко улыбается своим мыслям. Омега прожигает взглядом деревянные палочки, лежащие перед ним, а затем, мельком обеспокоенно смотрит на Ривая, стараясь не встречаться с ним глазами. Леви замечает. — Что? — Ну… Я не умею есть палочками, — еле слышно отвечает омега и, кажется, совсем немного краснеет. — И что же ты хочешь сделать? Леви, словно, забавляет эта ситуация. Сейчас Эрен напоминает ему маленького ребёнка, а не того сломанного человека, который он подобрал с улицы. — Ну… Можно мне взять вилку? — Эм, конечно, — Ривай усмехается. Но Эрен ничего не предпринимает, во-первых, он не знает, где лежат столовые принадлежности, во-вторых, на этой изысканной, со вкусом обставленной кухне было страшно дышать, что уж говорить о том, чтобы двигаться. Леви, кажется, всё понимает, хмыкает себе под нос и сам встаёт из-за стола, достаёт вилку из шкафчиков и передаёт Эрену. — Спасибо. Едят они в практически абсолютной тишине, только изредка Эрен что-то недовольно шипит под нос, когда очередной ролл разваливается на вилке, падая вниз. Леви следит за каждым его движением, и, сам того не замечая, кривит губы вроде бы в улыбке, но Эрен, замечая это, выпрямляется по струнке, прекращает двигать челюстями, и опускает руку с вилкой на стол, стараясь казаться незаметнее, потому что совсем не уверен, что то, что образовалось на лице альфы можно назвать улыбкой, угрозы от не этого вроде не ощущается, но страх всё равно сковывывает. Когда еда в картонных, экологически чистых коробках заканчивается, Эрен не знает, куда себя деть. Даже по сравнению с этой картонной упаковкой он такая дешёвая вещь, что внутри всё сворачивается от странного стыда — он ест то, что ему не положено, сидит в месте, где его быть не должно и он получает доброту, которую он не заслужил. Не заслужил хотя бы потому, что Эрен не верит в неё. Леви тоже молчит, но внимательно смотрит, будто следит и омеге хочется провалиться сквозь этот дорогущий пол, ведь понять, что альфа хочет от него, у Эрена просто нет возможности. Мысли Эрен читать не умеет, а на лице Ривая нет не единой подсказки. В его серых глазах нет ничего, кроме волн океана, бьющихся о бескрайнюю пустоту в чёрных зрачках. Пу-с-то. Эрен начинает бояться, что случайно упадёт в эту пропасть — ему и своей хватает, ведь он уже давно приблизился к самому дну. Осталось ещё немного и конец. Одинокая мысль мелькает в голове омеги — наверное, Ривай что-то от него ждёт. Наверное, плату за помощь. Эрену это кажется крайне логичным — этот, по сути, незнакомый человек сделал для него слишком много. Естественно, что не за просто так. Когда они заканчивают есть, тишина становится угнетающей — не слышно клацания металлической вилкой или тихого шуршания деревянных палочек. Они сидят так пару неловких минут. Эрен смотрит на Леви так, будто чего-то ждёт. Леви сам себе кивает головой. — Я… — неуверенно начинает Эрен, но Леви его перебивает. — Секунду. Я сейчас вернусь, — говорит внезапно, как будто вспомнил что-то важное, — подожди здесь. Когда Леви уходит, по полу даже не слышно звука его шагов. Пугает. Эрен воспринимает это как намёк, поэтому направляется за ним, совершенно не задумываясь, что Ривай сказал ему остаться на кухне. Омега оказывается в уже знакомой ему комнате — они провели здесь первую ночь. Символично. Эрен стремительно подходит к альфе, который что-то ищет в тумбочке, практически вплотную, чем быстрее — тем лучше, иначе он может передумать, иначе его нежелание возьмёт верх; омега пытается унять поднимающееся в душе страх и лёгкое отвращение, аккуратно касаясь чужой руки. — Эрен, ты что здесь делаешь? — Леви морщится от того, что Эрен так близко к нему подошёл. Это.. Немного напрягает. — Вы не могли бы присесть на кровать? — Эрен задаёт вопрос, который ему кажется абсолютно нормальным, но Леви вообще не понимает, что происходит. — Зачем? — голос Леви спокойный, хрипловатый, действует даже как-то умиротворяюще. У Леви в руках какая-то смутно знакомая вещь, но Эрен не заостряет на этом внимание. И даже не знает, что ответить на его вопрос. «Что значит, зачем? Как будто вы не знаете», — немного злобно думает Эрен. Леви поднимает взгляд, встречаясь с печально-обречёнными глазами Эрена, совершенно не понимая, зачем он это просит, но всё равно сдаётся под этим жалким напором и садится на постель. Просто для того, чтобы Эрен успокоился. Эрен подходит к нему и почему-то опускается на колени. Мысли в голове Леви путаются, метаются из стороны в сторону, мельтеша и мешая думать по-нормальному, и по началу до Ривая просто не доходит весь смысл происходящего. Эрен отрешённо смотрит перед собой, и внезапно кладёт руку ему на пах, массируя тонкой ладошкой, а потом мастерски быстро расстёгивает пуговицу и ширинку на брюках. И только когда Эрен проводит языком по чёрной ткани штанов и лезет изящной рукой в боксеры, Леви наконец всё понимает. — Ты что делаешь? — злобно цедит Ривай. — Плачу за помощь и… За испорченные кресла в машине. Это, конечно, не вернёт их в первозданный вид, но я хоть как-то компенсирую ущерб — доставлю вам удовольствие, — говоря это, Эрен даже не думал прекращать массировать ладонью уже полувозбужденный член, — денег у меня нет. — Хватит. Леви резко смыкает ноги — трогать Эрена не рискует, вдруг парень решит что-то не то, испугается — на улице буквально умолял не принуждать его к сексу, а тут сам лезет, будто подменили. Леви не знает, как вести себя с жертвой изнасилования, которая своим поведением словно нарывается на новое. — Почему? Вы же хотите, — отвечает омега, бесстыдно заглядывая Риваю прямо в глаза. И теперь очередь Леви смотреть в пустоту — взгляд покрытой плёнкой пугающей отрешённости, а в глубине чернильного суженного зрачка пляшет еле заметное отвращение на грани со страхом. — Не хочу, — твёрдо говорит Ривай. — Но это не так, у вас практически стоит. — Ну, знаешь ли, ты пытаешься залезть мне в штаны, конечно, я возбудился. Но это не означает, что я хочу, чтобы ты это делал. — Это что, ролевая игра какая-то? Я должен убедить вас словами, чтобы вы мне позволили? — Какая игра, Эрен?! — альфа начинает взрываться. Собственное возбуждение невероятно злит. Собственная глупость злит не меньше — мог бы и догадаться к чему всё идёт, но поддался на жалостливый взгляд мальчишки. Эрен тоже злит, с этими его тонкими пальцами, бесстыдно ласкающими его член, красивым лицом и приятным карамельным запахом, к которому примешивается специфический аромат медикаментов. Леви не отрицает, что хочет. Проблема в том, что сам Эрен не хочет. Но Эрен даже и не думает прекращать. Он действительно ни капельки не понимает, почему Ривай отталкивает его. Просто не может понять. Буквально всю чёртову жизнь он расплачивался таким способом за любую мелочь, которую другие люди сделали для него и многие этим пользовались. Никто никогда не отказывался, скорее, наоборот. «За доброту нужно платить, Эрен», — шепчет мерзкий голос в его голове, который переливается, кажется, сотнями разнообразных интонаций, тембров и тональностей. — Если ты сейчас не остановишься, мне придётся применить силу. Омега хмыкает. «Делайте, что хотите, я привык», — думает он. Игра началась. И снова тянется лицом к паху Леви, чтобы провести мокрым, шершавым языком по чёрным боксерам. Леви грубо хватает его за лицо, больно сжимая пальцы на щеках и скулах, и держа, заставляет подняться с колен. — Я что-то сделал не так? Вам было неприятно? — безэмоционально спрашивает Эрен, но его слова превращаются в неразборчивый бубнеж, потому что Ривай только сейчас понял, что нужно отпустить его лицо. Эрен открывает рот и челюсть болезненно хрустит. — Нет… То есть… Зачем ты это делаешь? — Что значит зачем? — глупо переспрашивает парень. — То и значит. — Я плачу вам за помощь. Денег у меня нет — тело сейчас единственное, чем я могу расплатиться, — Эрен повторяет сказанное ранее. — Ты в курсе, что за оказанную помощь люди просто говорят «спасибо»? — отвечает Леви, застегивая ширинку брюк. Плотная ткань неприятно давит на полувозбужденный орган, и альфа недовольно, шумно выдыхает. В ладони Леви сжимает вещь, которую достал из тумбочки. — В месте, где я жил, это слово ничего не значило. — Но ты же сказал «спасибо», когда я спас тебя. — В тот момент это единственное, что мне оставалось. Сейчас же я могу оплатить вам и за тот раз — моё горло уже не болит. — Эрен, ты что несёшь? Хочешь «заплатить», скажи чёртово спасибо и успокойся. Не за всё в жизни можно расплатиться сексом. — От меня ничего другого никому и не нужно. Вы не хотите минет? Мы можем переспать. — Эрен, ты же этого не хочешь, — Ривай качает головой, он уже устал от этой темы, словно говорит с маленьким ребёнком, который не понимает очевидных вещей. — С чего вы взяли? Эти слова становятся последней каплей, которые поднимают бурю в израненной душе Эрена. Раздражает эта поддельная забота, когда у альфы стоит от одних его прикосновений. Эрен вырывает руку из чужой ладони — он и не замечал, что Леви всё это время держал его. — Вас что, уже не интересуют пользованные вами вещи? Не трахаете второй раз, да? — Да что ты, блять, несёшь? Ривай забыл, что его, на самом деле, очень легко вывести из себя, а у Эрена ещё и мастерски получается. Бесит, сучонок. Леви сильно хватает омегу за тонкое запястье, дергая на себя, уже не соображая, что делает. А у Эрена в глазах мелькает паника. Почему всё случилось именно так — он же добровольно решил отдаться, но ему всё равно делают больно. — Простите, — шепчет Эрен, — я не хотел так говорить. Отпустите меня, пожалуйста, я же и так согласен. — Чёрт, Эрен, извини. Леви отпускает его тонкую руку и делает шаг назад. Когда он в последний раз поддавался эмоциям? Вспоминать совершенно не хочется. Ривая пугает та тёмная, отвратительная его часть, которая сидит глубоко внутри, вцепившись острыми когтями в его душу. Мерзкая, отвратительная, скользкая, всё время пытающаяся вырваться наружу и поглотить остатки его человечности. — Я не собираюсь с тобой спать и… Прости, если сделал больно. Ривай замечает, что Эрен трёт пострадавшее запястье. Наверное, на его нежной коже появятся синяки. — Почему вы за это извиняетесь? — не понимающе переспрашивает Эрен. — Что? — Я же вас спровоцировал и вы, как альфа, сделали то, что посчитали нужным, — голос Эрена звучит смиренно, но подавить в нем ядовитые, саркастичные нотки ему всё же не удаётся. — Эрен.. Прекрати, — Леви звучит устало, — мне жаль, правда. Эрен хмурится. — Хочешь узнать, почему я решил, что ты не хочешь переспать со мной? Эрен растерянно кивает головой, недоверчиво смотря на Ривая. — Твои глаза, в них плескались отвращение и страх. Думаешь так смотрят, когда хотят кого-то соблазнить? — Но… Я думал вы этого не заметите, — голос омеги странно дрогнул, а ноги внезапно подкосились, словно устали держать вес его тела, — никто не замечает. — Я просто внимательный, — отвечает Ривай и кивает головой в сторону кровати, — присядь. Эрен, опустив глаза в пол, делает как сказали. Леви протягивает Эрену какой-то детский браслет. — У тебя из кармана штанов выпало, пока я вёл тебя обдолбанного спать. Я хотел отдать, пока не забыл. Вдруг эта вещь важна для тебя. Эрен хмурится. Он с недоумением смотрит на потрепанный плетёный браслет, некрасивый и с порванными нитками, которые торчат в разные стороны, и совершенно не понимает, почему Леви говорит, что это его вещь. Эрен берёт браслет так бережно, как будто боится сломать, что довольно странно, ведь он даже не помнит откуда он взялся. Но потом омега приглядывается, замечая блеклую, выцвевшую букву «К» посередине, и руки начинают мелко дрожать. Воспоминания вместе с теплом затапливают душу. Это Карла когда-то очень, очень давно сделала ему этот браслет, чтобы он напоминал Эрену о ней. Довольно иронично, что о матери Эрен никогда не забывал, а вещь, которая должна была напоминать о ней, была так надолго и практически безвозвратно «утеряна». — Спасибо, — шепчет Эрен, сжимая браслет в ладони, — я даже забыл, что у меня такой был.. Интересно, как он попал в карман? Леви лишь пожимает плечами, и говорит: — Если ты не знаешь, то я уж точно, но я рад, что поспособствовал нахождению, эта вещь явно дорога тебе. Эрен грустно улыбнулся и провёл пальцем по переплетающимся, полурваным ниткам. — Так и есть. — Можно мне задать тебе вопрос? Эрен растерянно кивает, не понимая, что вообще происходит. Это какой-то сюрреалистичный сон, смахивающий на бред. — Почему ты позволяешь другим людям делать тебе больно? Я про тот случай во дворе. — По-моему, я вам ещё тогда ответил, — горько усмехается Эрен, сжимая браслет, словно он придаст ему сил. — «Я не вижу смысла в том, что заранее обречено на провал» — сложноват ответ, не думаешь? — О, вы запомнили. Вы такой странный. Рядом с вами даже потерянные вещи находятся. Да и зачем вам слушать историю моей жизни? — Если честно, то я сам не знаю. Наверное, мне эгоистично хочется узнать о человеке, у которого такие пустые глаза. Ты напоминаешь мне людей из моего прошлого. И это тяжело. — И это я говорю загадками, — слабая улыбка трогает губы Эрена, — вы действительно хотите узнать? — Да, — твёрдо отвечает Ривай. — Ладно, — Эрен пожал плечами. Он неуверенно покрутил браслет между пальцами, а затем начал рассказ: — Меня хотели трахнуть, — это было так резко, что Леви встрепенулся, но перебивать не стал, — но я не хотел. Эрен как будто нарочно избегает слово «изнасилование», как будто если он скажет его вслух, если кто-то другой это услышит, то Эрену придётся признать всю трагичность ситуации, которую он пережил. — И я впервые решился дать настоящий отпор, — Эрен говорит это как нечто само собой разумеющееся, — Несколько раз я побоялся, ведь так не хотел боли. А ещё моя ма… — омега запинается на полуслове, а в его взгляде мелькает какая-то неуловимая эмоция, похожая на отчаяние и гнев, — Мне… Мне говорили, что лучше не сопротивляться. И знаете, я действительно убедился, что это так. Но в тот день в голове возникла дурацкая, глупая мысль о том, что мне надоело, что мной пользуются. Я хотел чувствовать себя нормально, — голос срывается, — И я решил, наконец, показать, что я не чужая игрушка. Решил показать свою смелость… Группе из трёх человек. Леви внимательно слушал Эрена, не смея прерывать его. — Тогда я кричал, просил о помощи, обещал, что всё верну до последней копейки и извинялся.. — Эрен продолжает рассказывать, а Леви хмурится, не понимая о чём речь, но Эрен в подробности этой ситуации решает не вдаваться, — но они не слушали и никто мне не помог. Я дёргал руками, вырвался, надеясь, что это поможет и одному из них я даже разбил нос. А затем.. Затем я очень сильно пожалел об этом. Меня ударили в ответ, конечно, это не впервой для меня.. Но меня ударили так сильно, что я упал, стукнулся головой об землю и потерял сознание. Я не знаю, сколько был в отключке. А когда очнулся, первое, что услышал: «А давайте сломаем ему руку, чтобы меньше дёргался?», — Эрен гладит кожу в районе лучевой кости непроизвольно, просто воспоминания так сильно давят, что он захлебывается ими, погружаясь в минувшее прошлое, — лучше бы не слышал. Я начал умолять и плакать. Я говорил, что сделаю всё, что они мне скажут. Но мне ответили: «надо было раньше думать и меньше рыпаться». А потом мне действительно сломали руку. Кость так громко хрустнула, что я готов поклясться — я чуть не оглох. Хотя, может, это от боли, не знаю. У меня потемнело в глазах. А потом один из тех парней наступил мне на кисть повреждённой руки. По моему, они сломали мне ещё два пальца, — Эрен внимательно смотрит на свою кисть, а голос звучит так буднично, что это режет Леви уши, — вроде указательный и средний. Когда они трахали меня, я думал, что умру от болевого шока. А они всё говорили и говорили, что нужно было думать, когда сопротивлялся, говорили, что я сам виноват. И я понял, что я действительно сам виноват в этой боли. Пару раз я потерял сознание, и мне казалось, что это просто кошмарный сон. И никто из них даже и не подумал остановиться. Я уверен, что, если бы умер, они бы даже не заметили этого и продолжили бы издеваться над моим трупом. Так что, совершено не важно, чего я хочу, и это мне показали ещё очень давно, — Эрен разводит руками, а Леви, наконец, замечает маленькие шрамы на его красивых пальцах, — Будет проще, если я позволю сделать людям со мной то, что они хотят сразу и отделаюсь малой кровью, чем я начну сопротивляться, и они все равно это сделают, только в несколько раз больнее. Эрен заканчивает свой монолог, громко сглатывая скопившуюся в горле слюну. Он никогда и ни с кем не говорил об этом, наверное, потому что никто его и не спрашивал. Попросту некому было спрашивать. Странное чувство томится в душе после откровения, и по началу оно дарит лёгкость — открыться кому-то до странного приятно, но через пару секунд приходит отчаяние и горечь, начиная сжирать изнутри. У Эрена лицо каменное, бледное, зелёные глаза печально опущены в пол — говорить было больно, неприятно и отвратительно, словно переживаешь это ещё один раз, но совершенно не стыдно — Эрен не может стыдиться прошлого, он может его только ненавидеть, как и самого себя. Омега больно кусает нижнюю губу, тяжело вздыхая. — Сколько тебе было лет? — спрашивает альфа, и голос его ровный, совершенно спокойный, на лице нет никаких эмоций, даже в глазах абсолютно пусто, и единственное, что выдаёт хоть какие-то чувства — сжимающиеся в кулаки руки. — В первый мой раз? Или на тот момент? Леви тяжело сглатывает вязкую слюну и совершенно точно не думает, что значит «в первый раз». Леви закрывает глаза, шумно выдыхает и цедит: — В тот раз. — Шестнадцать. Леви не хочет знать ответ на другой вопрос. В душе перекатываются камни — невыносимо тяжело. Леви с толикой жалости смотрит на Эрена — он сидит с поникшими плечами, сложив тонкие руки на коленях. Леви хочется его поддержать, но он совершенно не знает, как это сделать. Эрен крутит в руках браслет и непроизвольно улыбается, смотря на него. Улыбка печальная, но в ней есть такие чувственные, нежные нотки, и Леви хоть и понимает, что не он причина «радости» Эрена, но всё равно ощущает себя причастным к ней. Он хоть и случайно, но всё же нашёл дорогую Эрену вещь. И почему-то от этого Леви становится легче. Леви никогда не учили понимать чувства людей, не позволяли испытывать жалость и сострадание — однажды это могло стать причиной его смерти. В военной школе пытались полностью искоренить эти эмоции, Леви всё же не монстр, хоть и сомневается в этом, но, раз в душе что-то болезненно свербит после слов Эрена, то он ещё не потерял свое право называться человеком. Тем более, война же закончилась, никто не пустит пулю промеж глаз и не пырнёт ножом под рёбра, если Леви замешкается из-за жалости к врагу. Эрен просто мальчишка из его новой жизни, который, словно по иронии судьбы, одним своим видом заставляет вспоминать старую — отвратительную, полную боли и чужой крови. Ривай не удивился чужому рассказу, ведь на войне и в месте, где он учился, такая жестокость была сплошь и рядом — он привык. Привык к потухшим, безжизненным глазам, поникшим плечам, к отчаянию, витающему в воздухе и мерзкому металлическому запаху, забравшемуся в лёгкие. Леви видел сломанных людей, жил с ними бок о бок, по правде говоря, являясь одним из них. Эрен и правда будто бы сбежал из его прошлого, которое и так преследует Леви по пятам. — Мне жа… — хочет сказать альфа, ведь других слов в его голове попросту не нашлось, но Эрен останавливает его раньше, чем он успевает закончить предложение. — Не стоит этого говорить. — Ты прав. Может, тогда мне стоит извиниться за то, что заставил тебя вспомнить? — Я никогда и не забывал. — Конечно, — усмехается Леви. И воцаряется молчание. Нечего больше сказать, да и никакие слова не смогут помочь Эрену — Ривай понимает это на правах сломанного человека, ведь не найдётся слов, которые могли бы спасти его самого. Чтобы Ривай не произнёс, омеге вряд ли станет от этого легче. — Ну, — говорит Эрен, разбивая в дребезги неловкую атмосферу, — раз мою плату за помощь вы принимать не хотите, можно я пойду домой? — Конечно, ты же тут не в заложниках. Только мы далеко от твоего дома, как ты собираешься добираться? — Я надеялся переспать с вами, чтобы вы дали мне денег на такси, — честно отвечает Эрен. Ривай хмыкает, недовольно щуря глаза. Слышать такое на полном серьёзе — неприятно, где-то под рёбрами сразу сворачивается тугой комок отвращения. Не к Эрену, а к тем событиям, которые заставили его стать таким. — Я бы мог отвезти тебя. — Не стоит утруждаться. Я всё ещё должен вам за испорченные кресла в машине. Леви качает головой. — Тогда я дам тебе деньги просто так. — Хм, по доброте душевной? — Эрен усмехается, щуря зелёные глаза. — Можешь считать и так. Леви достаёт из кармана телефон и передаёт его омеге. — Вызывай, я могу уйти, если не хочешь, чтобы я слышал адрес. — Мне уже без разницы. В квартиру-то я вас всё равно не пущу. Эрен клацает пальцами по сенсорному экрану, набирая номер. С другой стороны слышится механический голос, и омега называет ему свой адрес. «Такси приедет через пять минут, ожидайте», — доносится из динамика. Ривай протягивает Эрену купюру, и тот протягивает руку в ответ, забирая деньги. Он смотрит на чёртову цветную бумажку, которую ему дали просто так, буквально ни за что, и думает, что во второй раз уйдёт из этой квартиры со слезами на глазах, только совершенно с другими чувствами. Эрен опять до боли кусает нижнюю губу, сильно, до крови, лишь бы немного отвлечься и сдержать подступающие слезы. Странное чувство в груди — распирает. То ли жар, то ли холод — знобит, но где-то под рёбрами всё равно разливается приятное тепло. Эрен хочет чаще ощущать такое. — Спасибо. Я верну вам деньги. — Не стоит утруждать себя, — Леви со смешком повторяет слова Эрена. Эрен хмурится и Леви снова кажется, что он сказал что-то не то. Леви думает, что уже нечего терять и говорит: — Возьми мой номер, — Леви за секунды находит ручку и записную книжку в тумбочке, пишет в ней цифры, а затем передаёт вырванный листок Эрену. — Зачем? — Позвонишь, если вдруг что-то будет нужно, — Ривай сам не до конца понимает свои действия, не понимает, почему он внезапно проявляет такую заботу об этом проблемном парне, — Или если так сильно захочешь вернуть деньги. Леви надеется, что Эрен поймёт, что последнее предложение было нелепой шуткой. — Эм, ладно, — Эрен скептически берет листочек, и прячет его в карман джинс. Кончики их пальцев соприкоснулись, но оба делают вид, будто не заметили этого. Эрен думает о том, что кожу с руки содрать, на удивление, не хочется — отвращения нет. Омега идёт в коридор, спокойно обувается, но перед тем как выйти за дверь чужой квартиры, внезапно оборачивается и пристально смотрит в чужие глаза. Ривай стоит за его спиной, облокотившись плечом о стену и провожает его, будто они старые хорошие знакомые. — Можно и мне задать вам один вопрос? — Конечно. — Вы верите в то, что я вам рассказал? — Да, — твёрдо. — Почему же? Может, я просто хотел надавить на жалость. — Возможно. Но в моей жизни было слишком много людей с такими же глазами, как у тебя — мёртвыми, знаешь. Даже если ты соврал, я всё равно вижу, что с тобой однажды произошло что-то настолько ужасное, что я с лёгкостью могу приравнять это событие к твоему рассказу. — Вы умеете красиво говорить. Спасибо за ответ. — Не за что. — Я не соврал, — еле слышно говорит Эрен. — Я знаю, — отвечает Ривай. «И мне жаль, что это так», — с горечью думает он, — «лучше бы ты соврал мне обо всём». Эти слова заставляют Эрена изломить губы в лёгкой улыбке — приятно. И прежде чем переступить порог чужой квартиры, Эрен поднимает серьёзный взгляд на Леви. Ривай впервые чувствует на себе такое давление, впервые кто-то смотрит, кажется в саму душу. — Знаете, у вас ведь тоже мёртвые глаза. Входная дверь захлопывается, разделяя их.