На глади

      По Парижу прошел один из худших созданных человеком монстров — война, которая принесла за собой лишь разрушения. С пустоши развалины видны как на ладони: город — брошенное место боя; сломанная Эйфелева башня — всемирная достопримечательность — знак полного поражения, разломана на две неровные части, обвалившиеся на замусоренные улицы. Вокруг всё плавится от жара, трескается земля, сохнет трава. Запах гари режет ноздри. От каждого шага под ногами тихо — но Рипли всё слышит благодаря генам чужих — и мерзко хрустят стебли жженых растений.       Рипли говорит, что она здесь чужая. Но всё намного хуже: она действительно ощущает себя чужой на этой планете. Земля в не-её воспоминаниях была другой; на той Земле не-её ждали.       На Земле, где они сейчас, никто никого не ждет и никто никому не нужен.       — Что нам делать? — Колл смотрит на рыхлую сухую почву под ногами и замолкает, и в тишине Рипли понимает, что она здесь тоже чужая.       Хотя не только здесь: они будут чужими в любом уголке галактики. По венам Рипли движется кровь, смешанная с кислотой, а по венам Колл — белесая жидкость с механическим запахом. Вряд ли на Земле им кто-то будет рад, да и вряд ли им вообще кто-то где-то будет рад.       Рипли, кажется, рада только тому, что они встретились на Аурига. Им двоим, не-людям с искалеченным прошлым и, несомненно, тяжелым будущим, нужно быть вместе, чтобы не потонуть в безграничном холоде и одиночестве космоса.       Дотронувшись до её руки, она крепко сжимает ладонь и переплетает пальцы. Уродливо отросшие черные когти вместо ногтей выглядят пугающе на фоне только по виду тонкой и нежной кожи. Но Колл не пугается. Вряд ли есть то, что может её теперь напугать по-настоящему, а подобные вещи — просто мелочь. Она слабо улыбается в ответ — выглядит донельзя растерянной и потерянной. Впрочем, как и все, кто прилетел сюда: Земля, что перед ними, рушит надежды одним только своим существованием. Положив ладонь на её голову, Рипли прижимает к своей груди и, успокаивающе дотронувшись губами до затылка, гладит по коротким волосам, перебирая их пальцами. Она ощущает мягкое тепло её тела и нечеловеческий запах её плоти. Теперь чувствует еще сильнее: из открытой раны около живота капает белая жидкость, распространяя едкий аромат, кожа и волосы гладкие и нежные на ощупь — идеальный синтетический материал.       — Мы улетим отсюда. Обязательно. — Рипли медленно качается из стороны в сторону, словно убаюкивая и успокаивая и себя, и её, а Колл продолжает молчать. — Найдем место, где сможем жить.       Через пепельные облака, затмившие небо, пробиваются лучи солнца, и в них Париж выглядит еще отвратительнее: уничтоженное человеческое достояние, погребенные под слоем мусора человеческие мечты. Колл пронизывает город невидящим взглядом, может быть, смотрит куда-то вглубь этого ужаса, пытаясь найти в нем что-то красивое, и говорит:       — Земля прекрасна, но только издалека.       Рипли кивает — она полностью согласна — и сжимает её руку еще сильнее.       Земля не станет им домом, местом, где они могут быть счастливы. Когда прибудут военные, станет только хуже. Получеловек и андроид тут явно не желанные гости. Их сдадут Корпорации, а дальше пустят в расход, может, что похуже, но в живых точно не оставят.       Клубы пыли поднимаются выше, видимость становится почти нулевой; город теряется в серой дымке и исчезает с глаз. Это только радует. Веет прохладный вечерний ветер. Рипли теперь мало что ощущает, но чувствует, как Колл вздрагивает, и, прижав к себе, обнимает её за плечи.       что нам делать.       Они ощущают себя чужими, такими, как те твари: уродливыми чудовищами, которым тут не место. Рипли хочет спросить у тех, кто её создал, только одно — за что?       Рипли резво встает, и Колл смотрит на неё, в глазах застывает немой вопрос: куда? Та пожимает плечами, беззвучно говоря — куда угодно, но только не здесь.