Юнги не помнит, когда последний раз плакал. Он не проронил ни слезинки, когда они коротали время в тренажёрном зале, хотя стены давили так, что хотелось кричать от отчаяния, а желание связаться с родителями превратилось в идею фикс, отпечатываясь на обратной стороне века значком «Нет сети». Не плакал, когда смотрел на убитых горем Намджуна и Джина. Не плакал, когда впервые увидел живых мертвецов. Не плакал, когда двое из них чуть его не сожрали.
Но сейчас, когда он сидит в машине и видит в окно знакомый поворот на его улицу с валяющимся на асфальте мусором, их полуразрушенное семейное кафе и дом, в котором он провёл своё детство и подростковые годы, в носу непривычно щиплет и щекочет, а внутренности сжимаются до размера точки на листе бумаги.
Они приехали.
— Вижу трёх тварей у входа и одну на противоположной стороне улицы, — буднично бормочет Намджун и оборачивается на Чонгука. — Дальний на тебе, остальных завалим холодным, нечего патроны тратить, так справимся.
Чон молча кивает и привычными для него движениями заряжает арбалет.
— Чур, я вперёд! — бодро верещит Хосок и угрожающе трясёт топором. — Нечасто столько ходячих встретишь днём.
— Кто бы мог подумать, — хмыкает Джин, — что наш самый боязливый друг так полюбит сражения. Какой-то ты неправильный, Хоуп.
— Кто тут ещё «самый боязливый»? Времена изменились. Я смелее, чем вы думаете, — младший обиженно надувает губы и подсаживается ближе к двери. Пытается выглядеть спокойным, мол, прибить этих монстров — раз плюнуть, но выходит плохо: парень то и дело ёрзает и быстро бегает глазами по улице, немного нахмурившись.
Чонгук открывает люк, высовывается наполовину из машины, долго прицеливается, затем, наконец, выпускает стрелу и попадает мёртвой твари в голову. Спускается, светит самодовольной улыбкой и всем своим видом будто бы требует похвалы.
Из машины выскакивает Намджун, держа наготове мачете, а за ним будто сорвавшийся с цепи Хосок. Последний подбегает к одному из мертвецов и вонзает топор в лоб, пробивая череп. Не успевает Юнги покинуть машину, как тело второго зомби грохается на землю от удара сверхскоростного Чона, пока Ким возится с третьим.
Путь становится безопасным.
Мина нещадно трясёт. В его мыслях не хочет укладываться тот факт, что четырёх тварей, которые едят людей, только что замочили около его дома. Дверь в подъезд не сочетается с пятном крови на ней, на крыльце не должно быть полусгнившего окровавленного тела какой-то женщины.
Просто не должно быть.
— Хён, — мягко вибрирует над ухом низкий тэхенов голос, и его владелец опускает на плечо большую ладонь.
Юнги становится теплее. Он приходит в себя, отрывает взгляд от зловеще-тёмного окна в их квартиру и оборачивается на Кима. У того Тэгу — тоже родной город, и, судя по кровавым трещинкам на губах, он разделяет с Мином те же чувства.
Ему тоже страшно и жутко не по себе.
Юнги несколько раз мелко кивает, показывая понимание, и делает шаг в сторону многоэтажки. Шумно сглатывает, проталкивая в горло собственные эмоции.
Потом как-нибудь даст им волю.
— Чонгук, ты с арбалетом и лучшей реакцией идёшь первым. Шуга второй — будешь показывать дорогу и светить фонариком. Я замыкаю. Чимина с Джином в центр, — около входа суетится Намджун, ставя парней в колонну, потому что им предстоит идти по узким лестницам и коридорам, где в любой момент из-за угла может выскочить мертвец. — Вы и так знаете, но никакого огнестрела! Иначе мы оглохнем. И строй не нарушаем. Всё ясно?
Шестеро друзей синхронно кивают.
— Гук, — хрипит Мин, — наша квартира на третьем этаже. Как заходишь, лестница сразу налево.
— Понял, — отзывается Чонгук и напрягается всем телом. Кажется, что тронешь — лопнет, как шарик, который надули слишком сильно. Для него, хоть он и рисковал постоянно сильнее всех, каждый раз был, как первый. По жилам вместо горячей крови всегда неизменно тёк холодный ужас.
Чон выдыхает, распахивает дверь и молниеносным движением вскидывает арбалет. Юнги щёлкает фонариком, и этот звук почему-то кажется чрезвычайно громким, эхом отражаясь от голых стен.
Чонгук осматривается и на полусогнутых ногах двигается дальше, целясь из арбалета то в одну, то в другую сторону, проверяя каждый угол. Воздух наэлектризован до предела и, кажется, скоро начнёт бить током. И бил бы, но вот Юнги — диэлектрик, он сосредоточен на другом. Мин с ноткой ностальгии подмечает знакомые с детства детали: небольшую вмятину в стене, наклейки рядом с лифтом, поцарапанную деревянную дверь соседей.
Кровавые разводы на полу, которых явно раньше здесь не было.
Таким образом они доходят до второго этажа, как Джин, видимо, идущий за Тэхёном, глухо интересуется:
— Тэ… а на кой-чёрт ты взял с собой снайперскую винтовку?
Ким-младший ласково гладит висящее на спине оружие (которому наверняка и имя успел дать — в этом Юнги не сомневается) и важно произносит:
— Omnia mea mecum porto.* А вдруг пригодится. Не хочу её там одну оставлять.
— Ого, Тэхён, — усмехается Намджун где-то совсем далеко. — Ты у нас Цицерона теперь цитируешь?
— Ты меня недооцениваешь, — младший хитро парирует, а затем самодовольно добавляет: — Я и не такое умею.
Ответить лидер не успевает. Чонгук оборачивается и тихо шипит:
— За-мол-чи-те.
Все мгновенно настораживаются, фокусируя взгляды на площадке между вторым и третьим этажами. На ней спиной к ребятам стоит мертвец и медленно качается из стороны в сторону. Он весь в грязи, крови и ещё черт его знает в чём. Одет в футболку и спортивные штаны, которые порваны в нескольких местах. Кожа бледно-желтая, с виднеющимися сквозь полупрозрачную оболочку иссохшими тёмными венами.
Монстр, кажется, не замечает ребят и находится в совершенно другой Вселенной. Кажется. Казалось. Чонгук какого-то черта промахивается и попадает в шею.
Мёртвый, мерзко хрустя, резко выворачивает на них свою голову и оказывается гораздо отвратительнее, чем можно было подумать. Окровавленная нижняя челюсть висит отдельно от тела на тонких лоскутках гниющего мяса, а носовая перегородка неестественно выгнута, будто человеку сломали нос до того, как он умер, и это осталось увековеченным в ходячем трупе. Он порывается в сторону ребят, летит по ступенькам прямо на испуганного и заледеневшего Чонгука, который не успевает перезарядить арбалет.
Слишком долго для двенадцати ступеней и обезумевшего монстра.
Слишком долго, чтобы успеть выжить.
Юнги резко тянет Чона за ткань толстовки назад, и впечатывает подоспевшему зомби топор в череп.
Шестеро ребят столбенеют и даже не дышат, кажется, а Мин, как ни в чём не бывало, бесцветно произносит:
— Это был мой сосед, — он упирается ботинком в голову мёртвому и вытаскивает топор. Тот грохается на ступеньки. — Земля Вам пухом, Чонвон-ши. А ты, — Юнги поворачивается к Чонгуку, который остался ровно в том же положении, в котором его оттянул Мин, будто в каменную статую превратился, — больше так не промахивайся, блин. А если и промахнёшься, то не стой, твою мать, а сразу отходи, если сделать больше ничего не можешь. Ясно тебе?
Макнэ кивает, и Юнги усмехается, потому что вспоминает, как в первые дни после катастрофы они с Чонгуком, который тогда вёл себя удивительно агрессивно (от нервов, наверное), повздорили, так как тот хотел как можно быстрее отправиться в Пусан, к родителям. В одиночку. Мина тогда взбесило это проявление, как ему казалось, чистого инфантилизма и эгоизма, поэтому Юнги в нескольких нецензурных предложениях объяснил, что «Он пылинка без своих хёнов, и какого вообще чёрта младший спал, пока по радио рассказывали о толпах мертвецов, с которыми он один не справится».
Чонгук, конечно, обиделся, но никуда всё же не пошёл, а потом, под влиянием более «добрых» старших и вовсе согласился со всем тем, что сказал Мин.
Даже прощения попросил.
Как мило.
— Это было мощно, — звонкий хосоков голос вырывает Юнги из воспоминаний и возвращает обратно в компанию парней и одного трупа (к счастью, больше не ходячего). — Молодец, хён!
— Спасибо, — бурчит он в ответ.
— Тэ, — вмешивается оживший Намджун, — поменяйся местами с Чонгуком. Я думаю, тебе лучше больше не идти впереди, согласен?
Макнэ ничего не отвечает, вытаскивает стрелу из шеи мёртвого, затем идёт к Тэхёну, отпихивает его и вклинивается в колонну. Мин замечает, как обеспокоено, задерживая взгляд дольше, чем нужно, Ким рассматривает младшего и усмехается неуместной мысли о том, какая отличная всё-таки из этих двоих вышла бы пара.
— Хён, ты говорил, что третий этаж? Какая квартира? — спрашивает Тэхён, проходя мимо Юнги и вставая на своё место.
— Поднимаешься и сразу направо. Тёмно-коричневая деревянная дверь, — хрипит Мин, и у него чуть ли ноги не подкашиваются от вновь подступившей к горлу паники. И живот скручивает тугим узлом, будто бы кто-то специально с силой потянул за невидимые нити.
Ступенька.
Вторая.
Дверь виднеется за ржавыми перилами.
Седьмая.
Чертовски, практически нереально близко.
Двенадцатая.
Юнги хочет развернуться и бежать, что есть мочи.
Дверь в его квартиру прямо перед его носом. И он не хочет туда заходить. Потому что за ней — неизвестность.
— Хён, извини за вторжение.
Юнги не замечает, как рядом вырастает Хосок с топором наготове, и они с Тэхёном начинают невозмутимо долбить дверь, потому что иначе её не открыть. Заперта.
Интересно, когда её открывали последний раз? И для чего? И открывали ли вообще со дня катастрофы?
Может быть, в коридоре сейчас лежит разлагающийся труп, а Мину и невдомёк. Будет ли он кричать? Захочет ли он тут же убить себя? Или он и сам станет этим трупом в коридоре, потому что сейчас, кажется, сойдёт с ума?
— Шуга.
Юнги вздрагивает. Смотрит в коридор, еле заметно улыбается и чувствует, как внутренности ударяются об пол, потому что почти поверил в лежащее там мёртвое тело, которое, к счастью, существовало и существует исключительно в его воображении. Мин переступает через порог, вдыхает застоявшуюся пыль, судорожно выискивая в ней металлический привкус, как в доме у Намджуна, и хрипит, дрожа всем своим существом:
— Вот я и дома.
Никакого металлического привкуса нет.
Юнги забывает обо всём и, первым делом, заглядывает в каждую комнату. Потом поностальгирует, потом обнимет любимого плюшевого Кумамона, потом, потом, всё потом.
Сначала надо убедиться, что в доме нет его мёртвых родителей. Что нет кровавых разводов.
Что нет ничего, что заставило бы его орать от ужаса.
***
У ребят договорённость: когда кто-то проверяет свой дом — они ждут у входа, пока их не позовут. Поэтому пока Юнги беззвучно юркает из комнаты в комнату — остальные толпятся в коридоре.
Чонгук сползает по стене с жёлтыми обоями, опускаясь на корточки. Он в добрых двух метрах ото всех, прожигает ламинат взглядом угольно-чёрных глаз. И внутри у него такого же цвета ненависть.
Чонгук мускулистый, Чонгук сильный, Чонгук рослый не по годам, вот только все забывают почему-то, что внешность не показатель возраста. Да, он стреляет лучше всех, потому что несколько лет ходил на курсы по стрельбе, но его руки всё ещё предательски дрожат, когда в трёх метрах от себя он видит ходячий труп. Потому что он, может, и сексуальный до ужаса золотой макнэ, но ему всё ещё девятнадцать, и он всё ещё мальчишка, а надежды возлагаются такие, будто двадцать девять, и это давит до хруста костей. А самое страшное, что эти самые надежды он добивает самокритикой и начинает требовать от себя чего-то совершенно нереального.
Рядом что-то тихо шелестит, а затем оглушает громким звоном. Тэхён пытался снять снайперскую винтовку, чтобы присесть рядом, и уронил её. Хён-недоразумение, хён-неловкость. Хён, в которого Чонгук влюблен уже полтора года, чёрт бы их побрал. И сказать об этом боится, потому что
ещё совсем мальчишка и на такие животрепещущие выходки у него не хватает смелости. Для него проще завалить толпу зомби, чем признаться в любви.
— Гуки, ты как? — Ким плюхается рядом.
Чон зажмуривается на секунду и втягивает воздух. Думает: «Каким образом он может пахнуть так прекрасно в условиях зомби-апокалипсиса?!», — а вслух произносит:
— Никак.
— Почему? — просто спрашивает старший и смотрит своими шоколадными глазами куда-то глубоко в душу.
— В смысле «почему»?! Я подвёл…
— Ты никого не подводил, — Тэхён всегда обрубал все попытки самобичевания на корню, за что Чонгук благодарен, на самом деле, потому что иначе он бы давно потонул в самом себе. — У всех есть право на ошибку. И у тебя тоже. Все же хорошо закончилось.
— А если бы Шуга-хён не успел? — Чон беспощадно впивается ногтями в ладонь и сильно стискивает зубы от боли.
— А если бы здание обвалилось, и мы все погибли бы ещё в тренажёрном зале? — парирует Ким, проникая своим мягким басом в самое сердце. — А если бы в этом доме была толпа мертвецов, а не всего лишь один? Понимаешь, Гуки, сегодняшнее происшествие — всего лишь происшествие, из которого ты должен извлечь урок, — Тэхён тянется к рукам Чонгука и аккуратно разжимает кулаки, обжигая кожу своими прикосновениями. — Смысл корить себя за прошлое, если у тебя ещё есть будущее? И если прошлое ты изменить не в силах, то будущее всегда в твоей власти.
И Чон понимает. Действительно понимает. Но не успевает разлиться в благодарственных речах: возвращается Юнги, который кажется бледнее обычного. Все замирают и замолкают, сосредотачивая внимание на друге. Он хрипло и медленно выдавливает:
— Ни документов. Ни телефонов. Ни предметов гигиены. Денег тоже нет. Они… Они, кажется… — Мин делает паузу, а затем шёпотом выдыхает. — Выбрались. Боже… Они выбрались. Хотя бы из этой квартиры, н-но…
И Юнги начинает плакать. Впервые за последние несколько лет.
Он сиротливо стоит посреди пустого коридора, сжавшись и становясь от этого ещё меньше, чем обычно, шмыгает носом, и кажется совсем беспомощным и одиноким.
Но это быстро исправляют.
Мина чуть не сносит с ног Хосок, сорвавшийся с места и стиснувший его в наверняка удушающих объятиях. Встаёт Тэхён, спотыкается о собственную снайперскую винтовку, и идёт к Юнги, сам чуть ли не рыдая. За ним хвостиком увивается Чонгук, которого обгоняет бегущий Чимин. Завершающим аккордом служат контрастирующие Намджун и Джин, потому что у одного на лице железная серьёзность, а у второго милая полуулыбка.
— Вы всё чёртовы неловкие идиоты, какого фига вы творите, — дрожащим голосом бубнит Мин Хосоку в ключицы, заставляя того громко рассмеяться.
— Кто бы говорил! — восклицает Сокджин и нахально хмыкает, когда замечает, что скованный в движениях Юнги не может до него дотянуться, чтобы ущипнуть или треснуть.
— Тепло… Вечно бы так стоял, — Тэхён явно чувствует себя лучше всех и с блаженной улыбкой запрокидывает голову, прижимаясь затылком к плечу Чонгука, заставляя того нещадно краснеть от такого, казалось бы, совершенно невинного движения.
И плевать, что родители, возможно, не добрались до пункта эвакуации. Плевать, что там их, быть может, не успели принять.
Если мир вокруг — сплошная неизвестность, то надежда — это спасение. И пока они не выкопали могилы — надежда живёт, и это единственное, во что хочется верить. И верится, потому что если этого не сделать — погибнешь.
Поэтому если налицо признаки того, что они поехали хотя бы туда, то лучше думать о том, что они уже далеко. А главное: в полной безопасности.
***
Зомби-апокалипсис. Опасность за каждым поворотом, смерть, поджидающая за каждым углом, и животный страх, растекающийся по телу. В таком мире всё длится недолго, потому что сама жизнь сокращается.
Но счастливые моменты не являются исключением.
Когда ребята нашли минивэн, они чуть ли не плакали от радости, потому что многие уже смирились, что путешествовать придётся по отдельности, на двух машинах. Но им повезло. Мало того, что автомобиль оказался незаблокированный и в него с лёгкостью можно было проникнуть, так ещё и в зажигании висел ключ.
Единственная проблема была в том, что на водительском месте сидел труп, который надо было с него скинуть. И этот момент клеймом отпечатался в памяти Сокджина, как одно из самых сильных потрясений.
***
— Т-так, — нервно начинает Намджун, оглядывая парковку, — все видят вон тот серебряный минивэн? — он немного трясущейся рукой показывает на машину, которая стоит чуть левее уничтоженного шлагбаума, рядом с которым ошивается толпа зомби.
— Да не-е-ет, — испуганно перебивает Хосок. — Это же чистой воды самоубийство.
Лидер игнорирует высказывание друга:
— На счёт три — бегом к нему, — продолжает тараторить он. — Джин, ты водитель, — Намджун замолкает, бегло оглядывает ребят и начинает отсчёт. — Итак, раз…
— Сумасшедший, — шепчет Сокджин и нервно прикусывает губу. Он сжимает в руках пистолет так, будто тот является его последней жизненной ниточкой и судорожно убеждает себя, что всё будет нормально, потому что иначе быть не может.
— …три!
Все разом срываются с места.
— Боже мой! Боже, боже, боже! — в панике выкрикивает Хосок, но не сбавляет темпа. Почуяв еду, с сидений некоторых машин неожиданно стали вываливаться зомби. — Да откуда они только берутся?!
Чем ближе злосчастный минивэн, тем больше на парковке мертвецов. Чёртова прямая пропорциональность. И в довесок к ней страх, увеличивающийся в геометрической прогрессии. Простая математика смерти.
Парни мигом открывают двери и врываются в незаблокированную машину, чуть не оторвав дверные ручки: теперь дело только за Сокджином — он оббегает машину и собирается сесть на водительское.
Но на нём сидит труп.
— Выкинь его к чёртовой матери отсюда! — кричит Юнги не вовремя окаменевшему другу, который смотрит на бездыханное тело.
Чуть не задев ухо Кима, стрела отправляется с переднего пассажирского прямиком в лоб зомби, в несчастных паре метров от спины Джина.
— Хён, твою мать! — ревёт Чонгук, попутно заново натягивая тетиву лука и прицеливаясь. — Стащи его с грёбаного сиденья!
— Я-я не мог-г-гу! — вопит Сокджин, в панике тряся головой. В голове у него визжит бегущей строкой: «Нет, нет, нет, нет!», а мимо свистит ещё одна стрела, которая через долю секунды погружается в полусгнившее мясо.
— А жить ты хочешь или нет, блин?! — макнэ, кажется, никогда в своей жизни так не злился. Сейчас на парня страшно смотреть, у него даже вены на шее вздулись: настолько он нервничает и беснуется. — Чёрт!.. Через шлагбаум пошли!
— Да какого хрена ты стоишь?! — не выдерживает Намджун, крича это не своим голосом.
Подействовало. И пробудило в Киме необходимый инстинкт самосохранения. Он зажмуривается и, схватившись за куртку неизвестного, резким движением сбрасывает того на асфальт, сопровождая это брезгливыми испуганными стонами и вскриками, а затем тут же заскакивает в машину и хлопает дверью так, что стекла вибрируют. Всё это происходит настолько быстро, что, кажется, сам Джин не до конца понял, что случилось.
Все одновременно облегчённо выдыхают.
— Извините, — тяжело дыша бормочет Сокджин и потирает покрасневшие от смущения уши. Ему до ужаса жарко, но при этом на лбу и спине выступает ледяной пот, парадоксально доводящий до мурашек. Парень пытается выдавить из себя оправдание. — Я… я н-не…
— Всё нормально, — тихим голосом говорит лидер, похлопав старшего по плечу и не обращая внимания на злющего Чонгука. Тот бубнит что-то про потраченные стрелы, сдабривая это нецензурной лексикой, за что, вообще-то, мог бы получить от хёнов, но сейчас им не до этого. — Идея была моя, так что и ответственность нести мне. — Он выдерживает небольшую паузу, а затем меняется в лице и неожиданно бодро произносит. — Курс на Коян! — и передаёт водителю карту.
***
Джин всегда блокировал машину, когда они оставляли её без присмотра. Ему думалось, что лишним не будет: мало ли что, в конце концов, может произойти?
Вот только подобное в условиях дикого мира не спасает, и на улице вопит сигнализация, в унисон с писком ключей в кармане Сокджина.
А затем слышится звон разбивающегося стекла.
