***
Школьный колокол ударил двенадцать раз, обозначив начало обеденного перерыва в Дурмстранге, но Каркаров, не обратив на это никакого внимания продолжал нервно мерять шагами свой кабинет. Целую неделю перед Игорем стояла дилемма — говорить или нет, теперь, скорее всего, придется пожинать плоды принятого решения, первый из которых непременно должен явиться сегодня в школу. Деятельный характер Словены Игорь успел изучить досконально и практически был уверен, что как только Иветта расскажет тетке о письме, та сразу же отправится совестить непутевого племянника. Нужно было заниматься делами школы, но мысли директора сейчас были далеко от закупки защитных костюмов из драконьей кожи и прохудившейся на донжоне черепицы. Почти семь лет спокойной жизни немного стерли из памяти ужасы последних месяцев пребывания в Британии. Только спустя два года после возвращения Каркарову перестала сниться камера Азкабана, плащи дементоров и сумасшедший смех Аластора Грюма. Уже не казалась хорошей идея примкнуть к Темному Лорду; революционером хорошо быть, когда ты молод и глуп, с возрастом начинаешь ценить прелести мирной жизни, не опасаясь прослыть провинциальным сибаритом. Трусость, в которой тебя обвиняли, когда ты на суде называл всем известные имена, кажется теперь попыткой сжечь мосты, да и какой смысл цепляться за людей, которые тебе не стали толком ни друзьями, ни соратниками. Единственным, что объединяло их было рабское клеймо на предплечье и обезумевший хозяин. Более не было восторженных юношей, которые хотели возродить древние магические практики, собирая по всему миру полуистлевшие трактаты и стараясь сделать для Британии то, что сейчас Игорь делал для Дурмстранга — сохранить имеющиеся и возродить утерянные практики. Зачем он полез в политику чужой, по сути, страны, менталитета которой толком не понимал, сейчас это казалось каким-то помешательством, но тогда он с благоговением произносил Морсмордре, уничтожая, как ему тогда казалось тех, кто выступает против самой Магии. Хорошо быть благородным, когда ты силен и богат, эту простую истину Игорь понял только сейчас. Больше не было труса-Каркарова, теперь он уважаемый человек, директор, которого совершенно не мучает совесть, просто нет смысла, жизнь продолжается. Состояние дел рода можно посчитать удовлетворительными, жаль, отец уже этого не увидит. И пусть семьей Игорь не обзавелся, но он воспитал Иветту, и, как все педагоги, а в особенности директора учебных заведений, оказался «женатым на работе». Уже год, как он не испытывал щемящей боли в сердце, заходя в старый особняк в Болгарии. Вопреки тетушкиным домыслам, Игорю было элементарно некогда жить где-то, помимо школы. Огромный организм Дурмстранга требовал постоянного присутствия директора, позволяя раз в год отлучиться на неделю-две в какую-нибудь научную экспедицию, но не чаще. Во время последней экспедиции в Аркаим Каркарова дважды вызывали в школу, после чего он зарекся куда-то ездить, отправляя в такие поездки профессоров, надеясь, что еще пара лет и ущерб, нанесенный программе прошлым директором можно будет считать компенсированным, и тогда будут и экспедиции, и отдых, но пока еще не время. Мелодичная трель с директорского стола разорвала тишину кабинета, привлекая внимания Каркарова. Небольшое зеркало в простой рамке, стоящее на столе, начинало показывать коридор и оповещало директора, когда какой-нибудь посетитель касался ладонью круга, расположенного на двери кабинета. Игорь заглянул в зеркало и увидел у двери своего кабинета пожилую даму в шляпке с черной вуалью. Тетушка. Быстро же ее черти принесли, а он еще не успел придумать, как будет оправдываться, а оправдываться-то придется. Мысленно отдав приказ зеркалу впустить посетителя, Игорь уселся в директорское кресло, постаравшись принять как можно более деловой и сосредоточенный вид, доставая из стола не так давно убранную кипу бумаг. Тетушка царственно вплыла в кабинет, окинув племянника недовольным взглядом, и без разрешения присела в посетительское кресто, даже не поздоровавшись, что говорило о ее крайнем недовольстве. Молчание затягивалось, начать разговор первым означало для Игоря признать безоговорочную капитуляцию и начать каяться, чего он допускать не собирался. — Нет, Игорь, ты уже взрослый мальчик, я отчитывать тебя не буду, — вдруг начала Словена, — но ты мог бы хотя бы посоветоваться, я не чужой ей человек, и почему я узнаю об этом не от тебя? — вопреки сказанному тетка скорее отчитывала племянника, чем просто констатировала факт. — Ты бы посоветовала скрыть от нее письмо, разорвать, выкинуть и сделать вид, что его и не было? — скривился Каркаров. — Нет, но… — начала тетушка, но Игорь не дал ей договорить, перебивая. — Опустим моральный аспект, с муками совести я уже худо-бедно научился бороться, но если бы потом по прошествии месяцев, лет она узнала, что могла бы стать наследницей огромного состояния, и этот шанс отнял у нее я, то я не только потерял бы практически дочь, но и стал бы ей злейшим врагом, и не из-за денег, нет, из-за лжи, котороую она бы мне точно не простила, — выдохшись Каркаров уставился в бумаги, даже не взглянув на тетку. — Все сказал? — Словена достала белоснежный платок из ридикюля и обмахнулась им, — душно у тебя, — немного помолчав она продолжила, — я не предлагала скрывать от девочки это присьмо, но то, как ты его преподнес, как не подумал о ее безопасности, не взвесил все возможности и подводные камни, меня просто поражает. Ты никогда не пытался планировать что-либо, полагаясь на авось, странно, что школой ты кое-как научился управлять. — Прыгнуть порт-ключом из нашего филиала банка в головной — это не охота на нунду, тетушка, не сгущайте краски, — покачал головой Игорь, — а вот уже имея какую-то информацию, по возвращении Иветты, можно было бы уже говорить и о плане, и о безопасности. — Допустим, но что делать с другими возможными наследниками, которые непременно ее увидят, быть того не может, что у такого древнего рода осталась всего одна претендентка на наследство, — не унималась Словена. — Сейчас уже совсем другое время, тетушка, никто не будет бросаться в нее авадами, упаси Мерлин, тем более в банке, а на какую-то более серьезную пакость требуется, чтобы она хотя бы вышла из здания, — Каркаров взял в руки перо и подписал договор поставки защитных костюмов, сворачивая пергамент трубочкой и бросая в стол. — Выясни, пожалуйста, как сейчас обстоят дела в Британии, по своим каналам, а я постараюсь сделать это по своим, — Словена поднялась из кресла и пристально посмотрела на племянника, — и заходи ко мне послезавтра, думаю к тому времени мы уже будем обладать хоть какой-то полезной информацией. Когда дверь за тетушкой захлопнулась Каркаров буркнул себе под нос «В Азкабане все мои каналы, будто ты не знаешь» и швырнул перо на стол, понимая, что сегодня нормально поработать ему не удастся.***
Иветта выпустила из слухового окна на чердаке небольшую серую сову, которая унесла послание мастеру Сальвани. «Легко сказать — отдохни, погуляй, не вспоминая о чем-то», — думала девушка, глядя на пустой насест и пыльное оконное стекло. Лучи весеннего солнца подсвечивали пыль, кружащуюся в воздухе золотистым светом, наполняя старый чердак уютным, и каким-то волшебным спокойствием. Лет в двенадцать Иветта любила забираться на чердак, отвоеванный у боггарта и читать приключенческие романы, написанные магами, сквибами и магглами, представляя себя на месте героев — отважных мореплавателей, великих волшебников и волшебниц, искателей сокровищ, но уж точно не прекрасных принцесс. Жить в ожидании чего-то претило ее натуре, было в том виновато влияние тетки, или это была черта характера, доставшаяся от неизвестных ей родственников, Иветта не знала, но никогда не могла сидеть сложа руки, особенно, если оставалась нерешенной какая-то задача. Хотелось бежать по улицам магического квартала в сторону филиала Гринготтса, схватить портключ и тотчас же переместиться в Британию, чтобы узнать о древнем роде артефакторов, и, если бы не просьба тетушки, именно так Иветта и поступила бы. После того, как девушка узнала о родовом даре не осталось больше неуверенности и безразличия, с которыми она отнеслась к письму вначале. Будто что-то щелкнуло в голове, маня Иветту в Лондон, обещая знания, поддержку и исполнение мечты. Иррациональное, неправильное чувство, будто пришедшее откуда-то извне, зовущее голосом сирен. Сравнение не очень понравилось Иветте, горячо любимые ею мифы Древней Греции достаточно прозрачно описывали то, что случалось с моряками, заслушавшимися пением сирен. Спустившись с чердака по скрипучей крутой лестнице, Иветта пошла на кухню, надеясь побаловать себя чашкой чая с чем-нибудь сладким. На кухне царило оживление, под бдительным взглядом Михо по кухне летали продукты и посуда, создавая в воздухе удивительный танец — вот с плиты чуть приподнимается разогретая сковорода, и в нее падают отбитые кусочки мяса, масло шипит и по кухне начинает распространяться дивный аромат. На разделочной доске ножи сами нарезают овощи в салат, а в просторной миске само месится тесто. Всем этим дирижировал бородатый домовой, одетый в просторную вышитую белую рубаху с поясом, поверх которой был надет синий жилет в тон широким штанам, заправленным в невысокие сапоги. — Чего изволите, маленькая пани? — не отрывая взгляда от кухонного концерта басовито спросил Михо. — Чаю со сладостями, если не сильно отвлеку, — Иветта присела на массивный табурет из мореного дуба, стоящий около одного из пустующих кухонных столов. Кухня не была огромной, но точно смогла бы вместить еще пару домовых, управляющихся с другими блюдами. Заварочный чайник медленно подплыл к Иветте и чинно приземлился на стол рядом с ней, следом за ним спланировала фарфоровая чашка и с мелодичным звоном приземлилась на блюдце, сахарница сделав по кухне небольшой круг через секунду также стояла на столе, чайная ложка вылетела из выдвинувшегося ящика и заняла свое место на блюдце. Из холодильного шкафа выползла тарелка с крошечными пирожными, также направляясь в сторону стола. Наливая в чашку чай, Иветта наблюдала, как огромный пузатый чайник ловко доливает в чашку кипяток. — Спасибо, Михо, — девушка прикрыла глаза от удовольствия делая первый обжигающе-горячий глоток чая, беря с тарелки крошечную трубочку с заварным кремом. Недалеко от домового на полу возлежал, умываясь, недавно отобедавший Василь, довольное урчание которого иногда заглушали звуки кухни. — Да было бы за что, — ухмыльнулся в бороду домовой, — зовет тебя кровь-то, панночка, а? — подмигнул Михо. — Опять говоришь загадками, — закатила глаза Иветта, — всякий раз говорю тебе, что если ты хочешь быть понятым и понятым правильно, говори как есть, или тебе нравится, когда все вокруг тебя лопаются от любопытства? — Вот так прямо и расскажу хозяйке — баловалась пирожными перед обедом, аппетит портила, — хохтнул домовой, — да не переживай ты, то дело не дурное, своя-то кровь зла желать не будет, слушать надо себя, а не людей, людей, конечно, тоже надо, но себя в первую очередь, на то вы и маги-чародеи. — Ты, видимо не слышал про подчиняющие заклинания, зелья и артефакты, — скривилась Иветта, — ведь «на то мы и маги-чародеи», — передразнила домового девушка. — Да неужто ты пропитанного зельем пергамента от обычного не отличишь, выпускница уже, даже не студентка, — махнул рукой домовой, — да и надо оно зеленошкурым как рыбе зонтик, их дело предупредить, а там уже ваше дело — чародейское — ехать, не ехать, а не приедете — им же лучше, деньги в обороте целее будут, а то кто вас знает, наследничков. — Спасибо, успокоил, — рассеянно отпивая еще глоток чая, Иветта вспоминала исходил ли от пергамента какой-нибудь запах, сыпалось ли с него что-нибудь и был ли он странного цвета. Вроде нет, но лучше было бы проверить, хотя в уютной кухне все казалось не таким страшным, да и назойливое желание прямо сейчас куда-то бежать поутихло. — Хозяйка велела подавать обед к полтретьему, вернуться обещали, на тебя-то накрывать? — кивнул Иветте домовой. — Накрывай, — находясь где-то в своих мыслях девушка отодвинула чашку, пробормотала «спасибо» и направилась к выходу их кухни, — я в сад зайду, на солнышке постою, — сообщила она Михо, — скажи тете, если придет, что я там. Вслед за ней вальяжно двинулся Василь, помахивая кисточкой на кончике хвоста. Задняя дверь дома вела в сад, который на данный момент не радовал буйством красок. Листья на деревьях еще не распустились, а прошлогодняя трава желтела куцыми островками в весенней грязи, которая непременно появляется после того, как тает снег. Оплотом своеобразной красоты и порядка оставались только огромные стеклянные теплицы, вне зависимости от времени года имеющие одинаковую температуру, влажность воздуха и неизменное освещение. Солнечные лучи отражались от прозрачных стекол, за которыми росли самые удивительные растения, которые Иветта видела в своей жизни. Даже теплицы Дурмстранга, в которых она провела немало часов, не могли похвастаться такой опасной, редкой, но в тоже время невероятно красивой флорой. Из приоткрытой двери ближайшей к дому теплицы выглядывала лиана, впитывая первые весенние лучики, гибкая прочная с зубастой чашкой на кончике, она казалась неподвижной. — Хей, Грин, — помахала лиане рукой Иветта, глядя, как чашка приподнимается с крыши теплицы и двигается из стороны в сторону, тоже своеобразно махая ей. Грин был хищной полуразумной тропической лианой, которая не просто так росла именно в ближайшей ко входу в сад теплицей. Грин был охранником, следил за порядком, отгонял от сада птиц, ел насекомых и явно был бы не прочь подкрепиться достаточно глупым, чтобы залезть сюда, грабитем. Солнышко пригревало, и Иветта подставила ему лицо. Василь тоже вышел в сад и теперь, аккуратно огибая лужи и грязь, шел по направлению именно той теплицы, не вызвав у Грина абсолютно никакой реакции. Зеленый монстр уже снова лег на крышу теплицы, наслаждаясь долгожданным солнцем. За зиму он достаточно насиделся в теплице, и теперь ему хотелось расползтись по всему саду, но мешала погода и грязь, поэтому Грин мог только в полдень ненадолго выглянуть из своего убежища. Дойдя до теплицы Вались утробно мяукнул, привлекая внимание лианы, этот ритуал продолжался каждый день с ранней весны до поздней осени. В хорошую погоду Василь приходил к теплице, а Грин подставлял свою чашку под лохматый живот книззла и переносил его на крышу теплицы, где они в тишине наслаждались теплом и покоем. В этот раз они решили не нарушать традицию, не хватало только Словены, перемещающейся от теплицы к теплице и проверяющей свое хозяйство. Иветта вдохнула пьянящий весенний воздух, запах мокрой нагретой земли, просыпающихся на деревьях почек, вроде бы ничего особенного, но именно этот запах каждый год знаменовал наступление теплых деньков. Домашние туфли испачкались, но Иветта решительно пошла в глубь сада, где стояла старая резная деревянная скамейка, скорее всего уже подсохшая, на нее можно было присесть, подставить лицо солнышку и думать о том, как уже завтра они с тетушкой пойдут в Гринготтс навстречу приключениям, которые, Иветта была уверена, ее непременно ждали.***
Яркая вывеска «Портально-совиная почта» давно поселилась на маленьком домике по Министерской улице Гданьского магического квартала, именно туда и направлялась статная пожилая дама в строгом, длинном темно-синем платье, мантии и аккуратной шляпке с вуалью. Прелесть этой конторы заключалась в том, что за достаточно приличную сумму денег они обещали за час доставить письмо в любую точку мира, этим и собиралась воспользоваться Словена Каркарова, в попытке добыть необходимую информацию по «своим каналам». Контора предоставляла небольшие уютные кабинеты, где посетитель мог в тишине, не торопясь, написать письмо, а потом отправить его. Понятно, что большинство людей приходили сюда уже с написанными письмами, но Словене идея написать своей давней знакомой пришла достаточно внезапно. Звякнул дверной колокольчик, и Каркарова, кивнув пану Мнишеку, восседавшему за конторкой, прошла в свободный кабинет и прикрыла дверь. Писчие принадлежности лежали на столе, как и пергаменты с особым тиснением, на котором угадывался герб конторы — сова с распростертыми крыльями на фоне высокого стационарного портала. Немного подумав и кивнув Словена обмакнула перо в чернильницу, начав писать, немного отступая от края желтоватого пергамента:«Здравствуй, дорогая Августа. Два дня назад получила твое письмо с приглашением на Брюссельскую выставку, меня очень заинтересовал новый вид магических росянок и гигантских венгерских мухоловок. Буду непременно, о чем дополнительно сообщу в начале июня. Жду тебя сегодня на вечерний чай, если не занята, давно мы с тобой не секретничали. Надеюсь, у вас, в Британии столь же легко добраться к старым друзьям, как и у нас. Если не получится, заходи, как сможешь, я практически всегда дома. 14:00 15.03.1989г. Гданьск Словена Каркарова»
Свернув письмо и капнув капельку воска, Словена написала на обратной стороне «Августе Лонгботтом (Лонгботтом-мэнор)», выйдя из кабинета она положила письмо на конторку. Пан Мнишек взял у Каркаровой письмо и золотую монету, покивав на ее просьбу отправить письмо как можно скорее. После полумрака почты, солнце буквально ослепило Словену, аппарировавшую прямо с порога почты к крыльцу своего дома. В холле было пусто, и у Каркаровой возникла мысль, что Иветта, не дождавшись убежала в Гринготтс, но успокаивало то, что воспитанница всегда отличалась благоразумием. Михо появился, забирая у хозяйки мантию и шляпу: — Маленькая пани просила передать, что будет в саду, — передал домовик, аппарируя в гардеробную своей хозяйки, услышав, что той больше ничего не требуется. Словена прошла холл насквозь и открыла заднюю дверь, выходя в сад. В саду все было как обычно, Грин с Василем грелись на солнышке, деревья отходили от зимней спячки, в теплицах с утра ничего не поменялось. Порядок во всем, что касается работы, Каркарова соблюдала неукоснительно, поэтому в теплицах не только выживали, но и размножались даже самы редкие и прихотливые образцы магической флоры. Проходя мимо первой теплицы, Словена погладила опустившуюся к ней чашечку хищной лианы, которая как обрадованный появлением хозяйки пес крутилась вокруг Каркаровой. Иветта обнаружилась на единственной в саду скамейке, которая подходила для отдыха в это время года. В беседке было еще слишком холодно, а голые ветки плюща навевали уныние, зато нагретая солнцем деревянная скамейка подходила как нельзя лучше. — Обед будет через пятнадцать минут, — Словена присела на противоположный от Иветты край скамейки, щурясь от яркого солнца. В отличие от воспитанницы, Каркарова больше любила наслаждаться летней прохладой в тени, а весной предпочитала не выходить в такую ясную погоду без особой надобности. — Пойдем, я, кажется, задумалась и уснула, — сонно сказала Иветта, открывая глаза. Ей снился замок, холодный, неуютный и пустой, по анфиладам, залам и коридорам гулял ветер, лестницы кое-где пришли в негодность, старинная мебель рассохлась, гобелены на стенах выцвели, и только портреты в галереях поражали яркостью красок, люди на портретах смотрели на Иветту, будто ожидая чего-то, с укором и надеждой. Девушка потрясла головой, прогоняя сон и резко поднялась со скамейки, отчего голова слегка закружилась. Словена последовала на ней, очищая заклинанием свои и ее туфли, уже зайдя в дом. В столовой Михо уже накрывал стол, манящий такими приятными запахами, пробуждавшими в Иветте аппетит, несмотря на не так давно съеденные пирожные.